Выезд на происшествие

Танков почувствовал себя неловким зрителем в цирке, которого расшалившийся клоун вдруг потащил из первого ряда на манеж.

– - В самом деле, Татьяна Геннадьевна, - пробормотал он.
– Как же отпускать? Если вы и сами считаете, что это он. Ведь преступник же.

– - Ты-то еще, цыпленок...
– Разгорячившаяся Рыкова развернулась к Танкову, но, посмотрев на его разом сморщившееся лицо, продолжать не стала.
– Словом, так, Гуляев. Все это слова. Хочешь задерживать, делай это сам. А я с прокуратурой в объяснительные записки играть больше не намерена. С меня хватит - наигралась.

– - Оно конечно.
– Гуляев больше не скрывал презрения.
– В сторонке отсидеться спокойней.

– - Если у вас больше ко мне ничего нет, я пойду. Мне еще обвинительное заключение по наезду надо отпечатать.

– - Вот ведьма!..
– полоснул ей вслед Гуляев, не слишком регулируя тембр голоса.
– Чистюли! Крысы конторские! Как раскрывать, так их нет. А вот помешать, так откуда кто берется! Закон, закон! Используют как ширму для безделья. А закон для одного существует: чтоб общество от таких вот Воробышков защищать. И если я Воробья посажу, так этим нашему обществу окажу неоценимую услугу, а стало быть, действия мои на благо закона и вполне ему соответствуют. Подведя такую роскошную идеологическую базу под принятое решение, Гуляев успокоился. - Велин! Тащи сюда эту контру!

И вот в сопровождении Велина и шофера-милиционера Игнатьева в дежурную часть вошел невысокого росточка пьяненький и веселенький мужичонка с могучей бородавкой на правой ноздре - гроза сельповских магазинов Юрка Воробьев.

– - Чего делать-то будем, тезка?
– Доброжелательный Гуляев находился в явном затруднении.

– - А чего такое случилось, Юрий Алексеевич?
– Воробей на глазах расстроился.

– - Придется тебя сажать. Как считаешь?

– - А почему ж не посадить?
– не стал противиться Воробьев.
– Воля ваша: надо - сажайте.

– Ты ж умный мужик. Юр!
– оценил собеседника Гуляев.
– Так чего ж ломаешься? Попался - будь мужчиной, имей смелость признаться.

Танков заметил, как Воробей, явно удивленный таким грубым ходом, но не желавший, видно, напрямую ссориться с Гуляевым, удержался от насмешливого ответа.

– - Я, Юрий Алексеевич, трусом с детства был, - стесняясь, признался он.
– Чего уж теперь с этим поделаешь?

– - А вот это ты видел?
– Велин уже притащил Уголовный кодекс и раскрыл его натренированной рукой перед Воробьевым.
– Смотри статью. Чистосердечное признание есть обстоятельство, смягчающее вину. Черным по белому. Пиши, пока не поздно, явку с повинной. Глядишь, на суде пару лет скинут.

На этот раз Воробьев сдерживать ядовитую свою натуру не стал.

– И где это вы, Юрий Алексеевич, таких малахольных набираете?
– посочувствовал он.
– Да ему ж разве кражей пончиков в школьном буфете заниматься. Там пацаны очень эту книжку уважают.

Занервничавший Велин двинулся было к доставленному, однако Гуляев движением плеча отодвинул подчиненного.

– Ты в самом деле думай маленько, кому чего говорить, - сказал он неодобрительно.
– Да Юрку сколько раз сажали, столько статью эту зачитывали. Верно я говорю?

Велинский промах Гуляев тотчас использовал для укрепления контакта с подозреваемым.

– - Приятно иметь дело с умным человеком, - осторожно потрогал наживку Воробей.

– - И когда ты только, Велин, работать научишься? Ко всем без разбору со своими приемчиками. В людях надо разбираться. А то только по бабам силен, - непедагогично отчитал начальник угро своего опера. Нахохлившийся Воробей удовлетворенно кивал головой.

– - Ну, вот что, Юра.
– Добившись, что тот расслабился, Гуляев тут же заложил вираж для новой атаки.
– Мужик ты грамотный. Поэтому кодекс я тебе читать не буду. Ты его и так наизусть знаешь. И свободу за признание не обещаю - у тебя теперь ее долго не будет. Зато другое я тебе обещаю твердо: признаешься, даешь явку с повинной - будет и по изолятору, и по зоне все как надо. Ну, ты понял. Идешь в непризнанку - на меня не обижайся.

