Я – спящая дверь

В этом алфавитном порядке определенно было что-то абсурдное, но что он мог поделать? Не сторониться же ему теперь всех женщин по имени Эйрун, Энгильрауд, Эфемия, Эмма, Эйнарина или Элизабет? [44]

– Вуду??

– Да, моя специализация – распространение африканских религиозных практик в Новом Свете…

Генетик прерывает его:

– Если вас заинтересовала Кара Мьётль, вам стоит познакомиться с моей новой женой.

– Я бы этого очень хотел.

44

Имеется в виду порядок букв в исландском алфавите: A (Anna/Анна), B (Bryndis/Бриндис), C (Cara/Кара), D (Dora/Дора), E (Eirun/Эйрун, Engilra?/Энгильрауд и т. д.).

– Дора – это то, что мы в медицинской науке называем химерой в честь гротескного существа из греческой мифологии. Ее ДНК состоит из генетического материала пяти индивидуумов: ее матери и четырех отцов. Это не сразу заметно, но у нее, например, две разные группы крови, а также она с левой стороны рыжеволосая, а с правой – блондинка. Первый ребенок, родившийся в тысяча девятьсот шестьдесят втором году…

Теперь пришла очередь старика прерывать генетика:

– Это очень интересно! Ты не представляешь, но самым странным из произошедшего со мной в той стране стал случай, когда меня попросили помочь при домашних родах в Рейкьявике в конце лета того же года. И там тоже на свет появился далеко не обычный ребенок.

– В тысяча девятьсот шестьдесят втором? Расскажите мне об этом поподробнее. Я как раз прочесываю базу данных в поисках людей с генетическими мутациями, которые родились в этом году.

Слышны удаляющиеся шаги Хроульвура З. Магнуссона, генетика, и Энтони Т. А. Брауна, теолога.

(Конец записи.)

VII Завершение работы (23 октября 2012 года – 15 апреля 2013 года)

16

Алета выключает диктофон:

– Этого достаточно. Для исследования больше ничего не нужно.

Она опускает диктофон в сумку:

– Это было очень… Как это называется?.. Очень познавательно. Никогда раньше я не разговаривала так долго с одним и тем же исландцем. Это меня многому научило.

Она встает, но, прежде чем успевает выпрямиться, Йозеф хватает ее за запястье. Застыв в неловкой позе, она бросает взгляд на его руку. Бледная тонкая кожа туго натянута над костными наростами, усыпавшими тыльную сторону кисти словно грибы. Из-под съехавшего вниз рукава клетчатой рубашки выглядывает деформированное предплечье. Видимо, ему нужно сказать что-то очень важное, поскольку каждое внезапное движение может привести к новой травме. Не говоря уже о том, что каждое усилие стоит ему немалых страданий.

Он сильнее сжимает ее руку:

– Меня здесь уже не будет, даже если ты опять сюда придешь.

Она кладет свою ладонь на его кисть.

Он отводит глаза:

– Через два дня я ложусь в больницу. Это будет моя последняя госпитализация.

– Я навещу тебя.

– Нет, не надо меня навещать. Речь не об этом.

Так же неожиданно, как схватил, он отпускает ее запястье. Какое-то время на ее коже виден бледный отпечаток его пальцев, но уже через мгновение, когда капилляры снова наполняются кровью, отпечаток исчезает. Алета выпрямляется.

– Мне жаль, что я не могу должным образом отплатить тебе за то, что ты выслушала мою историю, не могу выслушать твою, как учил меня мой отец. У нас на это нет времени. Меня это удручает. Надеюсь, ты простишь меня.

– Конечно-конечно! Да и какая у меня может быть история?

– Не меньшая, чем у меня.

Он указывает подбородком в сторону спальни позади нее:

– Там в комнате, под кроватью со стороны окна, стоят коробки из-под бананов, в них сложены книги. В одной из коробок, что у изножия, должно быть исландское издание «Войны с саламандрами» Карела Чапека. Туда вложен коричневый конверт, подписанный моим именем. Он запечатан, не открывай его, пока не придешь домой.

