Второгодка. Книга 5. Презренный металл

— Чисто по-братски, Жан, — сказал я, когда временной сбой завершился и, приподняв руки, чуть расставил их в стороны. — Всё, всё, успокойтесь, парни. Отзови своих псов. Если я тебе не скажу, то кто ещё скажет?

Боевики подскочили ко мне, но ничего не успели сделать, хотя я уже морально приготовился вступить в неравный бой.

— Стойте! — неохотно окликнул их Князь.

Он поднялся, вытер тыльной стороной ладони кровь из разбитой губы, размазал её по щеке и подбородку. Я ткнул-то не сильно, зубы остались целы. Губёху разбил, да и только. Урок был скорее психологический, чем физический.

— Чисто по-братски, Князь, — повторил я. — Просто ты совсем попутал берега, фрателло. И, между нами, оказался конченым мудаком.

Мобстеры напряглись, но команды атаковать меня не последовало.

— Ты должен понять, — недовольно, пытаясь доказать свою правоту самому себе, выпалил Князь. — Это мои люди, мой народ, моя кровь. Знаешь, что бывает с теми, кто предаёт свою кровь? Они становятся изгоями и теряют связь со своими корнями.

Он горячился. Одно дело натравить псов на того, кто назвал тебя чмом, а совсем другое осознать, что люди реально считают тебя таковым. И тут уж главное убедить самого себя, что ты никакое не чмо, а действуешь единственно возможным и правильным образом. А тот, кто назвал тебя нехорошим словом, сам такой. Короче, кто как обзывается, тот так и называется.

— Да кто тебя просит кровь свою предавать? — усмехнулся я. — Просто в чмо превращаться не стоит ни в каком случае. Когда твоя кровная родня не захотела иметь с тобой дела, когда они отвергли тебя, совсем недавно, когда ты почувствовал, что такое быть изгоем… Помнишь, не забыл?

Он прищурился.

— Не забыл, спрашиваю? А к кому ты прибежал? У кого ты просил защиты, когда тебе некуда было идти, когда негде было ночевать, когда жрать нечего было? Когда твоя кровная родня отвернулась от тебя, кто дал тебе крышу? Кто заплатил за твою еду? Человек другой крови. Добрый самаритянин.

Я махнул рукой, про самаритянина он всё равно ничего не знал.

— А когда на тебя наехали урки, Нос и Золотуха, ты к кому их привёл? За кем ты хотел спрятаться? Я разве не помог тебе?

Он молчал, сжав зубы.

— Я сделал это из страха перед тобой?

Он ничего не ответил.

— А сейчас, когда твои беды остались позади, когда жизнь наладилась, когда у тебя снова всё стало более-менее нормально, что ты делаешь?

Князь поднял руку, махнул своим.

— В машину, — коротко бросил он торпедам.

Те переглянулись явно нехотя, потому что подчинялись не Князю, а Сашко. Но всё-таки послушались и вернулиась к джипу.

— И чего же ты теперь говоришь мне? — продолжал я. — Благодарю тебя, брат мой? Я сделаю для тебя то же, что ты сделал для меня? Нет? А может, ты говоришь, иди вкалывай, иди делай за меня грязную работу, и всё, что ты заработаешь, я заберу себе? Ты это говоришь? И что ж ты за мудень, Жан?

Он тяжело дышал. Слышать эти слова ему было обидно и неприятно.

— А если тебя снова пошлют на три буквы твои сородичи, как они это сделали недавно? — не оставлял я его в покое. — Если они снова решат, что ты обделался, ты снова прибежишь ко мне? Как ни в чём не бывало, да?

— Не прибегу, — прохрипел он.

— Прибежишь, — уверенно кивнул я, — потому что знаешь, я тебя не отвергну, не прогоню, да? А что сделаешь ты, когда я окажусь в нужде? Постараешься поскорее меня прикончить? Молодец, братуха.

— Ты, сука, мне по зубам дал, — процедил он.

— Потому что добрый. За такие дела, Жан, не в зубы бьют, а башку с плеч снимают.

Я с силой ткнул его пальцем в грудь, так что он отшатнулся.

