Как в трапезной – скамейки, стол, окноС огромною серебряной луною.Мы кофе пьем и черное вино,Мы музыкою бредим… Все равно...И зацветает ветка над стеною.В изгнанье сладость острая была,Неповторимая, пожалуй, сладость.Бессмертных роз, сухого виноградаНам родина пристанище дала.1943 Ташкент
9. «Какая есть. Желаю вам другую...»
Какая есть. Желаю вам другую —Получше. Больше счастьем не торгую,Как шарлатаны и оптовики...Пока вы мирно отдыхали в Сочи,Ко
мне уже ползли такие ночи,И я такие слышала звонки!Не знатной путешественницей в креслеЯ выслушала каторжные песни,А способом узнала их иным.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В Ташкенте Ахматова некоторое время жила в «балахане» (верхней надстройке) на улице Жуковского. Галина Козловская вспоминает: «Для меня балахана на Жуковского навсегда связана со строчками: «Как в трапезной – скамейки, стол, окно с огромною серебряной луною». <…> Те четверо, на кого глядела огромная луна, были: Анна Андреевна, Надежда Яковлевна Мандельштам, мой муж и я» (Козловская Г. Л. Ахматова в Ташкенте).
Над Азией – весенние туманы,И яркие до ужаса тюльпаныКовром заткали много сотен миль.О, что мне делать с этой чистотою,Что делать с неподкупностью простою?О, что мне делать с этими людьми!Мне зрительницей быть не удавалось,И почему-то я всегда вклиняласьВ запретнейшие зоны естества.Целительница нежного недуга,Чужих мужей вернейшая подругаИ многих – безутешная вдова.Седой венец достался мне не даром,И щеки, опаленные пожаром,Уже людей пугают смуглотой.Но близится конец моей гордыне:Как той, другой – страдалице Марине, —Придется мне напиться пустотой.И ты придешь под черной епанчою,С зеленоватой страшною свечою,И не откроешь предо мной лица...Но мне не долго мучиться загадкой:Чья там рука под белою перчаткойИ кто прислал ночного пришлеца?23—24 июня 1942 Ташкент
Еще одно лирическое отступление
Все небо в рыжих голубях,Решетки в окнах – дух гарема…Как почка, набухает тема.Мне не уехать без тебя, —Беглянка, беженка, поэма.Но, верно, вспомню на лету,Как запылал Ташкент в цвету,Весь белым пламенем объят,Горяч, пахуч, замысловат,Невероятен...Так было в том году проклятом,Когда опять мамзель Фифи [60]Хамила, как в семидесятом.А мне переводить Лютфи,Под огнедышащим закатом.И яблони, прости их, Боже,Как от венца в любовной дрожи,Арык на местном языке,Сегодня пущенный, лепечет.А я дописываю «Нечет»Опять в предпесенной тоске.До середины мне виднаМоя поэма. В ней прохладно,Как в доме, где душистый мракИ окна заперты от знояИ где пока что нет героя,Но кровлю кровью залил мак...1943 Ташкент. Балахана
60
«Melle Fifi» – в одноименном рассказе Мопассана – прозвище немецкого офицера, отличавшегося изощренной жестокостью. – Прим. Анны Ахматовой.
Cмерть
I. «Я была на краю чего-то...»
Я была на краю чего-то,Чему верного нет названья...Зазывающая дремота,От себя самой ускользанье...Август 1942 Дюрмень
II. «А я уже стою на подступах к чему-то...»
А я уже стою на подступах к чему-то,Что достается всем, но разною ценой...На этом корабле есть для меня каюта,И ветер в парусах – и страшная минутаПрощания с моей родной страной.1942 Дюрмень
III. «И
комната, в которой я болею...»
И комната, в которой я болею,В последний раз болею на земле,Как будто упирается в аллеюВысоких белоствольных тополей.А этот первый – этот самый главный,В величии своем самодержавный,Но как заплещет, возликует он,Когда, минуя тусклое оконце,Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,И смертный уничтожит сон.Январь 1944 Ташкент
В этой горнице колдуньяДо меня жила одна:Тень ее еще виднаНакануне новолунья,Тень ее еще стоитУ высокого порога,И уклончиво и строгоНа меня она глядит.Я сама не из таких,Кто чужим подвластен чарам,Я сама... Но, впрочем, даромТайн не выдаю своих.5 августа 1943 Ташкент
61
Елена Сергеевна Булгакова (1893—1970) – жена М. А. Булгакова.
2. Гости
«...ты пьян,И все равно пора нах хауз...»Состарившийся Дон ЖуанИ вновь помолодевший ФаустСтолкнулись у моих дверей —Из кабака и со свиданья!..Иль это было лишь ветвейПод черным ветром колыханье,Зеленой магией лучей,Как ядом, залитых, и всё же —На двух знакомых мне людейДо отвращения похожих?11 ноября 1943
3. Измена
Не оттого, что зеркало разбилось,Не оттого, что ветер выл в трубе,Не оттого, что в мысли о тебеУже чужое что-то просочилось, —Не оттого, совсем не оттогоЯ на пороге встретила его.27 февраля 1944
«Когда уехала Елена Сергеевна Булгакова, занимаемую ею комнату передали Анне Андреевне. Это был дом на Жуковского, 54. В главном здании дома жили писатели Уткин, Луговской, Погодин и другие. В глубине двора было строение, к которому с наружной стороны была пристроена лестница, ведшая наверх, на так называемую «балахану». Там была большая комната со сплошным окном во всю длину. В противоположность «кассе» – много света и пространства. Свое новоселье Анна Андреевна отметила стихотворением «Хозяйка», которое дается в цикле «Новоселье». <…>
Посвящено оно Елене Сергеевне Булгаковой. Долго я не могла понять, почему Ахматова назвала ее колдуньей. Лишь много поздней узнала, что в Ташкенте (вместе с Фаиной Григорьевной Раневской) Ахматова читала роман «Мастер и Маргарита». И кто знает, может быть, читала в этой самой комнате на балахане».
Галина Козловская. «Ахматова в Ташкенте»
4. Гибель
Как будто страшной песенкиВеселенький припевИдет по шаткой лесенке, Разлуку одолев.Не я к нему, а он ко мне —И голуби в окне...И двор в плюще, и ты в плаще По слову моему.Не он ко мне, а я к нему — во тьму, во тьму, во тьму.16 октября 1943 Ташкент
«Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыни...»
Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыниНа краешке окна, и духота кругом,Когда закрыта дверь, и заколдован домВоздушной веткой голубых глициний,И в чашке глиняной холодная вода,И полотенца снег, и свечка восковаяГорит, как в детстве, мотыльков сзывая,Грохочет тишина, моих не слыша слов, —Тогда из черноты рембрандтовских угловСклубится что-то вдруг и спрячется туда же,Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже...Здесь одиночество меня поймало в сети.Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,И в зеркале двойник не хочет мне помочь.Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.28 марта 1944 Ташкент