Я – борец! 2 Назад в СССР
Шрифт:
— Аб… кто?.. — не понял мой собеседник.
— Эксплуататор, хочет, чтобы было по его всё и вся! — перевёл я.
— Ладно, пошли сетки смотреть, чтобы снова в последний момент трико не меняться, — со вздохом согласился Гена.
А у меня в груди потеплело, стало чуть светлее, что я убедил человека побороться ещё. Почти также, как тогда, когда порекомендовал гэбистам взять на работу Плотникова. В прошлой жизни я бы дал ему уйти, но в этой я буквально телесно ощущал, что я этой жизни должен, должен что-то такое, что может хоть как-то сравняться со вторым шансом. Хотя, может, этот шанс как раз и есть благодарность за того спасённого ребёнка на обледенелой дороге.
И я впервые задумался, что, справедливости ради, я не лучший член нашего общества: не самый умный, и не самый сильный, и даже не самый
Я шёл с Геной в зал соревнований и думал, продолжая тему: а что, если фэбосы (а в этом времени — кгбшники) знают о таких людях и просто стараются им не мешать делать мир лучше? Да не, бред какой-то… На грани теории плоской Земли…
А после первого круга организаторы сделали «открытие» с парадом, речами представителей ВЛКСМ и партии. И всё это долго: построение, равнение, аплодисменты самим себе.
Мы с Геной стояли в шеренге, вытянувшись по струнке, пока какой-то партийный функционер вещал о «спортивной доблести советской молодёжи». Гена ёрзал, явно жалея, что не сбежал сразу после дисквалификации, а я ловил себя на мысли, что бюрократическая волокита остаётся неизменной — хоть в прошлой жизни, хоть в этой.
Наконец, после бесконечных речей и обязательного гимна международного коммунистического движения «Интернационала», объявили начало второго круга. Дождавшись, пока пройдут все веса категории 14–15 лет, я, ещё раз разогревшись с Геной, дождался моей схватки.
— Александр Медведев, «Трудовые резервы», Ворон; Сергей Ковалёв, «Динамо», Курск! — объявил судья-информатор.
Я снова в красном. Хорошо! — подумал я, выходя на схватку.
Ковалёв оказался осторожным борцом — держал дистанцию и контратаковал при любом моём малейшем увязании в его обороне. В первом периоде я едва не попался на его проход в мой корпус, но успел поставить защиту в виде левого захвата на его шее с локтем, упирающимся в его корпус. Первая двухминутка кончилась нулями, а во второй я сразу же навязал Ковалёву тот самый «швунг» — захват, с которого мы и закончили первый период, и принялся растаскивать его: дёргал корпусом и перемещался ногами по ковру. И Ковалёв пошёл в наступление: видя, что я у края рабочей зоны ковра, он резко принялся давить меня на выход с ковра, при этом держа таз далеко — как средство от моих атак подворотами. И я, до этого момента легко прикасаясь к локтю его захвата, скользнул левой рукой под мышку, подшагивая и забирая замок за спиной. Мои ноги были уже под центром масс, и я дёрнул его перед собой, но он, чтобы не лететь, зацепился стопой под моим коленом, выставив бедро вперёд. Я тянул его наверх, и, несмотря на его захват ногой, не видел никакой реакции рефери. Ни тебе предупреждения, ни тебе дисквалификации. И ведь главное — и боковики молчат, и старший площадки. Все сочувствуют, что Приветин-младший проиграл? Учить надо было лучше!
Мои зубы заскрежетали от нагрузки, а ещё я понимал, что такого захвата мне точно у Ковалёва больше не взять. Я развернул костяшки кистей к себе, давя спортсмену на позвоночник. «Играть в грязную? Так играть!» — и дёрнул руки на себя, упираясь макушкой тому в шею. Шаг на соперника утянул нас обоих вниз, прямо лопатками на ковёр, и на всякий случай — с моим контролем.
— Туше! — скомандовал рефери.
Краем глаза я увидел, как разводит руками тренер динамовец из Курска. Все всё понимают, но никто ничего не делает. Вернее, можно подать апелляцию, что я давил на позвоночный столб — не помню, можно ли в этом времени делать такой приём. Много где нельзя, а если и можно, и не заметят, то после схватки не избежать драки с командой соперника. Но вот только будет встречная апелляция от Вострикова, который сейчас стоял и хитро наблюдал за схваткой, что, мол, защитный зацеп под коленом ногой — это как минимум предупреждение и минус бал с постановкой нарушившего правила человека в защитную позицию, а как максимум — его ДСК. Поэтому
Приветину, видимо, просто дали на мне отыграться. Что ж, я в этом виде спорта, похоже, последний раз — если есть такие авторитетные и необъективные личности. А туше засчитали, чтобы уж совсем перед своими уродом не казаться: «Был контрзахват ниже пояса? Не видели, братцы!» А дальше мне подняли руку с объявлением, что Александр Медведев занимает первое место!Кто там занял третье, я смотреть не желал, а остался в зале, ожидая только Гену, который подсмотрел в списках, что он в красном, и нам пришлось снова переодеваться.
