Выпускной Альфа Прототип
Шрифт:
— Я видел слишком много войн, слишком много смертей, — наконец сказал он. — И всегда, всегда они начинались с красивых слов о единстве, об общем благе, о новом пути. А заканчивались горами трупов.
Он поднял взгляд на Антона:
— Вы другие. Физически, ментально, во всех отношениях. И вы предлагаете нам не просто союз, а интеграцию. Трансформацию в нечто, что уже не будет человеком. Вы действительно удивляетесь, что мы сопротивляемся?
— Я не удивляюсь, — тихо ответил Антон. — Я разочарован. Тем, что даже перед лицом эволюционных изменений, которые всё равно произойдут,
Министр выпрямился:
— Мы адаптируемся по-своему. Как делали всегда. Через борьбу, через сопротивление, через отстаивание своего права оставаться собой.
— Даже если это право ведёт к самоуничтожению?
— Даже тогда, — твёрдо ответил министр. — Лучше исчезнуть как люди, чем выжить как... что-то иное.
Антон понял, что дальнейший разговор бессмыслен. Пропасть между ними была слишком глубока. Не просто идеологическая или философская — эволюционная. Они действительно стали разными видами, с разными путями развития.
— Что теперь? — спросил министр. — Вы используете свою телепатическую сеть, чтобы взять нас под контроль?
— Нет, — покачал головой Антон. — Это противоречило бы всему, во что мы верим. Мы дадим вам возможность уйти. Покинуть нашу территорию и найти своё место в этом новом мире.
— А если мы откажемся?
— Тогда будет конфликт, — просто ответил Антон. — И вы его проиграете. Не потому, что мы сильнее физически или обладаем телепатией. А потому, что ваш путь ведёт в тупик, а наш — к адаптации и эволюции.
Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и добавил:
— У вас есть сутки на размышление. Потом мы примем меры для защиты нашей колонии.
***
Вернувшись в комплекс, Антон уединился в своей комнате. Встреча с министром оставила горький осадок. Она подтвердила его худшие опасения о человеческой природе, о её неспособности к подлинной трансформации.
Мысли его становились всё мрачнее. Что, если министр прав? Что, если иллюзией был его собственный путь — вера в возможность гармоничного сосуществования различных форм сознания? Что, если эволюция действительно работает только через конфликт, через вытеснение старых форм новыми?
Дверь тихо открылась. Вошла Елена, без стука — такой уровень доверия установился между ними за месяцы совместной работы.
— Как всё прошло? — спросила она, хотя по его лицу уже видела ответ.
— Пропасть слишком глубока, — тихо сказал Антон. — Они видят в нас угрозу самой своей сущности. А мы... я начинаю думать, что, возможно, они правы.
— В каком смысле?
— В том, что мы действительно представляем разные эволюционные пути. Несовместимые. Они цепляются за свою индивидуальность, свою отдельность, даже ценой самоуничтожения. Мы стремимся к интеграции, к синтезу, к новым формам сосуществования.
Он подошёл к окну, за которым виднелись огни колонии:
— Я снова чувствую искушение, Елена. Искушение использовать грибницу для контроля. Не из жажды власти, а из... сострадания, как ни парадоксально это
звучит. Чтобы спасти их от них самих.Елена молчала, давая ему возможность выговориться.
— Что, если коллективный разум был прав? — продолжил Антон. — Что, если индивидуальное сознание — это тупиковая ветвь эволюции? Источник эгоизма, конфликтов, деструкции?
— Ты сам не веришь в это, — тихо сказала она. — Иначе не боролся бы так отчаянно за сохранение своей личности внутри грибницы.
Антон повернулся к ней:
— Я уже не уверен, кто я, Елена. Что осталось от того школьника в кабинете биологии? Может быть, я всего лишь эхо, воспоминание, которое постепенно растворяется в чём-то большем?
— Ты тот, кто выбирает, кем быть, — твёрдо ответила она. — И сейчас ты стоишь перед тем же выбором, что и раньше. Использовать силу для контроля или найти путь сосуществования.
Антон долго молчал, глядя в окно. Наконец он произнёс:
— Это нелёгкий выбор, Елена. Особенно когда видишь, как человечество снова и снова повторяет одни и те же ошибки. Но ты права. Я должен оставаться верным тому, во что верю. Даже если само человечество отвергает этот путь.
Он обернулся к ней:
— Мы дадим им возможность уйти. Без конфликта. Но будем готовы защищаться, если они выберут войну.
Елена кивнула:
— И если они уйдут, то унесут с собой свой страх, свою ненависть. Распространят их дальше.
— Да, — согласился Антон. — Но это их выбор. И последствия этого выбора тоже будут их.
В его голосе звучала усталость, которой раньше не было. Усталость существа, осознавшего масштаб стоящей перед ним задачи — соединить несоединимое, преодолеть глубочайшие эволюционные разрывы, примирить противоположные пути развития.
— Иногда я думаю, — тихо сказал он, — что вирус, изменивший нас, был не случайностью. Не ошибкой. А необходимым катализатором эволюции. Толчком к новому уровню сознания, который человечество не могло достичь самостоятельно.
— И всё же часть человечества смогла принять этот путь, — напомнила Елена. — Община Святогора. Другие группы, присоединившиеся к колонии. Не все сопротивляются изменениям.
— Меньшинство, — горько усмехнулся Антон. — Исключения. Большинство же... продолжает цепляться за прошлое, даже когда оно ведёт к гибели.
Он отвернулся от окна:
— Я чувствую, что мы стоим на пороге нового конфликта, Елена. Не просто локальной стычки с группой министра. А более глубокого противостояния — между старым и новым, между разделением и единством, между прошлым и будущим.
— И какую сторону выберешь ты? — тихо спросила она.
Антон долго смотрел на свои руки — руки существа, эволюционировавшего далеко за пределы человеческого. И всё же сохранившего что-то глубоко человеческое в своей сути.
— Я не знаю, — честно ответил он. — Часть меня тянется к симбиозу, к интеграции, к новой форме сознания. Другая — сопротивляется полному растворению индивидуальности.
Он поднял взгляд:
— Может быть, в этом и заключается истинная эволюция. Не в отказе от старого ради нового, а в непрерывной борьбе за равновесие между ними. В постоянном поиске баланса.