Высшая мера

–  А что везете?

–  Деньги.

–  Много?

–  Как скажете. Колесо плюс работа, я готова учесть и ее срочность, и качество.

–  Ну что ж, везите… Я вас жду, адрес знаете.

–  Приеду минут через пятнадцать.

–  Договорились. Можете не звонить, дверь будет открыта.

–  Даже так?
– почему-то удивилась Серкова.
– Знаете, я все-таки позвоню. Мне так привычнее.

–  Звоните, - легко согласился Апыхтин.
– Пишите, приезжайте.

–  Мне все позволено?

–  Да.

–  Крутовато получается, - проговорила она с сомнением.

–  Это, Надя, все слова… Приезжайте.
– И Апыхтин поспешил положить трубку, чувствуя, что выдыхается, что уже не может находить слова двусмысленные, полные намеков и скрытых предложений.

Апыхтин сознавал, что вышел на тропу войны и любой его шаг должен быть осторожным. Он помнил слова Юферева о том, что Серкова знает убийц, и понимал, что без внимания ее не оставят. Поэтому, когда увидел въезжающую во двор машину Серковой, не бросился в прихожую встречать прекрасную гостью, он остался у окна. И заметил - невдалеке, у обочины, замерла еще одна машина.

И еще до того как Серкова поднялась на этаж и позвонила, все-таки позвонила в незапертую дверь, успел прямо на обоях записать карандашом номер остановившейся машины. Это была «шестерка», белая «шестерка» с двойными фарами. Внутри, на переднем сиденье, просматривались две темные фигуры.

–  Вот так-то лучше, - пробормотал Апыхтин и направился в прихожую встречать гостью.

Серкова опять щеголяла в джинсах и рубашке, но на этот раз джинсы были светло-голубые, а рубашка - темно-синяя.

–  Тоже ничего, - пробормотал Апыхтин, распахивая дверь.

–  Вы о чем?
– Серкова, казалось, удивилась совершенно искренне и выпятила потрясающие свои губы больше обычного.

–  О наряде.

–  Вы замечаете, как одеты женщины?

–  В первую очередь.

–  Надо же, - она была озадачена.
– Тогда мне бы следовало принарядиться.

–  Нет, не следовало.

–  Почему?

–  Ни в чем другом выглядеть лучше вы не сможете.

–  Даже так? Крутовато.
– У Серковой это словечко выскакивало чаще других.

–  Заходи, Надя.
– Заперев дверь, Апыхтин первым прошел в комнату.
– Садись, - он указал на кресло у журнального столика.
– Виски? Джин? Водка? Мартини?
– Он улыбался, давая понять, что, хотя предложение и прозвучало, не стоит к нему относиться слишком серьезно.

–  Я за рулем.

–  Ах да! Виноват.

–  Сколько я вам… Прости… Сколько я тебе должна?

Апыхтин постоял некоторое время молча, возвышаясь над сидящей в кресле Серковой, прошелся по комнате, выглянул в окно - невзрачный мужичонка захлопнул дверцу «шестерки», махнул рукой оставшемуся в машине и направился во двор.

–  Надя, ты в самом деле хочешь вернуть деньги?

–  Конечно… Ведь договорились.

–  Не надо, Надя.

–  Как? Просто так, не надо и все?

–  Да. Просто так.

–  И как это понимать?

–  Есть у меня деньги, не бедствую пока… Прижмет - поможешь.

–  Другими словами… Другими словами, - проговорила она озадаченно, - наше знакомство будет продолжаться до тех пор, пока тебя жизнь не прижмет?

–  Почему? Оно может продолжаться и дольше.

–  Крутовато.

–  Видишь ли, Надя… Мне кажется, что, как только ты отдашь деньги, наше знакомство тут же и прекратится.

–  Сейчас нас связывают только эти деньги?

–  Если ты их отдашь, у меня не будет даже повода позвонить тебе!

–  Звони без повода!

–  Это уже кое-что, - кивнул Апыхтин.

Серкова с легкой усмешечкой оглядывалась по сторонам, рассматривая скороспелое убранство апыхтинской квартиры, и наконец, словно утомившись этим зрелищем, повернулась к нему со взглядом понимающим и насмешливым.

–  Смотрю я на все это и думаю…

–  И что же ты думаешь?

–  Баба нужна, да?

–  Вопрос, конечно, крутоватый.
– Апыхтин, кажется, тоже заразился этим словечком.

–  Но ты не ответил.

–  Нужна ли мне баба?
– переспросил Апыхтин и, кажется, сам впервые за много дней задал себе этот вопрос. И не смог ответить быстро, шутливо, неуязвимо.
– Нужна ли мне баба… В самом деле… Знаешь, если вопрос ставить вот так… То нет, не нужна. Не нужна, - повторил он уже тверже.

–  Зачем же ты клеишься?

–  А ты не баба.
– Апыхтин тоже опустился в кресло.

–  Кто же я?
– Серкова не знала, обижаться ли ей, и если обижаться, то как будет уместнее всего.

–  Ты?
– Апыхтин задумался, оценивающе наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.
– Ты - красавица.

–  Да?
– Серкова растерялась.
– Никогда не считала себя красивой.

–  Напрасно.

–  Чем же отличается красавица от бабы?

–  Красавица требует к себе… - Апыхтин замолчал, подбирая слово поточнее.

–  Ни фига она от тебя не требует, успокойся, - неожиданно резко ответила Серкова. Что-то ее зацепило в последних словах Апыхтина, что-то вызвало раздражение. Но она тут же взяла себя в руки.
– Хотя… Прости… Это у меня торговые замашки выплескиваются.

–  Все в порядке.
– Апыхтин положил ей на колено свою большую руку. Это могло бы выглядеть двусмысленно, но Серкова накрыла его ладонь своей ладошкой, давая понять, что мир восстановлен и перемирие подписано.

–  Поехали, Володя, куда-нибудь, а? Посидим, мороженого поедим, людей посмотрим, себя покажем… Поехали?

–  Готов, - Апыхтин поднялся.

–  Но плачу я, - быстро проговорила Серкова.

–  Почему?

–  Надо же мне как-то восстановить свое финансовое самолюбие!

–  Разве что так…

Апыхтин прошел во вторую комнату, тщательно прикрыл за собой дверь, неслышно повернул щеколду. Замер на секунду, прислушиваясь, не вздумает ли Серкова заглянуть к нему. Нет, женщина терпеливо ждала его в прихожей. Тогда он вынул из гардероба пистолет, сунул его сзади под ремень, сверху накинул пиджак. Медленно повернул щеколду, чтобы Серкова не догадалась, что он запирался. И вышел, улыбаясь, будто даже взволнованный предстоящим вечером.

Выйдя во двор, он остановился, ослепнув от яркого солнца, которое било прямо в глаза.