Взгляд с обочины 3. Аглон

– А ты меня слышишь? – спросил Тьелпэ, всё ещё улыбаясь.

– Ну… До сих пор думал, что нет.

Тинто вдруг задумался, как именно он угадывает чужое настроение. Это вообще возможно – пользоваться осанвэ, не замечая этого? До сих пор ему казалось, что нет, но Тьелпэ же услышал…

Тот тоже молчал, думая, но заговорил вовсе о другом, выдернув Тинто из размышлений и заставив удивлённо вздрогнуть.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал. Ты сможешь остаться, сколько захочешь. Даже если с возвратом пропавших вещей ничего не выйдет. А с отцом я договорюсь, так или иначе.

Тинто внимательно посмотрел на него, озадаченный уверенностью в голосе, и медленно кивнул.

– Да я тоже не хочу.

*

После его ухода Тьелпэ некоторое время так и сидел задумчиво за столом, протягивая тот же орнамент вдоль полей и то улыбаясь неожиданной хорошей новости, то хмурясь предстоящему разговору с отцом. Он предпочёл бы обсуждать с отцом хорошую новость об осанвэ, а не отъезд Тинто.

Который, кажется, и теперь не до конца поверил ему – в конце концов, он уже несколько раз говорил, что решит проблему, но до сих пор не помогало. Тинто никогда не говорил этого вслух, но так выразительно молчал иногда, что безо всякого осанвэ ясно было и его отношение к Куруфинвэ, и уверенность, что Тьелпэ слишком хорошо думает об отце.

Тьелпэ знал, что может переубедить отца – или хотя бы заставить выслушать. Конечно, нужно подгадать момент, продумать, что и как говорить. Но так ведь в любом разговоре, и убедительные доводы он всегда умел находить. Непонятно, почему Тинто в это до сих пор не верит. До сих пор боится Куруфинвэ после неудачного первого разговора? Или просто нынешнюю ситуацию считает безнадёжной? Или не верит, что Тьелпэ рискнёт из-за него ссорой с отцом?

Он остановился, удивлённый неожиданной мыслью. А он правда готов рискнуть? Вдруг разговор всё-таки не сложится, вдруг отец будет в недостаточно хорошем настроении? Или сам он скажет что-то не то и всё испортит? Если отец скажет нет – он действительно готов будет настаивать?..

Тьелпэ тряхнул головой и вернулся к орнаменту. Не хватало ещё самому сомневаться в успехе. План уже и сейчас неплох, а за оставшиеся дни можно его хорошенько доработать и продумать все опасные повороты. Не говоря уж о том, что это запасной план, на случай, если отец недостаточно напугал эдайн и они не соберут нужного количества вещей.

Только бы Тинто не додумался упереться и объявить такой сбор несправедливым. Хотя… Они обсуждали кражи несколько дней назад, и Тинто всё возмущался эдайн, знавшими о кражах и молчавшими, и отдельно Хейланом, который вместо благодарности за учёбу покрывает воров, хотя его прямо попросили помочь. И, кажется, недалёк был от мысли, что виноваты в таком случае все, не только воры.

“А если бы они город оркам сдать собирались? – бушевал Тинто.
– Нельзя же просто молчать и смотреть, как что-то плохое делают. Даже если они из одной деревни!”

Тьелпэ не спорил, но в глубине души больше был согласен с Хейланом, чем с другом. В городе человек поучится и уедет, а со своими ему ещё всю жизнь жить.

Учёба, по-видимому, как раз подходила к концу. Нет, безусловно, можно было и продолжить, но Хейлан слишком хотел вернуться домой и делать что-то полезное уже сейчас, и смысла переубеждать его Тьелпэ не видел. Планы шахты обрастали подробностями и уточнялись, одобренные человек складывал в самодельный кожаный тубус и охотно рассказывал, с чего дома нужно будет начать и что исправлять в первую очередь. Замечаний к этим планам тоже находилось всё меньше, и последнее время Тьелпэ звал его даже не столько для проверки, сколько из любопытства. Если Хейлан так легко отличил краску из местного азурита, то что ещё он может? Только ли с азуритом? А с другими породами, какие встречаются неподалёку? А с медью и бронзой? И, самое главное, как?

