Вынуждающие обстоятельства

– Наша красавица вернулась!

– Давненько мы тебя не видели!

Ласса шепнула:

– Я единственная девушка в этой казарме, поэтому вот так.

– А они тебя не обижают?

– Да не, шутят максимум, но не более.

Наконец воины заметили меня и один из них, ирбис со шрамом на щеке произнес:

– Оп-па, а у нас тут менестрель объявился! Что, будешь разбойников своим инструментом бить?

Раздался оглушительный хохот. Я не полез за словом в карман:

– Не раньше, чем ты своим языком выкосишь все орды лесных банд.

Глупая шутка, но она возымела действие. Хохот стал еще громче. Ирбис зарычал:

– Я смотрю, ума много, гитару держать уже умеешь?

– Ну не знаю, не знаю. Но по сравнению со зверем, который научился держать в лапах меч, это уже более тяжелое занятие, не находишь?

Что уж что, а доводить людей я всегда умел. Посмотрим, сколько продержится этот ирбис. Воины вокруг уже приготовились к словесному поединку, продолжая угорать над моими репликами.

– Щас я кому-то заеду мечом.

– Не советую. Меч отскочит и по твоей пустой тыкве ударит. Хотя тебе, чувствуется, будет без разницы, ибо мозга все равно нет, сотрясаться нечему.

Вместо хохота уже раздавалось бульканье. Парочка зверей уже лежала под кроватями, слабо дергаясь.

Я решил еще больше поиздеваться над ним. Я увидел, что чуть в стороне на столике стоит деревянная тарелка с каким-то супом. Я попробовал незаметно приподнять тарелку. К счастью, телекинез у меня работал. После этого я просто взмахом лапы нахлобучил тарелку с супом на голову Габарису. Вид ошарашенного ирбиса, с головы которого стекал суп, оказался настолько уморительным, что засмеялся даже Молчаливый. Серьезными оставались только два зверя: я и Габарис. Вслух я произнес:

– Вот тебе шлем на голову, а то пойдешь без него драться и огребешь случайно отскочившим мечом по голове. А суп высохнет, не беспокойся.

Нашу перепалку прервал крик со двора. Молча откинув тарелку, Габарис рванулся в дверь. Все побежали за ними следом. Я решил не отставать и тоже вышел из казарм.

Во дворе моим глазам предстала картина какого-то крыса в разорванных кожаных доспехах, которого дюжий воин тащил к помосту, не замеченному мной раньше. Ласса, вышедшая следом, презрительно фыркнула:

– Тарка, подлый вор. Опять его поймали.

Тот, кого она назвала Таркой, пищал и пытался вырваться из лап тащившего его воина. Все, кто собрался возле помоста, недовольно гудели. Сначала я подумал, что гудят на воина, но потом я понял, что объектом недовольства стал Тарка. Я спросил у Лассы:

– А кто это?

– Да, местный воин-воришка. Его постоянно ловили и постоянно отпускали. Теперь, видимо, не отвертится, мразь.

Я заметил, что на помосте появился мастер Гимеон, который держал в лапах нож и клетку с дикой крысой. Тарка, увидев все это, истошно завопил:

– Я невиновен! Я ничего не крал!

Гимеон лениво ответил:

– Ты врешь.

Дюжий воин привязал Тарку ремнями к столу на помосте и отошел в сторону. Его сменил Пульса, который развернул свиток:

– Тарка Диссанти за неоднократное воровство в пределах части приговаривается к смертной казни через ратоинсертирование.

Я спросил гиену:

– Ратоинсертирование? Вставка крысы?

– Да, это один из видов казни. Видишь в лапах у Гимеона нож и клетку с крысой? Сейчас мастер обезболит Тарку, сделает ему разрез на животе и зашьет внутрь него крысу. А она уже сделает смертную казнь. Ей некуда будет деваться, и она будет прогрызать себе выход. А дикие крысы очень любят теплое мясо.

Меня едва не вырвало. Я не боялся вида крови, но сама такая казнь была очень страшной. Пожирание заживо изнутри. Видимо, сурово он провинился, раз его так наказывали.

Тарка продолжал вопить, и Гимеон движением лапы лишил воина речи. Теперь он только мычал и бессильно дергался. После этого Гимеон провел светящейся лапой по животу крыса и сделал надрез. Похоже, это действительно было обезболивающее заклятие, потому что Тарка не стал кричать громче.

Немного поколдовав, мастер положил внутрь разреза крысу и закрыл разрез магией. После этого он снял заклятие с речи воина и отошел в сторону.

Тарка остался привязан. Поначалу он просто молчал, мелко дрожа. Но потом он начал вопить и корчиться от боли. Его вопли становились с каждой секундой все громче. Тарка едва не рвал связывающие его ремни, пытаясь вырваться. И при этом он все продолжал и продолжал вопить от страшной боли.

Через полминуты все было кончено. Тарка издал последний вопль и затих навсегда. Через несколько секунд после его смерти его кожа на животе прорвалась и наружу появилась крыса, вся покрытая кровью. Пискнув, она соскочила со стола и убежала куда-то в сторону. Когда дюжий воин отвязал труп Тарки от стола, внутренности едва не вывалились через дыру в животе. Картина была настолько живописной, что меня снова чуть не вырвало. Все было в лучших традициях хоррор-фильмов.

Ласса выловила уходящего Пульсу:

– Лар, мастер Гимеон забирает завтра Мирпуда к себе в качестве ученика. И пока он попросил на эту ночь дать ему приют здесь, в казармах.

Пульса всплеснул лапами:

– Черт возьми, где я его размещу, мать вашу? И паек тоже на него давать, что ли? Кормить я его не собираюсь.

Гиена посмотрела на вечереющее небо:

– Лар, вы же не выкинете его на улицу, верно? Или вы хотите разбираться с мастером Гимеоном?

Пульса сплюнул:

– Только этого чешуйчатого засранца мне не надо.

Барсук вытащил из кармана пару монет и кинул их мне:

– Здесь два барра. Иди в таверну и поешь. А я пока подумаю, где тебя разместить. А теперь скройся с глаз моих, пока я не передумал.

Только теперь я смог рассмотреть монеты Граальстана вблизи. На одной стороне монеты было написано на белибердонском языке «Один барра». На другой стороне был изображен какой-то непонятный зверь, похожий на помесь льва и орла. Под ним было написано, опять же на белибердонском языке «Монетный двор Граальстана».

Я поднял голову на Лассу:

– Не подскажешь хорошую таверну?

Магесса задумалась:

– Есть одна такая. Пойдем.

Она повела меня на выход из казарм мимо часового. Отдав ему честь, она пошла в ту сторону, откуда мы возвращались от мастера Гимеона. Краем глаза я успел заметить, что Габарис хотел пойти за мной, но потом остановился и пошел обратно в казарму.

Через десять минут пути Ласса привела меня к одноэтажной таверне, которая называлась «Синий Конь». На вывеске был изображен ухмыляющийся жеребец цвета индиго, который валялся в салатовой траве.