Высота в милю

Это те люди, которым я хочу отдать все. Но не женщине напротив меня.

Мой взгляд падает на ее сумочку. Она дизайнерская, но на данный момент ей не меньше десяти лет, и все детали встают на свои места.

— Когда он тебя бросил?

Я понятия не имею, как выглядит мужчина, ради которого она нас бросила, хотя годами пытался представить его, гадая, что мама в нем нашла. Он приезжал в город по работе и увез мою мать на своем частном самолете. Но в глубине души я точно знаю, что она в нем нашла. Она увидела знаки доллара, достаточные для того, чтобы оставить свою семью.

Плечи моей матери расправляются, она держится с напускной уверенностью, как будто причина, по которой она здесь, не имеет ничего общего с денежным мешком, который ее покинул.

— Шесть лет назад.

Все сходится. Сразу после того, как я перешел в лигу, она начала пытаться снова влезть в мою жизнь.

— Есть ли у меня какие-нибудь братья или сестры, о которых мне следует знать?

Она выдыхает недоверчивый смешок.

— Нет.

Я несколько раз киваю.

— Хорошо. Не звони мне больше.

Ее карие глаза устремляются к моим.

— Ты серьезно?

— Смертельно.

Я наблюдаю за тем, как крутятся колесики в ее голове.

— Я знаю, насколько ты скрытен от прессы. И знаю вещи, которые они хотели бы знать. То, за что они готовы заплатить.

Теперь она в отчаянии, хватается за соломинку.

— Дерзай. Я больше не прячусь. Хочешь рассказать им, какая ты ужасная мать, и броситься под автобус — вперед. Я прятал тебя, потому что мне было стыдно, что моя собственная мать не любит меня, но мне нечего стыдиться. Меня достаточно. Линдси достаточно. Это ты придаешь значение всем неправильным вещам. Когда ты уйдешь, кто будет рядом с тобой? Твои сумочки? Туфли? Деньги? Это печальная жизнь, мама, и я больше не сержусь на тебя. Мне жаль тебя.

Какого черта эта женщина вызывала у меня столько паники на протяжении многих лет? Она того не стоит. И никогда не стоила. Отчаяние просачивается из нее, и это жалко. На самом деле, глядя на нее сейчас, я ничего не чувствую. Она ничего для меня не значит.

— Ты знаешь, что я винил отца в том, что ты ушла? Тебя не было рядом, чтобы я злился на тебя все эти годы, поэтому я злился на него. Но этот человек остался и работал ради нас с Линдси. Уйдя, ты оказала ему услугу. Он заслуживает гораздо большего, чем ты.

— Эван…

— Тебе пора, — я встаю, Рози рядом со мной.

Моя мать колеблется, ее брови недоверчиво приподняты. Она хватает свою сумку и разглаживает свой топ, когда встает. Я провожаю ее к двери, чувствуя, что она неохотно следует за мной.

— Твой рейс улетает в два часа, а из отеля тебя выселят через час, так что на твоем месте я бы поторопился собрать твои вещи.

— Что? — она в шоке стоит в коридоре возле моей квартиры.

— Спасибо, что не любила меня настолько, чтобы остаться, мама. Мне стало намного легче узнавать людей, которые меня любят.

Я закрываю перед ней дверь, но передумываю.

— О, и тебе действительно следует выбросить эту сумку. Устарела, если хочешь знать мое мнение.

Ладно, это было мелочно, но я ничего не мог с собой поделать. Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней, чувствуя себя свободным, как никогда за последние двенадцать лет.

Пройдя контроль, я, по сути, бегу по взлетно-посадочной полосе чикагского аэропорта О'Хара, направляясь к самолету. Я умирал от желания поговорить со Стиви, стараясь при этом уважать ее границы, когда ей нужно время.

Финал Кубка Стэнли начинается завтра с первой игры в Питтсбурге, и мне не терпелось начать эту поездку по причинам, не связанным с хоккеем. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не позвонить ей после вчерашнего ухода мамы, но у нас будет три дня в Питтсбурге вместе, и я в любом случае смогу лучше объяснить ей все лично.

Надеюсь, она будет гордиться мной. Уверен, Стиви будет гордиться.

Тренеры, персонал и мои товарищи по команде заполняют проход, пока я пробираюсь сквозь толпу к своему месту в аварийном ряду. Поднимаясь на носочки, смотрю поверх голов парней в заднюю часть самолета в поисках Стиви, но в проходе слишком много людей.

Занимаю свое место, мои колени подпрыгивают, когда с нетерпением жду, когда она придет и проведет демонстрацию техники безопасности. Все будет хорошо. Так и должно быть.

— Господи, — Мэддисон плюхается на свое место рядом со мной. — Ты, блядь, реально бежал сюда.

— Извини, — я снова смотрю в сторону задней кухни, но не нахожу никаких признаков Стиви. — Я должен поговорить с ней сегодня, так что просто волнуюсь.

— Не волнуйся, — успокаивает Мэддисон. — Она все поймет. Просто расскажи ей все.

После того как имя Стиви было обнародовано, я волновался, что ее уволят. Но она сказала бы мне, если бы это произошло, а я пока не слышал от нее ни слова.

— Вы двое готовы к тому, что я проинструктирую вас о выходе из окна?

Наконец-то.

Но, подняв глаза, я вижу, что нашего внимания добивается не моя кудрявая стюардесса. Это не Инди, и не та стерва.

— Кто ты? — резко спрашиваю я.

— Я Натали, — любезно улыбается девушка, от нее исходит невинность.

— А где Стиви?

Она хмурится.

— Кто такая Стиви?

Кто такая Стиви? Какого черта?

Мой взгляд устремляется на Мэддисона, но он в таком же замешательстве, как и я. Вскочив со своего места, я бросаюсь в сторону кухонного отсека, отпихивая своих товарищей по команде с дороги, когда приходится.

— Где она? — спрашиваю я Инди с отчаянием.

Она делает глубокий вдох, не в силах встретиться со мной взглядом.

— Инди, где она, черт возьми?

Наконец, девушка смотрит на меня, ее взгляд полон сочувствия. Не в силах ответить, она просто качает головой.

— Ее что, уволили? — судорожно спрашиваю я, мой голос повышается. — Эта стерва действительно уволила ее, когда стало известно ее имя?

Быстро разворачиваюсь к передней части самолета, готовый высказать этой ведущей стюардессе все, что думаю, но Инди хватает меня за руку, удерживая.

— Ее не уволили. Она сама уволилась после нашего последнего рейса. Еще до того, как ее имя обнародовали.

Что? Не может быть. Стиви обещала, что поговорит со мной сегодня. Она бы не стала мне врать.