Выживший. Чистилище

– Клим, зачем ты устроил это побоище?
– высказала мне спутница на улице, когда мы на квартал отошли от кафе.

– Так они сами на меня накинулись.

– Ну и не надо было к ним подходить.

– Извини, они оскорбили твою честь.

– Так-то оно так, но все равно комсомол и партия рукоприкладство не одобряют.

Может, и не одобряют, но я-то видел, что ей приятен сам факт того, что за нее вступился мужчина, раскидавший троих... нет, четверых, включая мегеру с красными ногтями, соперников. Между тем мы добрались до ее дома.

– Не спят еще, - сказала Варя, бросив взгляд на освещенные окно второго этажа.

– А ты им не рассказывай про кафе и драку, скажи, что на работе задержалась.

– Комсомол и партия...

– ...считают, что обманывать нехорошо, - закончил я за нее, не сдержав улыбки.
– Ну что, по рукам?

Я протянул ладонь, думая, что Варя ее просто пожмет, как в прошлый раз. Тогда, кстати, она же и была инициатором рукопожатия. Она пожала и в этот раз, но вдобавок еще приподнялась на цыпочках и прикоснулась губами к моей небритой щеке.

– Спасибо. И до завтра.

И скрылась в подъезде. Ох ты ж, е-мое! Как у меня сердечко радостно подпрыгнуло! Как физиономия растянулась в непроизвольной улыбке! Так, улыбаясь, словно блаженный, я и шел домой, в нашу с Костиком хату, уверенный, что ничего плохого уже не случится, и строивший планы относительно нашего с Варей совместного существования. А плохие мысли я просто загнал внутрь себя. Пусть они там перебродят какое-то время, не портя мне настроение.

Дворец пионеров, он же Воронцовский дворец, представлял собой весьма помпезное зрелище. Здание на Приморском бульваре было выстроено больше века назад, все здесь дышало стариной, и даже лозунги типа 'Из искры возгорится пламя!' или ''Пионеры! К борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!'

Зал на семьсот мест был заполнен полностью уже минут за пятнадцать до начала концерта. Детей и пионеров не наблюдалось, зато взрослых самого разного вида и племени было предостаточно. Тут и простые работяги сидели, одевшиеся в лучшее, но да все же внешним видом явно уступающие интеллигенции, которой тоже набилось прилично.

Гримерки было две - одна для артистов-мужчин, вторая - для прекрасной половины человечества. Обе большие, но и выступающих было немало. Один только народный хор джутовой фабрики чего стоил.

Я скромно сидел в уголочке на табурете и тихо тренькал на гитаре, когда в гримерку зашла директор Дворца пионеров - женщина неопределенного возраста в серо-зеленом френче и такого же цвета юбке.

– Товарищи, минуточку внимания!
– произнесла она хрипловатым голосом, поднимая руку.
– Обращаю ваше внимание на тот факт, что в зале помимо председателя Одесского областного исполнительного комитета совета депутатов трудящихся товарища Шевцова будет присутствовать наш земляк, известный исполнитель Леонид Осипович Утесов. Он сегодня один из членов оценочной комиссии.

– Ого! Неожиданно. Вот это да!
– понеслось со всех сторон.

– Поэтому, - повысила голос директриса, - поэтому просьба отнестись к выступлению ответственно, не ударить лицом в грязь перед известным земляком.

– Не посрамим, - пообещал за всех руководитель хора джутовой фабрики.

Я выступал последним в первой части концерта, изрядно утомившись в ожидании своего выхода на сцену. Наконец звонкий женский голос объявил: 'А сейчас выступает докер Одесского порта Клим Кузнецов! Он исполнит песни 'Шаланды' и 'Темная ночь'. И аплодисменты, под которые я, мысленно перекрестившись, вышел на сцену, задник которой украшал большой портрет Сталина, глядевшего в зал с ленинским прищуром.

Утесов и в самом деле сидел в первом ряду среди членов жюри... то есть оценочной комиссии. Мда... Живой Утесов, мог ли я мечтать увидеть его когда-нибудь живьем... А вот гляди ж ты, довелось! Чуть постарше выглядел, чем в кинокартине 'Веселые ребята', насколько он мне там запенился взлохмаченным и шустрым. Теперь добавилось солидности, но все же он не выглядел на свои года, а по идее ему уже должно быть в районе сорока .

А в боковой ложе для почетных гостей расположились несколько высокопоставленных чиновников, среди которых наверняка был тот самый Шевцов. Впрочем, я на них особо не пялился, а ждал, когда в зале установится тишина, чтобы приступить к исполнению. Без микрофона, потому как в это время, похоже, на эстраде ими еще не пользовались. Но вроде бы акустика здесь неплохая, надеюсь, не осрамлюсь.

Опыта выступлений перед такой массой народы у меня не было, так что меня слегка потряхивало, пока я сидел на специально приготовленном для меня стуле в ожидании тишины. Но с первым же аккордом все волнение моментально улетучилось и, негромко прочистив горло, я запел:

'Шаланды, полные кефали

В Одессу Костя приводил...'

Сказать, что публика была в восторге, значит, не сказать ничего. Тот же Утесов аплодировал, не жалея ладоней. Мне пришлось эту вещь еще дважды исполнять на бис, несмотря на умоляюще сложенные руки стоявшей сбоку за кулисами ведущей концерта и беззвучный мат директрисы Дворца пионеров.

Наконец я заявил, что в моем репертуаре имеется еще одна песня и, чтобы не задерживать других артистов, пора бы уже ее исполнить. И запел 'Темную ночь'. Тут уже случился совершенно обратный эффект. Нет, понятно, что песня зрителям также пришлась по вкусу, однако не было свиста и нескончаемых оваций с требованиями исполнить на 'бис'.

Зал задумчиво притих, а я, стоя в круге света, даже разглядел, как у некоторых в зале предательски заблестели глаза. Ну что ж, я и сам прочувствовал, когда пел, так что заканчивал с комом в горле.

– Друзья... Товарищи, - объявил я.
– У меня для вас приготовлен небольшой сюрприз в виде еще одной, на этот раз незапланированной песни. Если вы не против, я готов ее исполнить.

– Давай!
– крикнул кто-то из зала, и его подхватили еще семьсот глоток.

Я многозначительно поглядел на вип-ложу. Гладко выбритый товарищ лет за сорок во френче снисходительно кивнул - не иначе сам Шевцов - и я это воспринял как сигнал к действию. Тем более что и Утесов подмигнул. Начал играть проигрыш, забыв обо всем на свете, полностью погрузившись в музыку Никольского.

Народу понравилось, на этот раз обошлось без слез, и аплодировали дружно. И снова просьбе трудящихся пришлось исполнять на 'бис'. Приятно, черт возьми, побыть какое-то время звездой, пусть даже художественной самодеятельности. Откланявшись положенное, я скрылся за кулисами, где меня встретила разъяренная директриса.

– Вы что себе позволяете, товарищ Кузнецов?!
– прошипела она.

– Что-то не так?
– наивно поинтересовался я.
– Народу вроде бы понравилось.

– Вы срывает график выступления других участников!
– со свистом выдохнула она.