Они ещё с Куруфинвэ обсуждали похожий вопрос, но в связи с наугрим: как им удаётся работать с камнем и металлом, совершенно его не слыша? Эдайн научились меньшему, но у них нет не только слуха, но и большинства приспособлений, какие есть у наугрим…

Орнамент замкнул страницу в рамку с четырёх сторон, и Тьелпэ рассеянно принялся листать дальше, пробегая глазами старые схемы и выкладки, пока не наткнулся на вложенный между страницами листок другого цвета, неровно оборванный по одному краю. На листке была нарисована мастерская, подсмотренная через окно и потому перечёркнутая прозрачными солнечными бликами на стекле между зрителем и двоими внутри. Одинаково увязавшими чёрные волосы за спину и одинаково склонившимися над верстаком с расставленными по нему стеклянными сосудами причудливых форм.

Внешне они и в самом деле были похожи, но один из них не собирался пускать в мастерскую ребёнка, а другой пустить не мог, потому что это была не его мастерская, а просьбы не действовали. Хотя и непонятно почему: Феанаро на рисунке был полностью поглощён работой и едва замечал даже сына рядом с собой, не то что менее значимые детали. А Куруфинвэ, слегка повернув голову, смотрел вправо, на окно и зрителя, и улыбался.

Тьелпэ смахнул с рисунка прилипшую ворсинку, взял из подставки перо и подправил контуры полок, едва намеченных на стенах рядом с верстаком.

В детстве его страшно возмущал этот запрет даже стоять рядом и смотреть, как они работают. Сейчас он мог бы понять нежелание отвлекаться на глупые вопросы, когда работаешь над чем-то интересным, но само присутствие посторонних его не раздражало. А во многих случаях не раздражали и глупые вопросы – и не только от Тинто, как он с удивлением выяснил, пока возился с Хейланом. Его скорей раздражало бы, пожалуй, отсутствие таких вопросов, простое нежелание понять и разобраться. Что с того, что человек не знает очевидных вещей? В его возрасте Тьелпэ тоже не знал. Но живой интерес и желание всё проверить и выяснить он вполне разделял, и с одинаковым вниманием следил, как Хейлан, тоже увлёкшийся, пробует отличать местные камни от привозных и безуспешно объяснять успешные попытки или рассказывает про человеческих мастеров, которые умеют расколоть камень точно по нужным трещинам для огранки, всего-навсего зашлифовав пару окошек и посмотрев в них.

Ни Тьелпэ, ни Хейлан, не представляли, как это возможно, но человек куда меньше удивлялся принципиальной возможности чего-то добиться без чужих подсказок. Хотя и гордился умениями своих сородичей – и реакцией на них со стороны Тьелпэ. И в ответ на очередное удивление недоверчиво спросит:

– А вас что, и правда прямо всему валар научили? Должны же вы были и сами чего-то напридумывать, за столько-то веков!

Тьелпэ растерялся, но всего на мгновение, и стал рассказывать про Феанаро, светильники, сильмарилы и палантиры, довольный смесью недоверия и восхищения на лице слушателя.

Но после его ухода вдруг задумался. Эдайн, живущие на этих землях сейчас, и эдайн, пришедшие сюда всего пару веков назад, - это совсем разные народы. И не только потому, что научились многому у эльдар. У них есть свои знания, но им никто не объяснял, почему при такой-то реакции происходит это, при другой то, как рассчитать максимальную нагрузку и почему арка прочнее прямоугольного проёма. Да, они часто не знают, как добиться нужного результата. Но они не знают и границ возможного. Они просто пробуют – часто неудачно, потому что тычутся вслепую, не моделируя возможных результатов заранее. Но они продолжают пробовать, снова и снова, и иногда – вслепую – натыкаются на что-то удивительное, чего никакие формулы не смогли бы предсказать, потому что никому в голову не пришло бы выводить такие формулы.

А какие-нибудь лаиквенди живут тысячелетиями в своих лесах, не меняясь сами и не меняя ничего вокруг. Неудивительно, что эдайн не остановились ни у авари, ни у лаиквенди – они и здесь не остановились бы, если бы не уткнулись в океан.

Случайно ли, что даже Феанаро самые свои лучшие творения создал именно в Амане, под присмотром валар? А тысячи нолдор в Арде вот уже почти пятьсот лет ровным счётом ничего нового не придумали, и даже аманских достижений повторить не в состоянии, только и хватает умений, чтобы удивлять младшую расу.