Взятка

До Йеллоустоуна я бы купила ее немедленно. Теперь, точно нет.

— Здравствуйте, — поздоровалась администратор, поправляя свои очки в черной оправе, когда я вошла в галерею. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Нет, спасибо. Я просто смотрю. — Я улыбнулась, но мои глаза с трудом пытались установить контакт, потому что их так и тянуло к выставленным картинам.

Там были животные — волк, олень, радужная форель — между потрясающими пейзажами. Я медленно прошлась вдоль стен, рассматривая все это, но остановилась, когда подошла к единственному портрету в экспозиции. На картине была изображена девушка.

Стиль работы был таким же, как и у других, — краска толстым слоем высыхала на холсте смелыми, грубыми мазками. Должно быть, это личная галерея художника, потому что все картины были подписаны одним и тем же черным пятном в правом нижнем углу.

Но эта девушка отличалась от животных. Цвета были приглушены, за исключением ее глаз. Они были такими яркими, такого насыщенного синего цвета, что радужная оболочка глаз отливала фиолетовым. Светлые волосы обрамляли ее лицо, они были белыми и мерцающими, как лучи утреннего солнца.

Это была потрясающая картина. Захватывающая дух и душераздирающая. Девушка не улыбалась. Она не хмурилась. Выражение ее лица было отсутствующим. Она выглядела… одинокой. Мне захотелось протянуть руку сквозь краски и обнять ее.

Я повернулась к администратору.

— Сколько стоит…

— Она не продается. — Рядом со мной появился мужчина и, протянув руку мимо меня, коснулся маленькой золотой таблички под портретом, которую я не заметила.

Только для показа. Не продается.

— Извините. — Я отступила на шаг, чувствуя, что вторглась в его личное пространство. — Я не заметила.

Он изучал меня так, что у меня возникло ощущение, будто мое лицо появится на следующем полотне.

Это был тот самый художник? Так и должно было быть. От его широких плеч исходила какая-то мучительная задумчивость.

Он был красив. Не такой же красивый, как Дюк, но определенно привлекательный, с высоким и сильным телосложением. У него были темно-синие глаза и песочно-светлые волосы, коротко подстриженные. Рукава его «Хенли» были закатаны до локтей, открывая татуировку на левом предплечье, которая была почти такой же яркой, как и его художественные работы. Он был бы намного привлекательнее, если бы перестал хмуриться.

Может, он подумал, что я туристка. Может, он повеселеет, если узнает, что я тоже местная жительница.

— Здравствуй. — Я протянула руку. — Я Джейд Морган.

Его взгляд метнулся к моей руке, но руки остались крепко скрещенными на груди.

Придурок.

— Извини, Хакс. — Появилась администратор с панической улыбкой, вставая между мной и мужчиной. Она помахала рукой, приглашая меня отойти вместе с ней.

Их обслуживание клиентов не помешало бы улучшить. Если эта картина такая ценная и охраняемая, зачем ее выставлять на всеобщее обозрение? Я развернулась, собираясь уходить, и наткнулась на плотную человеческую стену.

Знакомая стена.

Руки Дюка поддержали меня. Я расслабилась. Должно быть, он пошел домой и обнаружил, что я пропала, а потом заметил мою машину.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, одновременно отодвигая меня к себе, подальше от администратора и разъяренного художника. Он задал вопрос, но не ждал ответа.

— Чего ты хочешь, Эванс? — рявкнул Хакс.

Я посмотрела на мужчин, которые свирепо смотрели друг на друга.

Администратор опустила голову и пробормотала: «Извините», прежде чем исчезнуть.

Я медленно отошла, готовая последовать за ней.

— Я просто рассматривала картины. Но мы можем идти.

Внимание Дюка было приковано к Хаксу, и он не пошевелился.

Ааа. Он был здесь не из-за меня.

— Останься, — приказал он. — Это касается и тебя тоже.

— Правда?

Дюк кивнул, но обратился к Хаксу:

— Прошлой ночью твоя дочь бросила камень в окно Джейд.

Дочь? Я думала, что это был Трэвис.

У Хакса дернулась челюсть.

— У тебя есть доказательства?

— Отпечатки на камне. Свидетель — я — который видел, как она уезжала на мотоцикле. И ее признание.

— Черт. — Хакс провел рукой по своим коротким волосам. Волосы были чуть темнее, чем на картине. Она, должно быть, была его дочерью.

Зачем его дочери приходить в мой дом? Зачем ей портить мою собственность? Я проглотила свои вопросы, чувствуя, что нахожусь здесь исключительно для того, чтобы наблюдать.

— Насколько сильные у нее неприятности? — спросил Хакс, напуская на себя холодный вид, в котором сквозило неподдельное беспокойство.

— Это зависит от Джейд, — сказал Дюк.

Хакс перевел взгляд на меня, и свирепый взгляд исчез. На его месте был умоляющий взгляд.

— Я заплачу. Я распоряжусь, чтобы заменили окно. Кейс это сделает.

— Он уже заказал новое, — сказал Дюк.

— Я позвоню ему. Попрошу его прислать мне счет. Мы заменим окно и забудем об этом. Хорошо?

— Э-э-э… хорошо? — Должна ли я была согласиться? Или возразить? Я посмотрела на Дюка, но он ничем не помог. Позже нам нужно будет поговорить о том, что он должен был ввести меня в курс дела перед стычкой.

Дюк глубоко вздохнул.

— Она впадает в отчаяние, Хакс. Она хочет выбраться из этого дома и думает, что, если ее будут доставлять в участок достаточное количество раз, я смогу это сделать. Но я мало что могу сделать. Только так я могу дать ей передышку. Если она зайдет слишком далеко, у меня не останется другого выбора, кроме как обратиться к окружному прокурору, и тогда она попадет в колонию для несовершеннолетних. Позвони своей дочери. Будь таким отцом, какой ей, черт возьми, нужен. И забери ее из этого проклятого дома.

Я переводила взгляд с одного мужчины на другого. Что за дом? Что происходит?

— Никто не собирается отдавать ее мне, — процедил Хакс сквозь стиснутые зубы. — Я пытался. Годами. Помнишь?

— Да, помню. И я помню, как ты сдался.

— В этот раз мне не победить, — в словах Хакса звучала безнадежность. — Что бы я ни делал, этого будет недостаточно.

Прежде чем Дюк успел заговорить, Хакс повернулся и исчез в коридоре, которого я не заметила.

— Черт возьми, — пробормотал Дюк, прежде чем взять меня за локоть и увести прочь. Он кивнул подбородком в сторону администратора, провожая меня до двери. Только когда мы вышли на солнечный свет и звон дверного колокольчика затих за нами, он расслабился. — Черт.