Взятка

Это был тот Каламити, которым я хотел поделиться с Люси, только я не был уверен, как именно.

Кто-нибудь мог узнать ее. Кто-нибудь мог разнести все это дело в пух и прах. Я не мог вечно держать ее взаперти на ферме или у себя дома. Люси, казалось, наслаждалась более медленным темпом, но долго ли это продлится?

Она была общительным человеком. Рано или поздно ежедневное пребывание дома начнет сводить ее с ума.

Но я все равно следил, чтобы она каждый день запирала за мной дверь. Когда ей были нужны продукты, я настаивал на том, чтобы ходить с ней в продуктовый магазин. Мы никуда не ходили есть. Мы не ходили в кинотеатр.

С тех пор как она рассказала мне о своем преследователе, меня не покидало ощущение, что надвигается опасность. Мы были на пороге урагана, и я хотел, чтобы окна были заколочены до того, как он разразится.

Я проехал через город с включенным кондиционером, направляясь прямиком к фермерскому дому. Ранее я позвонил Люси, чтобы узнать, пришел ли Трэвис на занятия по испанскому. Он не пришел.

После того, как Люси предложила стать его репетитором, я поделился этой идеей с Мелани. Трэвис едва закончил занятия в летней школе, и, к моему большому удивлению, Мелани сразу же согласилась на эту идею. Затем она практически приказала Трэвису встретиться с Люси на ферме после школы.

В ее голосе слышалось разочарование, когда она сказала мне, что он ее кинул. Я думаю, что она хотела заниматься репетиторством не только для того, чтобы наладить отношения с ребенком, который был важен для меня, но и потому, что дома в одиночестве она сходила с ума. Она была одинока, две недели не разговаривала с Эверли — это начало ее раздражать.

Может быть, сегодня вечером я справлюсь со своим дерьмом, и мы сходим в центр поужинать. Еще раз попытаем счастья в баре.

Когда я добрался до фермы, входная дверь была заперта. Я открыл дом своим ключом, как делал это обычно по вечерам, затем снял ботинки. Я открыл рот, собираясь крикнуть на весь дом, чтобы Люси знала, что я здесь, когда до меня донеслись слабые звуки музыки.

Мягкие звуки гитары и нежный напевный голос Люси заманили меня к задней двери кухни, которую она подперла деревянным клинышком.

Она сидела в кресле во внутреннем дворике. Ее ноги были вытянуты, и на солнце были только кончики пальцев ног. В остальном она была в тени от козырька крыши, когда пела, обращаясь к полям. Вдалеке, в поле, поросшем колышущейся травой, виднелся старый сарай вдовы Эшли, заброшенный и потрепанный ветрами, — классическая сельская картина Монтаны. Когда Люси пела, все это создавало прелестную картину.

Я не слышал, как она пела. Ни единой ноты. Ни единой струны. Ничего с тех пор, как мы познакомились. Мне было легче забыть, что она суперзвезда кантри-музыки. Но прямо сейчас, когда мой желудок сжался, я понял.

Она Люси Росс.

Я ни за что не стану держать эту женщину в Каламити. Из ее души исходило величие, и если я запру ее здесь, то задушу женщину, которая поглотила мою жизнь.

Волосы Люси были зачесаны наверх, открывая длинную линию шеи. На ней были те самые рваные джинсовые шорты, которые я так любил, те, что подчеркивали гладкую кожу ее длинных ног. Она была босиком, и сегодня она покрасила пальцы ног новым цветом. Неоново-оранжевый. Она любила неоновые цвета. Трусики. Бюстгальтеры. Лаки для ногтей.

Это было так же ярко, как музыка, слетавшая с ее губ.

Я застыл в дверном проеме, молча наблюдая за происходящим. Мне казалось, что я вот-вот потеряю ее. Боже, она умела петь. Она была создана для радио. Она была создана для сцены.

Она была создана для создания музыки.

Мелодия, которую она играла, была небыстрой, но веселой. Я ее раньше не слышал, и когда она запела о маленьком городке в Монтане, я понял, что она, должно быть, написала ее недавно. Когда она дошла до реплики о пузатом начальнике полиции с париком вместо волос, я не смог сдержать смех.

Звук моего смешка заставил ее обернуться и посмотреть через плечо, но она не прекратила петь. Она просто подмигнула мне и повторила припев еще раз, завершив его моими аплодисментами.

— Ну что? — спросила она, вставая со стула. — Как ты думаешь, это хит?

— В некоторых местах немного притянуто за уши, но…

Она хихикнула, отложила гитару в сторону, подошла и встала на цыпочки, чтобы поцеловать меня.

— Я не хотела писать о сексуальном шерифе, потому что это никого не касается. Последнее, что мне нужно, это чтобы все эти одинокие женщины переехали в город и устроили соревнование.

— О, я бы сказал, что ты уже выиграла. — Мое безраздельное внимание и мое сердце.

— Что ты хочешь сегодня на ужин? — спросила она.

— Не хочешь сходить в бар? Сегодня женский вечер. Может, заведешь новых друзей.

— Нет, спасибо.

— Я так завел тебя.

Она провела руками по моей груди.

— В самом деле? Я думала, что все наоборот.

Я заключил ее в объятия, притянул к себе и прильнул губами к ее губам, чтобы ощутить вкус этой вишневой сладости. Мы никогда особо не придерживались запретов, когда дело касалось физической близости, но за последние недели любая неуверенность с нашей стороны исчезла. Ей было так же комфортно с моим телом, как и мне с ее, и мы ничего не скрывали.

Для нас был важен каждый поцелуй. Каждое прикосновение.

Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, у нее был красивый румянец на щеках и припухшие губки. Мой член был твердым, и, если бы не муки голода, я бы отказался от ужина и взял Люси вместо него.

Она взяла свою гитару, затем внесла ее в дом и отнесла в гостиную.

— Я и не знал, что у тебя здесь есть гитара, — сказал я, когда она поставила ее в угол рядом с камином.

— Я держала ее в гостевой спальне. — Она смотрела на инструмент, пока говорила. — Мой папа подарил мне ее на десятый день рождения. Она была мне великовата, но он пообещал, что я подрасту.

— Что заставило тебя вынуть ее сегодня?

Она пожала плечами.

— Не знаю. После всего, что произошло, мне не хотелось играть. Мне нужен был перерыв. А сегодня я просто почувствовала себя… готовой.

— Когда ты написала эту песню?

— Сегодня, — сказала она, как будто в этом не было ничего особенного.

Удивительная. Я никогда не встречал никого с таким талантом. В ее пальцах таланта было больше, чем во всем моем шестифутовом теле.

Взгляд Люси был прикован к гитаре, как будто, если она перестанет на нее смотреть, она может исчезнуть.

Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.

— Ты в порядке?

Она кивнула.

— Когда умерли мои родители, музыка спасла меня. В тот раз… пение стало чем-то таким, что прочно вошло в мою жизнь. После смерти Меган, когда я увидела ее мертвой, музыка просто исчезла. Как будто кто-то взял ластик и стер ее из моего сердца.

Это был тот сукин сын, преследователь.

— Мне жаль, детка.

— Все в порядке. — Она глубоко вздохнула и повернулась, уткнувшись мне в грудь. — Я думаю, мне просто нужно было время, чтобы погоревать. Есть ли в этом смысл? Мне нужно было немного отдохнуть от музыки, чтобы попрощаться. А сегодня я сидела в гостиной, ожидая Трэвиса, и было так тепло и солнечно. Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. И тут зазвучала эта песня. Она была веселой и легкой. Так что я напела ее и сразу же взялась за гитару.