– - Зачем же так ребром-то?
– забеспокоился Воробей.
– У вас свой интерес, у меня свой. Чего уж так-то?

– - Ты меня давно знаешь?
– надбавил в голосе Гуляев. Воробьёв настороженно пожал плечами.
– И сколько у тебя ходок было?

– - Чего спрашиваешь? Пять. Последняя твоя.

– - Врал я тебе когда?

Воробей молчал. Молчал и Гуляев. Танков, подавшись вперед, впитывал в себя весь этот разговор, внимательно наблюдая за обоими.

– Так я тебе обещаю, - не дождавшись ответа, Гуляев говорил теперь, методично ужесточая голос.
– Или признанка, или вывернусь, но в трое суток доказательства для ареста будут. Понял ты меня? Но тогда уж, - Гуляев постучал пальцем по столу, - буду строг! Три минуты на размышление!
– Он демонстративно посмотрел на часы и мягко, доброжелательно, как-то даже по-домашнему добавил: - Думай, Юра, - и вышел в коридор.

Смущенный Воробей вздыхал и переминался. Велин незаметно кивнул Танкову. Тот понял. Много раз он видел, как это делают сыщики, и теперь решил попробовать сам.

– Чего ты думаешь?
– почти заговорщически прошептал он.
– Гуляй - человек слова. Сказал - сделает. Соглашайся, пока не поздно. Смотри, потом локти кусать будешь.

Воробей, у которого, похоже, за годы общения с органами развился абсолютный слух на малейшую фальшь, презрительно не обратил на него внимания, напряженно что-то прикидывая про себя.

– Ну, надумал?
– Гуляев остановился у порога дежурной части.

Воробей, огорченный необходимостью расстроить уважаемого человека, удрученно покачал головой:

– - Не пойдет, Юрий Алексеевич. Резона нет. Докажешь ты там, не докажешь - еще вопрос. А только я погожу себе клетку строить. Лишняя ходка мне тоже не в радость.

– - В камеру его!
– Гуляев нашел глазами Велина, задумчиво изучавшего в зеркальце какой-то прыщ на подбородке.
– Хорош, ничего не скажешь. Еще химзавивку в салоне "Ромашка" -и можно на панель. Оформляй протокол задержания.

– - Так как же? Дело же у Рыковой. Надо б у Сергея Ильича или хоть у Ганеева подписать.

– - Я тебе подпишу!
– Гуляев выхватил бланк протокола задержания и сверху размашисто на нем расписался.
– Филиппов, обыщешь! Да смотри, чтоб после тебя бритвы в носках не обнаружилось.

– - Уж и было-то один раз, - лениво застеснялся тот.

– - Воробьев! Ты знаешь, что сегодня моей дочурке пять лет исполняется?

– - Так поздравляю.

– - И что она сейчас сидит за столом и ждет папу?.. Долго ты у меня, Воробей, будешь этот день рождения помнить.
– Он посмотрел на неловко стоящего за столом Танкова: - Я возвращаюсь в район. Будет где телефон, позвоню. Что серьезное - связывайся с дежурным по управлению, Ганеева вызови. А то он что-то все домой торопится. Начальничек, прости господи. Велин!
– Изящно изогнувшись сбоку у стола, оперуполномоченный заполнял кинутый ему бланк.
– Запомни: случись что - не с пацана, с тебя спрошу.

Не отрываясь, тот поднял сжатую в кулак левую руку.

– - Ну, будь здоров, Воробей. Удачи мне можешь не желать.

– - Отчего же? Счастливого пути, Юрий Алексеевич. В аварию не попади.
– Воробей шутил, но неловко, с натугой. Видно, жестокие гуляевские слова запали в него накрепко и уже зудели внутри, разрушая потихонечку первую линию обороны.

На улице затарахтел мотороллер.

– Опять у него цилиндр барахлит.
– Водитель дежурного УАЗа Игнатьев, как и все, прислушивался к неровному гулу.
– Как бы не застрял по грязи. По такой-то погоде. Пойду машину гляну. Совсем довели.