Я, Хобо: Времена Смерти

Романов отмахнулся.

–  Это везде одно и то же. Где же… лифт, Пол? Почему он не оборудован индикатором положения? Или я не вижу?

–  Пожар, сэр. Здесь меняли переборки и решётки шахты целыми секциями. Индикаторной панели, видимо, просто не нашлось на складе. Но я слышу, лифт на подходе.

–  Вы не очень-то любите нас… Так сказать, высокомерных и капризных землян?
– вдруг спросил Романов.

–  Со всем уважением, Ваше Превосходительство, но я не понимаю вас, - сказал Мьюком. Слова были давно подобраны и лежали наготове. Вопрос его не удивил. Он ждал его.
– Я люблю Землю. Как и все мы. Я мечтаю вернуться. Как и все мы. Я делаю мою работу для Земли и во имя её, и во славу Императора. Со всем почтением, сэр, но ваш вопрос пахнет дурно… сэр. Простите, сэр.

–  Да, возможно, пахнет… дурно, - согласился землянин. У глаз его, под рыжеватыми густыми бровями, твердели и расслаблялись морщинки. Дьявольскую проницательность выражали глаза, морщинки и брови сенатора над кабаньим рылом респиратора. И Мьюком ощущал, что как бы весь он, Мьюком, словно на ладони у сенатора Ермака Романова, понятный и прозрачный от до, отсюда сюда, сверху донизу, весь. Землянин понизил голос: - Мисс Дейнеко, свяжитесь с "Черняковым"… затребуйте ситуацию по "Каплуну".

–  Есть, сэр. Мик, я отвлечена, работай.

Парень-дизель Мик кивнул и расправился. Этого Мика, кстати, Мьюком до сих пор так и не воспринимал как землянина, несмотря на эмблему, несмотря на покрой спецкостюма и принадлежность к свите. Неярок. Свет и величие метрополии от Мика не исходили. Дизель и дизель. Надёжный, верный, мощный. С таким хорошо в аварийном отсеке сидеть, только великоват для космача, энергоёмок. Кресты только эти… Да что ж со мной такое?
– подумал Мьюком чуть ли не в панике.
– Законы здесь, у нас - вакуум да нуль, под ногами пустота, ты забыл, старый? Они пришли, и они уйдут. Романов продолжал откровенно рассматривать Мьюкома в упор, медленно мигая. Дейнеко тем временем раскрыла - размером с коммуникатор - модуль и, держа девайс на ладони, стала с изяществом набирать запрос. Тут, наконец, приехал лифт, отверзся, все пошли в кабину. Мьюком засмотрелся на приборчик, сначала - чтобы свой взгляд отобрать у Романова, а потом - предметно заинтересовавшись. Хорошо выглядел приборчик и работал, наверное, на как выглядел. Последнее, вероятно, достижение земной техники. Или наоборот, не последнее, а вовсе старое… Мьюком никогда, конечно, не видел реестра запрещённых к передаче в колонии технологий, материалов и оборудования, но знал - как и все на Трассе - о существовании такового. А Ейбо с девчонкой пропали без вести за компьютер, мощностью, возможно, всего-то вот с такой девайсик, как у Дей-неко…

Я люблю Землю, колыбель человечества, подумал Мьюком ясно.

–  Ну что же вы, Пол. Поехали!
– сказал землянин.

Мьюком спохватился и нажал кнопку.

–  Сэр, "Каплун" по расписанию, - негромко доложила Дейнеко, закрывая свой модуль.
– Начинают погрузку.

–  Спасибо, Лиса, - сказал землянин.
– Прекрасно.

–  Ярус-середина, - объявил Мьюком, дождавшись полной остановки. Где-то рядом играла музыка.
– Я живу здесь. Прошу вас… А, ч-чёрт!
– Музыка играла прямо здесь.

Ярус-середина MEDIUM-бубла был самым населённым объёмом Города, но увиденное Мьюкомом прямо у порога лифта не лезло ни в какие отверстия. Походило даже на демонстрацию, хотя, конечно, ей не являлось, а просто прямо на полу, в метре от лифта, после смены, перед тем как разойтись на сон, присели пятеро этэошников сгонять партию в пуццли под малину и курение. В раскрытых до пояса комбах, четверо младых и одна младая, немытые-намасленные и хоровым образом злоухающие на весь отсек родными подпалубами. У игровой доски нагло стоял пластиковый сифон. В нём было уже на донышке. Россыпь пластиковых стаканчиков - числом больше, чем игроков… И разило малиновой брагой, напрочь перебивая и рабочий запах, и дезодоранты, и никотин, и даже личные миазмы немытых технил… (Слава богу, он в респираторе, мелькнуло в голове мэра). Картину довершал проигрыватель, пущенный на полмощности, но каковой вполне хватало для объёма распределителя в семью три кубов.

Дейнеко ринулась вперёд, сильно толкнув Мьюкома каменным бюстом. Весь в синяках я от неё, мелькнуло в голове мэра.

–  Внимание! Немедленно очистить помещение!
– потребовала она.

Технила, "держащий коробку", поднял голову.

–  Не слышуте, - сказал он и вздел бровь.
– Вопчём, молодуха? Какой у тебя костюмчик!