— Геннадий Губанов, «Трудовые резервы», Ворон; Андрей Лужков, «Буревестник», Липецк!
А тем временем на ковёр выходил Лужков — коренастый, с низким центром тяжести, явно хороший партеровик, который вполне может задавить Гену в партере.
— Ген, занизь базу, поработай с андерхуками, повзламывай! — проговорил я громко, словив на себе несколько удивлённых взглядов.
Но моя подсказка нашла своего адресата, и когда прозвучала команда «Борьба!», он постарался играть именно так, как я ему посоветовал. И на второй минуте первого периода Лужков попытался бросить Гену, скрутившись и жёстко ударив его бицепсом по шее и лицу. Генка, пускай и пропустил грязный приём в своё веснушчатое лицо, в мгновение оказался за спиной. Вытягивание оппонента вверх и скручивание в воздухе перед грудью — так что ноги Лужкова «улетели» вбок. Однако контроля у Гены не получилось: оппонент, как я и предполагал, хоть и приземлился на бок, но, уйдя на живот, вставал, навязывая крестовой захват. Первый период закончился со счётом 4:0 в Генкину пользу. Во втором же Гена увлёкся защитой и допустил выталкивание с ковра — 4:1, и в ходе плотной борьбы в стойке в следующие две минуты ничего не изменилось.
Ему подняли руку, а сам он сиял от счастья, улыбаясь всеми своими зубами, сияя всеми его веснушками на рыжем лице.
— Поздравляю! — холодно встретил я его по выходу с ковра.
— Я победил! — громко выдал он. — В первый раз!
Руки-загребуки обняли меня, подняли вверх и сдавили до хруста, как никогда на тренировках.
— Работают твои андерхУхи! — выдал Гена.
— АндерхукИ, — поправил я его. — Ну что, ждём награждения?
— Пойдём ещё поедим, а? — предложил Гена, и мы пошли в буфет снова.
Он шутил и радовался — как я понял, первый раз ощутив счастье от победы, — и его настроение не омрачило даже то, что при подсчёте баллов оказалось, что он из троих занял третье место, потому как его второй оппонент досрочно победил первого. Мне вешали медаль, дали грамоту, а в качестве приза вручили борцовскую обувь. При вручении организатор шепнул мне на ухо, что если не подойдут, я могу подойти и поменять их на мой размер. Но размер подошёл.
Из Дворца спорта мы вышли уже вечером. Я перед этим подошёл к своим тренерам и попрощался с ними, сказав спасибо за турнир организаторам. И даже судья Приветин немного мне улыбался — сдавленно, возможно, смотря на меня и думая, что на моём месте мог бы оказаться его сын.
Всё очень просто, товарищ рефери. Твой сын уже на моём месте — вернее, на месте Саши Медведева.
В общагу после турнира мы не пошли. Всё потому, что Гена задал свой «глубокомысленный» вопрос:
— Саш, а как так получается, что нас девушки в один день бросили, и мы в один день выиграли?
— Совпадение? — предположил я, пожимая плечами.
— Ну нет! Вот скажи, что обычно делают мужики, когда их бросают?
— Не знаю… Слушают певицу Максим, едят мороженое и пускают скупую мужскую слезу, уставившись в серый потолок? — пошутил я.
— Максим? Это какая-то иностранная певица? — искренне не понял Гена.
— Ну да, паспорт у неё точно не с гербом Союза, — снова пошутил я, понимая, что был на грани странного объяснения про певицу с мужским именем. Но Гена был слишком поглощён своей радостью, чтобы углубляться в детали.
— Мороженое — это по-детски! А вот пиво!.. — протянул он многозначительно, и я сразу понял, к чему он клонит.
— Пиво — прямой путь к пивному животу, — попытался отговорить его я.
— А зачем мне теперь пресс, если Женька мне уже «от ворот поворот» дала? — ухмыльнулся Гена, смачно хлопнув себя по каменному животу. Его кубики всё ещё были отчётливо видны под тонкой майкой.