Я не боюсь
Шрифт:
– Кто выигрывает?
– Серджо, папин друг.
– Он приехал?
– Да.
– Какой он?
– Старый. Давай спи.
– Я не могу. Слишком жарко. И шумят. Когда они уйдут?
В кухне продолжали кричать. Я слез с подоконника:
– Кто их знает.
– Микеле, расскажи мне сказку об Анголотте в Африке.
Анголотта была городской собачкой, которая спряталась в чемодане и случайно очутилась в Африке среди львов и слонов. Нам очень нравилась эта история. Анголотта была очень умная собака, умнее шакалов. И завела себе дружка, сурка. Обычно, когда папа возвращался домой, он рассказывал нам новую главу.
Впервые
– Я не знаю, – признался я.
– Неправда. Ты знаешь.
– Какую я знаю?
– Ты помнишь ту, которую нам однажды рассказала мама Барбары? Про Пьерино Пьероне.
– А-а, эту? Знаю.
– Её и расскажи.
– Ладно, но только я её не очень хорошо помню.
– Расскажи мне её в шатре, ладно?
– Ладно.
Так по крайней мере мы не будем слышать криков из кухни. Я перебрался в постель сестры, и мы укрылись простыней с головою.
– Начинай, – прошептала мне в ухо сестра.
– Итак, жил-был Пьерино Пьероне, который любил лазить по деревьям, чтобы кушать их плоды. Однажды, когда он сидел на дереве, внизу проходила ведьма Бистрега… Вот она и говорит: «Пьерино Пьероне, дай мне одну грушу, а то я ужасно голодная». И Пьерино Пьероне бросил ей грушу.
Она прервала меня:
– Ты не рассказал, какая была эта ведьма Бистрега.
– Ага. Она была жутко противная. Лысая-лысая. У неё был лошадиный хвост и длиннущий нос. Она была длинной и ела детей. Её мужем был Чёрный человек…
Пока я рассказывал, я видел, как папа отрезает уши у Филиппо и засовывает их в карман. А потом прикрепляет их к зеркалу грузовика.
– Неправильно. У неё не было мужа. Рассказывай правильно. Я знаю эту историю.
– Пьерино Пьероне бросил ей грушу, и она попала в коровью лепёшку.
Мария засмеялась. Истории про какашки ей очень нравились.
– Ведьма Бистрега опять говорит: «Пьерино Пьероне, дай мне одну грушу, а то я ужасно голодная». – «Возьми эту». И он бросил ей другую грушу. И она упала в лужу, которую написала корова. И вся испачкалась.
Опять смех.
– Ведьма опять у него просит грушу. Он снова ей бросает и попадает в коровью жвачку.
Мария ткнула меня коленом:
– Этого в сказке нет. Неправда. Ты что, дурак?
С моей сестрой ничего нельзя было изменить в истории, даже чуть-чуть.
– Тогда…
Но что творилось на кухне! Должно быть, разбилась тарелка. Я повысил голос.
– Тогда Пьерино Пьероне слез с дерева и дал ей грушу. А ведьма Бистрега схватила его и сунула в мешок, который забросила за плечо. А так как Пьерино Пьероне перед этим скушал много перцев, которые были тяжёлыми, ведьма не могла долго нести его и должна была останавливаться каждые пять минут и однажды захотела пописать. Она оставила мешок и пошла за дерево. Пьерино Пьероне зубами перегрыз верёвку и выскочил из мешка, а туда положил медвежонка-полоскуна…
– Медвежонка-полоскуна?
Я специально так сказал, чтобы увидеть, знает ли Мария, кто это такой.
– Да, медвежонка-полоскуна.
– А кто это?
– Это такие медвежата, которые, если ты оставишь тряпки рядом с речкой, придут и постирают.
– А где они живут?
– На Севере.
– А что дальше? – Мария отлично знала, что Пьерино Пьероне положил в мешок камни, однако меня не поправила.
Ведьма Бистрега взвалила мешок на спину и, когда пришла домой, сказала своей
дочке: «Маргерита Маргеритоне, спустись, открой дверь и приготовь большую кастрюлю, чтобы сварить Пьерино Пьероне». Маргерита Маргеритоне поставила воду на огонь, а ведьма Бистрега открыла мешок, и оттуда выскочил медвежонок-полоскун и начал кусать обеих, а потом спустился во двор и начал кушать кур и разбрасывать помойку. Ведьма очень рассердилась и побежала искать Пьерино Пьероне. Она его нашла, засунула в мешок и больше уже нигде не останавливалась до самого дома. Когда она пришла домой, то сказала Маргерите Маргеритоне: «Возьми его и закрой в подполе, а завтра мы его съедим…»Я остановился.
Мария заснула под эту нехорошую сказку.
4
На следующее утро я столкнулся со стариком в ванной.
Я открыл дверь, а он стоял там и брился, скрючившись над умывальником, уткнувшись головой в самое зеркало, и окурок свисал у него с губы. Он был одет в поношенную спортивную майку и отливавшие желтизной длинные трусы, из которых торчали две сухие безволосые палки. На ногах у него были чёрные сапоги с расстёгнутой молнией.
От него пахло кислым, смесью талька и крема для бритья.
Он повернулся ко мне и оглядел меня с головы до ног опухшими глазами, одна щека в пене, в руке бритва:
– А ты кто такой?
Я ткнул себя пальцем в грудь:
– Я?
– Да, ты.
– Микеле. Микеле Амитрано.
– А я Серджо. Здравствуй.
Я протянул ему руку:
– Очень приятно. – Так отвечать меня научили в школе.
Старик промыл бритву водой.
– А ты не знаешь, что надо стучаться, прежде чем войти в ванную? Тебе об этом не говорили родители?
– Извините.
Я хотел уйти, но стоял столбом. Как это случается, когда ты видишь урода, стараешься на него не глядеть и не можешь удержаться.
Он начал брить шею.
– Значит, ты – сын Пино?
– Да.
Он разглядывал меня в зеркало.
– Ты не очень-то разговорчивый.
– Да.
– Мне нравятся молчаливые мальчики. Молодец. Не в своего отца. А ты послушный?
– Да.
– Тогда выйди и закрой дверь.
Я побежал искать маму. Она была в моей комнате и снимала простыню с кровати Марии. Я подёргал её за платье:
– Мама! Мама, кто этот старик в ванной?
– Оставь меня, Микеле, у меня много дел. Это Серджо, друг твоего отца. Тебе же говорили, что он приедет. Он останется у нас на несколько дней.
– Почему?
Она подняла матрас и перевернула его.
– Потому, что так решил твой отец.
– А где он будет спать?
– В кровати твоей сестры.
– А она?
– Она с нами.
– А я?
– В своей постели.
– Значит, старик будет спать в одной комнате со мной?
Мама вздохнула:
– Да.
– Ночью?
– Ты – болван? Что, спят днём?
– А нельзя, чтобы Мария спала здесь? А я с вами.
– Не говори глупостей. – Она стелила чистую простыню. – Уходи, у меня дела.
Я упал на пол и обхватил её ноги:
– Мама, прошу тебя, пожалуйста, я не хочу с ним. Я тебя прошу, я хочу быть с вами. В вашей кровати.
Она фыркнула:
– Мы не поместимся! Ты уже большой.
– Мама, прошу тебя! Я лягу в уголок. И стану маленьким.
– Я сказала – нет.
– Прошу тебя! – заканючил я. – Я буду хорошо себя вести. Вот увидишь.