– Но мне ничего не нужно. Я и так получила огромное удовольствие.

– Ну, пожалуйста, сделай это для меня!

Как только Алета исчезает в спальне и оттуда начинают доноситься звуки, убеждающие Йозефа, что она разыскивает конверт, он осторожно наклоняется к креслу, на котором она сидела, и подтягивает к себе ее сумку. Найдя там диктофон, включает его, подносит к губам и шепчет:

– Алета, я должен кое-что исправить. Когда ты на днях была здесь, я сравнил рождение с моментом, когда под палящим солнцем голышом выходишь из лесного озера. Это не так.

CLUB DES AMATEURS

Мужчина добрался до пункта назначения вскоре после того, как солнце достигло полуденного зенита. Поскольку он не привык путешествовать пешком, путь от железнодорожной станции Вр. занял у него больше времени, чем планировалось, и поэтому он опоздал к условленному часу в отдаленном месте посреди леса, которое не видно ни птицам в небесах, ни рыбам в озерах.

Лишь немногим избранным удавалось переступить порог этого всеми обсуждаемого здания, и поэтому он старательно запомнил сверхсекретную карту, показанную ему на последней подготовительной встрече. Там был обозначен маршрут от станции, через деревню и до кромки леса, а затем – через лес к усадьбе. Он представлял себе красивое поместье, окруженное высокой кирпичной стеной, нечто среднее между особняком богатого промышленника девятнадцатого века и загородной резиденцией прусского профессора философии, с многонациональным персоналом, набранным из европейских имперских держав и их колоний, который возглавляла строгая чета – пятидесятипятилетний англичанин с дефектом речи (он маскировал его отработанными величавыми жестами, заменявшими трудные для произнесения слова) и его русская или венгерская жена, слегка помоложе, рыжеволосая и зеленоглазая. Там, у железных ворот с названием места, его должны были встретить.

Всё время, пока поезд мчался от вокзала в Сн. до станции Вр., мужчина мысленно прокручивал отложенный в памяти маршрут. Он представлял себе красную шерстяную нить, изгибающуюся и петляющую по ландшафту, с узелками, обозначавшими основные ориентиры. Как танцовщик провинциального театра, репетирующий перед спектаклем с уверенностью, что в день показа в зрительном зале будет сидеть всемирно известный хореограф (разумеется, под вымышленным именем и загримированный), он снова и снова повторял каждый шаг, каждый поворот, ведущий его к цели.

Но, несмотря на все старания, он, как уже было сказано, опаздывал к месту встречи глубоко в царстве пихт, елей и сосен и по мере приближения всё больше беспокоился, что ожидающий у ворот человек отчитает его, напомнив, сколь велика честь быть выбранным для такого путешествия. Однако, когда пришло время, все волнения оказались напрасными. В самом сердце леса, где листва так густо покрывала деревья, что они возвышались перед глазами словно сплошная отвесная скала, его приветствовал не человек, одаренный речью, а маленькая собачка неизвестной породы. У нее было удлиненное туловище, короткие лапы, мохнатый, загнутый кверху хвост, блестящая, жесткая, будто мокрая на вид шерсть, а голова такая большая, что скорее бы подошла волку, – нижняя челюсть почти волочилась по земле, и лишь с большим трудом ее удавалось держать на весу. Карие глаза собаки сияли, как черные жемчужины.

Мужчина был настолько поглощен разглядыванием своего странно сложенного провожатого, что, лишь когда тот ввел его в темный холл и дверь за ними закрылась, он понял, что не увидел здания снаружи. Непроницаемая стена зелени, преграждавшая ему путь, должно быть, укрывала и фасад здания. Не издав ни звука, а лишь молча бросая многозначительные взгляды жемчужно-черных глаз (как свойственно ее виду), собака подала человеку знак следовать за ней. И он последовал за ней сквозь сумрак, а затем – по погруженной во мрак лестнице, уходившей на четыре этажа вверх.