Второй Беличий Песок

Устраиваться в этих ямах подсказывал инстинкт, как это сделали в своё время и Макузь с Ситрик, потому как тут удобно греться у костра, не опасаясь при этом нападения со спины, а если уж какое нападение вдруг произошло - можно или разворошить костёр, устроив огненную завесу, или слинять по лежащему стволу на другие деревья. Любой грызь чувствовал себя куда как уютнее, когда за спиной лежали сухие ветки, пролезть через которые неслышно могла только мышь, а белочь и та шумела. Единственное, чем был не особо удобен метод - это надобностью подгадать время наступления темноты, чтобы успеть найти комль и заготовить дров. При пасмурном небе да зимой, да ещё когда шёл снег, в лесу могла наступать такая темнота, что хоть ухо выколи - только лапами наощупь и можно продвигаться. Правда, в такое время и волки с тиграми не ходили, потому как даже их ночное зрение не позволяло видеть в такой темени, а таранить мордой деревья они не любители.

Подрёмывая, нюхая дым и слушая треск веток в костре, Хвойка улыбалась и прицокивала, потому как было уютно, а вдобавок она Трясла, хотя и не трясла в данный конкретный момент. Как цокается белка спит, тряска идёт. На самом деле грызуниха оттрясала в Щенковской Третьей Огородной Вспушне, за что получила немало опыта и свидетельство о том, что да, трясла. Вспушня эта занималась не только огородами, но белка в основном всё время копалась в земле, успев за два года побывать и на залитых полях свеклы, и на зерновых, и на делянках, где растили малодубы.

Эти низкорослые деревца были очень плотные, отчего плохо ломались, и имели большой срок жизни - как сами по себе, так и вслуху сопротивляемости болезням и вредителям. На делянках их обрезали таким образом, чтобы получился столбик с пучком веток наверху - лет за восемь малодуб приобретал нужные размеры и очертания. Затем эти столбики использовали как столбы для живой изгороди, пересаживая в нужное место, или же для привоя на сильный корень плодовых веток. Как ни крути, а вспоминая ряды саженцев, Хвойка могла точно цокнуть, что жажа была вот такенная!...

По дальнейшему пути ей стали часто попадаться скворки в составе по три вооружённых хвоста, и тут оказалось нелишним наличие бумаг, подписанных в Щенкове и удостоверяющих, что эт-самое. Как пробурчали, помянув зуду, скворки, в околотке вообще введено пожарное положение вслуху произошедшего грабежа на дороге.

– Гра чего?
– уточнила Хвойка.

– Гра бежа, - заржал топорист, поправляя съезжающий на глаза шлем, - Ну, это когда вот пык, пык, и кло!

– Хм... А есть хоть какие-то мысли, кто это был?

– Есть, пуши думают что знают, кто в ум вошёл. Облава думается уже в процессе.

Некстати, подумала Хвойка, и была неправа - возня её нисколько не затронула и не помешала выполнить задуманное. Более того, для перевозки скворчьих бойцов была задействована внеочередная мышь с пятью санями, которая обратно шла порожняком - на ней-то грызуниха и доехала до самого цокалища, с ветерком.

– Слушай, хрурненькое имя, Ветерок, - хихикнула она, прощаясь с машинистом мыши.

– У тебя не безхрурнее, - ответствовал тот.

Ослушавшись вокруг, Хвойка вспу... экхэм! Так вот, ослушавшись вокруг, Хвойка обнаружила некоторый рост активности в цокалище в сравнении с прошлым разом - колеи блестели, как стальные, потому как были очень плотно укатаны лыжами мышей, а это достигается только если много ездить. По тропинкам вдоль лыжней бодро сновали пуши, и доносилось цоканье, поквохтывание, иногда вой, а также конечно же, звук трясущихся ушей. Где-то за сараями, как оно всегда бывает, тупо гавкала собака, скорее всего енотовидная.