Сейчас я его убью, мелькнуло в голове мэра. Испорчу цифру.

–  Мисс Дейнеко, - сказал Романов, держась, однако, в глубине кабины лифта за Миком.
– Ничего страшного… я полагаю. Жизнь идёт, мисс Дейнеко.

Пора действовать, мелькнуло в голове мэра, и он страшным усилием прекратил мелькание в голове.

Мьюком вывернулся из-под руки Мика-дизеля, произвёл мощный шаг вперёд, сказал: "Позвольте мне, мисс!", цапнул "держащего" за откинутый нагрудный клапан и вознёс в зенит, возвращая паршивцу воздетую бровь на положенное место. Смолкла музыка - кто-то начал реагировать адекватно.

–  А ну!… - прошипел он.
– Устроились, ш-ш-шпана!

–  Капитан, да что?!
– пискнул кто-то.

Мьюкома прямо шатало от ярости. Одновременно он был рад отвести душу. Поставить блок Романовским эманациям.

–  Кто старший смены?!

Смирно висящий хам ответить не мог, натянувшаяся лямка перехватила ему воздух. Кто-то другой - все вскочили - пискнул:

–  Вербик Топотун, капитан!

–  Капитан, отпустите меня… - задушено сказал вспомнивший приличную речь "коробейник".

–  Я тебя, молодец, запомнил!
– сказал ему Мьюком обещающе.
– Ты у меня теперь нагуляешься по холодкам без бонуса. Все холодки подберёшь на год вперёд. Я тебя не позабуду. Так, вы все! Быстро прибрать настил!
– рявкнул он.
– Ты, Бере-зинская! Застегнись! И убрать к (…) [38] и к (…) [39] сифон! Сдать брагу в префектуру! Господин сенатор, одну секунду!
– На ярусе тяга стояла три десятых, левой руки вполне хватало для удержания молодца над горизонтом, только ткань старенького комба тянулась под пальцами. Мьюком включил телефон и на весь Город рявкнул: - Топотун! Лифт западный, середина медиума. Бегом сюда!
– И только теперь Мьюком отпустил паренька. Тот начал снижение, заскрёб ногами.

38

такому-то папе (трбл.)

39

такой-то маме (трбл.)

–  Сценка, так сказать, из космической жизни, - подал голос Романов. В голосе слышался юмор.

–  Извините, ради бога, Ваше Превосходительство!

–  Ничего. Сценка из космической жизни, так сказать, ха-ха-ха!

–  Космачи! Это земляне!
– пискнул кто-то. (У него был такой голос - тонкий.)

–  Спокойнее двигайтесь, ребята, - сказала Дейнеко.
– Без резкости. Плавнее жестикуляция. Мик, спокойно.
– В арке напротив стояли уже несколько зрителей - крики, шум, интересно им. Раздался действительно слоновый топот из коридора, и огромный Пат Верник, растолкав зевак, занял собой всю арку и стал как вкопанный. В руке он держал, обхватив его поперёк двумя пальцами, сифон жёлтого цвета. Забыл его оставить дома, спеша на вызов. Кто-то засмеялся. На лице Верника последовательно и очень наглядно отобразились процессы сканирования, фиксации, обработки, оценки, анализа и размещения окружающей ситуации. На "флаг" последнего Верник закрыл рот и спрятал сифон за спину. Мьюком вздохнул и, сморщившись, стал тереть глаза. Потом подошёл вплотную к Топотуну и замолчал.

–  Капитан! Я всё понял! Бросив один только взгляд - я понял всё!
– заговорил Топотун шёпотом, обдавая Мьюкома кислой малиной.
– В сифоне чай. Чай, как напиток, капитан. Скажите им, что это не брага, капитан. Пусть они это знают. Но тем не менее. Моментально наводится порядок. Буквально ни секунды ничего промедла. И многое вам есть сказать мне, но неудобно перед гостями, а мне и возразить нечего. И я смиренен. Вы казните меня позже. Я помогу вам, капитан. Буду подавать вам ножики. Такая вот (…) [40] , сэр.

40

херня (трбл.)

Мьюком отвернулся от него и виновато засмеялся, обращаясь к сенатору. Ему очень хотелось повторить Топотуново "Такая вот (…), сэр". Он подозревал, что запишет это выражение в оперативную память и будет, где к месту, использовать.

–  Товарищи, товарищи, товарищи!… Пропусти-ка меня, тыжоп, посторонись, кнючок, - раздался знакомый всем в Палладине голос. И: - Ох, (…) [41] !
– Маяма явился, всё увидел, всё понял. Маяма, истый фараон и любимый послушник Макаровой, был цепок и моментален. Но приличного решения ситуации префект никак не находил: слишком много ответственных лиц скопилось на месте преступления, очистить бы заначала. Мьюком махнул ему: разгони тут всех, а сам, храня виноватую улыбку, подошёл к землянам и, как бы встроившись в их компанию, приготовился наблюдать за действиями префектуры по очистке маршрута. Теперь ему было мучительно стыдно. Кидало, значит, душу и разум Мьюкома от ненависти до стыда, туда-обратно. Он надеялся только, что землянин, озабоченный своими, взрослыми, делами, всё-таки не замечает ничего, а только делает вид. Паузу прервала Дейнеко.

41

бля (трбл.)