Там белые церкви и звонкий, светящийся лед.Там милого сына цветут васильковые очи.Над городом древним алмазные русские ночиИ серп поднебесный желтее, чем липовый мед.Там вьюги сухие взлетают с заречных полей,И люди, как ангелы, Божьему Празднику рады,Прибрали светлицу, зажгли у киота лампады,И Книга Благая лежит на дубовом столеТам строгая память, такая скупая теперь,Свои терема мне открыла с глубоким поклоном;Но я не вошла, я захлопнула страшную дверь;И город был полон веселым рождественским звоном.26 декабря 1921
Клевета
И всюду клевета сопутствовала мне.Ее ползучий шаг я слышала во снеИ в мертвом
городе под беспощадным небом,Скитаясь наугад за кровом и за хлебом.И отблески ее горят во всех глазах,То как предательство, то как невинный страх.Я не боюсь ее. На каждый вызов новыйЕсть у меня ответ достойный и суровый.Но неизбежный день уже предвижу я, —На утренней заре придут ко мне друзья,И мой сладчайший сон рыданьем потревожат,И образок на грудь остывшую положат.Никем не знаема тогда она войдет,В моей крови ее неутоленный ротСчитать не устает небывшие обиды,Вплетая голос свой в моленья панихиды.И станет внятен всем ее постыдный бред,Чтоб на соседа глаз не мог поднять сосед,Чтоб в страшной пустоте мое осталось тело,Чтобы в последний раз душа моя горелаЗемным бессилием, летя в рассветной мгле,И дикой жалостью к оставленной земле.Январь 1922 Вагон Бежецк – Петербург
«Шепчет: “Я не пожалею...”»
Шепчет: «Я не пожалеюДаже то, что так люблю, —Или будь совсем моею,Или я тебя убью».Надо мной жужжит, как овод,Непрестанно столько днейЭтот самый скучный доводЧерной ревности твоей.Горе душит, не задушит,Вольный ветер слезы сушит,А веселье, чуть погладит,Сразу с бедным сердцем сладит.Февраль 1922
«Веет ветер лебединый...»
Веет ветер лебединый,Небо синее в крови.Наступают годовщиныПервых дней твоей любви.Ты мои разрушил чары,Годы плыли, как вода.Отчего же ты не старый,А такой, как был тогда?Даже звонче голос нежный,Только времени крылоОсенило славой снежнойБезмятежное чело.1922
Господеви поклонитесяВо Святем Дворе Его.Спит юродивый на паперти,На него глядит звезда.И, крылом задетый ангельским,Колокол заговорил,Не набатным, грозным голосом,А прощаясь навсегда.И выходят из обители,Ризы древние отдав,Чудотворцы и святители,Опираясь на клюки.Серафим – в леса СаровскиеСтадо сельское пасти,Анна – в Кашин, уж не княжити [46] ,Лен колючий теребить.Провожает Богородица,Сына кутает в платок,Старой нищенкой оброненныйУ Господнего крыльца.24 мая 1922 Петербург
45
Валентина Андреевна Щеголева (1878—1931) – драматическая актриса; адресат цикла «Три послания» А. Блока; жена пушкиниста и историка П. Е. Щеголева (1877—1931).
46
Речь идет о княгине Анне Кашинской (ок. 1280 г. – 2 октября 1368 г.) – жене Тверского князя Михаила Ярославича (1271—1318), замученного в Орде по приказу татарского хана Узбека. После смерти мужа она постриглась в монахини – с именем Софии, в Тверском Софийском женском монастыре. Последний год жизни провела в Кашине, переехав туда по настоянию младшего сына, князя кашинского Василия, и приняв схиму с именем Анна. В 1649 г. благоверная Анна причислена к лику святых.
«Не с теми я, кто бросил землю...»
Не с теми я, кто бросил землюНа растерзание врагам.Их грубой лести я не внемлю,Им песен я своих не дам.Но
вечно жалок мне изгнанник,Как заключенный, как больной.Темна твоя дорога, странник,Полынью пахнет хлеб чужой.А здесь, в глухом чаду пожараОстаток юности губя,Мы ни единого удараНе отклонили от себя.И знаем, что в оценке позднейОправдан будет каждый час…Но в мире нет людей бесслезней,Надменнее и проще нас.Июль 1922 Петербург
Стихотворение вызвано известием о том, что Артур Лурье решил не возвращаться в Россию из берлинской командировки. (Впоследствии он переехал из Германии во Францию; с 1941 г. поселился в США.) Лидия Чуковская писала:
«У меня в архиве хранится копия письма Лурье к Ахматовой, помеченного 1-м января 1960 года. <…> В письме поминаются пророческие строки Ахматовой о судьбе русских эмигрантов, в частности строка «Полынью пахнет хлеб чужой» (из стихотворения «Не с теми я, кто бросил землю…») и строки из «Поэмы без героя» («А твоей двусмысленной славе, / Двадцать лет лежавшей в канаве...» и др.). Как бы в ответ, Лурье пишет:
«...что я могу тебе сказать о себе? Моя «слава» тоже 20 лет лежит в канаве, т. е. с тех пор как я приехал в эту страну... Здесь никому ничего не нужно и путь для иностранцев закрыт. Все это ты предвидела уже 40 лет тому назад: «Полынью пахнет хлеб чужой»… Все твои фотографии глядят на меня весь день...»» (Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой).
«Небывалая осень построила купол высокий...»
Небывалая осень построила купол высокий,Был приказ облакам этот купол собой не темнить.И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,А куда провалились студеные, влажные дни?Изумрудною стала вода замутненных каналов,И крапива запахла, как розы, но только сильней.Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,Их запомнили все мы до конца наших дней.Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,Что казалось – сейчас забелеет прозрачный подснежник...Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему.Сентябрь 1922
«Вот и берег северного моря...»
Вот и берег северного моря,Вот граница наших бед и слав, —Не пойму, от счастья или горяПлачешь ты, к моим ногам припав.Мне не надо больше обреченных:Пленников, заложников, рабов,Только с милым мне и непреклоннымБуду я делить и хлеб и кров.Осень 1922
«Ангел, три года хранивший меня...»
Ангел, три года хранивший меня,Вознесся в лучах и огне,Но жду терпеливо сладчайшего дня,Когда он вернется ко мне.Как щеки запали, бескровны уста,Лица не узнать моего;Ведь я не прекрасная больше, не та,Что песней смутила его.Давно на земле ничего не боюсь,Прощальные помню слова.Я в ноги ему, как войдет, поклонюсь,А прежде кивала едва.1922
Переулочек, переул...Горло петелькой затянул.Тянет свежесть с Москва-реки,В окнах теплятся огоньки.Как по левой руке – пустырь,А по правой руке – монастырь,А напротив – высокий кленКрасным заревом обагренА напротив – высокий кленНочью слушает долгий стон.Покосился гнилой фонарь —С колокольни идет звонарь...Мне бы тот найти образок,Оттого что мой близок срок,Мне бы снова мой черный платок,Мне бы невской воды глоток.1922
47
В Москве Ахматова жила с Шилейко в 3-м Зачатьевском переулке, в районе Остоженки (осень 1918 г.– январь 1919 г.).