— А я верю, что внутри ты не такой уж и козёл, каким хочешь казаться, — прищурился я. — Просто внутри тебя по-прежнему сидит маленький испуганный мальчик, который боится большого босса Сашко и готов наплевать на свои принципы, и не только на свои, а вообще на человеческие. Подумай. Просто сам для себя, никому не говори об этом. Но прими решение, кем ты хочешь стать? Крутым? Человеком, достойным уважения хоть твоего народа, хоть кого другого? Или дешёвкой? Шнырём на побегушках, который наступит на горло своим братьям, лишь бы большой дядя не лишил его сладкой косточки.

Я посмотрел ему в глаза, и он отвернулся.

— Только косточку эту обглодают до тебя, если ты будешь вести себя как чмо. Подумай, брат. И я пока ещё не закрыл своё сердце для тебя. И у тебя всё ещё есть шанс снова стать Князем, а не Грязью, в которую ты стремительно пытаешься превратиться.

— Ты не понимаешь? — обиженно и горячо воскликнул он. — Сашко! Сашко очень серьёзный человек. Что он сказал, нужно выполнять немедленно, если не хочешь получить охрененные проблемы. Поэтому нужно уметь свою гордость засунуть в жопу и делать то, что тебе говорят. Я делаю, и тебе тоже придётся. Так что прыгай в тачку и не заставляй меня использовать силу. То, что ты мне врезал, так и быть, останется между нами, но я свою задачу…

— У меня важные дела, Жан, — перебил его я. — Скажи об этом Сашко. И ещё скажи, я сам ему позвоню. И вот ещё. Бегунком ишачить я не буду. Забудь. Можешь сказать ему, а можешь не говорить.

— Он же тебя грохнет, Крас.

— Не грохнет, — подмигнул я. — Ведь у меня есть реальный дружбан. Кент. Крутой перец, на которого я могу в трудную минуту положиться. Да? И он не позволит меня грохнуть. Потому что у него охренный железный стержень внутри. Не стержень, а кол! Столб! И он не позволит никому нагнуть себя, как шлюху и грохнуть своего братана.

Я хлопнул его по плечу и сел в свою машину.

Жан не попытался меня остановить и не натравил на меня своих псов. Он просто стоял и смотрел, как я уезжаю. Ну и думал там о чём-то своём. Как жить в этом мире и сохранить уважение людей. Ну, а что. Неплохая мысль.

Честно говоря, я не верил, что мои слова пробьют брешь в стальном панцире, в который он забрался, но я всегда даю людям шанс. Попытка не пытка, верно, товарищ Берия?

* * *

Я доехал до дачи генерала минут за сорок и оказался здесь немного раньше назначенного времени. Вышел из машины, вдохнул свежий холодный воздух, а потом постучал, подтянулся на заборе, заглянул внутрь. Всё выглядело безжизненно. Тачки не было, света не было, дыма тоже не было. И людей не было.

Вернувшись в машину я взял в руки телефон. Пришло сообщение от Сергеева: «Читай» . И ссылка на канал Петрушки. Я, естественно, залез посмотреть. Статья называлась «Лучшая легавая нашего сыска».

Я усмехнулся. Написано было круто, жёстко, хлёстко, как умел только Сергеев. И ещё один московский телекиллер.

Начинался очерк с того, что следователь вообще не женская работа. И о том, что женщины, принимающие на себя это бремя со скорбью, приносят на алтарь закона очень много своих личных жертв. Они жертвуют семьёй, покоем и даже природным предназначением. Но если уж они реализуют себя на этом поприще, то нет им равных. Они вгрызаются жертве в глотку, как бульдоги, и не отпускают, пока не выгрызут кадык.

Там говорилось, что сейчас в СКР, в городском управлении, есть такая очень крутая красотка, которая не оставляет за собой нераскрытых дел. Ну, это, вероятно, было из разряда художественного вымысла, но получилось эффектно.

В статье говорилось, что в настоящий момент именно ей доверили два крайне непростых и довольно резонансных дела. Убийство в, котором подозревают обортня в погонах майора Раждайкина и ограбление бывшей жены начальника областного УВД, во время которого сам начальник получил бутылкой по голове.