В нулевую очередь грызуниха отправилась проведать Жмурыша и нашла его в неплохом расположении пуха, вырезающим заготовки из толщенного листа просмолённого клоха - после того как из листа, после долгих мучений, удавалосиха вырезать нечто навроде подошвы, на этой основе дальше можно было делать сапог. Грызь обрадовался приходу белки и трепанул слегка её уши, по поводу того, какие события происходят на болотах; та естественно цокнула, что эт-самое. Ноги Жмура находились в значительно лучшем состоянии, и вслуху того что следуя рекомендациям грызь их не нагружал более чем для перехода к сортиру, продолжали приходить в норму. Хвойка снова цокнула как знахарка, пошла в лавку и достала кой-каких травок поверх обычной зел-воды, объяснив грызю как ими пользоваться.

– Да зел-вода она конечно на вкус хороша, - цокал Жмурыш, - Но впух, от неё потом лапы чешутся что-нибудь сделать, а делать нельзя!

– Думаю ещё дней десять от силы, - заверила его Хвойка, - Кстати цокнуть, ты не хочешь вернуться в Щенков с мышью?

– Вообще мысль проскакивала, - признался грызь.

– Вот. А макаться в ледяную воду тебе сейчас крайне противопоказано, опять схватишь на месяц.

– Тогда наверно поеду, - цокнул Жмур.

Но это ещё не всё, цокнула себе Хвойка. Поездка на мыши сколь безопасна для здорового грызя, столь и чревата для не совсем здорового. Если паровозик встанет на пол-пути к Триельской, что с ним часто и бывает, пуши спокойно дойдут лапами, а Жмур нет.

– Только учти такой песок, - цокнула она, - Когда будешь доцокиваться с мышиными о поездке, не вздумай цокнуть, что здоров как лось.

– И не собирался, - фыркнул грызь, - Хотя за напоминание хруродарю, мог и забыть.

– Тогда услышимся в Щенкове!
– погладила его по ушам Хвойка.

Она прошла по станции, где разгружались мыши, и истрепала не одну пару ушей, но пока никто на Триельскую не ехал, так что Жмурышу предстояло найти попутку лично. Хвойка же направилась в лавку с вывеской "1", что означало не иначе как кормовые товары, с целью наменять на единицы Добра кой-чего, а главное зел-воды. Таковая отвешивалась в бутылках по два зоба объёмом, что белке сильно не понравилосиха, потому как переть на себе тяжеленную бутылку, в общем напух не нужную, она сочла излишним. В итоге она слила зел-воду в бурдюк, а бутылки отдала обратно. Хвойка ещё ослушала стеклотару - толстое зелёное стекло, выгнутое внутрь дно бутылки и ярлык с надписью "Бугорянская мануфактура, кло".

Мимо, топая сапогами по снегу и гремя инвентарём, прошёл отряд пушей в двадцать, завывая строевую:

– Зуда-зуда, бу-бу-бу! Зуда-зуда, бу-бу-бу! Зуда-зуда...

– Впух, - помотала головой торговка, - Как начнут бубнить, уши вянут.

– Ну да, затупливает, - хихикнула хвойка, - Скворки?

– Да если бы! Это вспушенные, из осеннего призыва.

Уже отойдя от цокалища с полным рюкзаком, Хвойка сама невольно начала бубнить то, чего хватанула - а от этого сначала захихикала, а потом и заржала в голос, аж в снег упала.

На болоте конечно тоже ржали, хотя кататься по снегу остерегались вслуху наличия полыньёв по всем сторонам от разведанной тропы. Взявшись за бочку, грызи катили каждый свою - поднимать её тупо в любом случае, да она и не воздушная далеко. Катить таким образом предстояло означенные килошагов пятнадцать, и за день не управиться даже с одной бочкой. Помогало то, что сам грызь шёл по утоптанному снегу, а бочка катилась по целине по краям и была от этого выше; не помогали, а таки наоборот, кочки и кусты - но зато круглая бочка ни за что не цеплялась.