Я – спящая дверь

Хруст гравия…

– Вот, нашел у тебя в сарае. Завернись в это, приятель.

С воды доносится смех полярной гагары. Скрипит стул рядом с диктофоном. Отодвигается еще один стул, пришедший мужчина садится:

– Энтони Теофрастос Афаниус Браун.

– Хроуль… Хроульвур «Второй» Магнуссон.

Черт побери, зачем ему понадобилось отвечать этой дешевой шуткой? Откуда это безумное желание состязаться во всем? Неужели он так позавидовал впечатляющему имени гостя, что решил пристроить кое-что к своему собственному? Теперь ему придется объяснять, что он пошутил, что просто последние три года начальной семилетки его называли Хроульвуром Вторым.

Их учителем был весьма любезный и благонамеренный человек, который старался следовать всем новшествам просвещения. На первом уроке каждой школьной недели он просил одного из учеников прочитать список имен в классном журнале. Обычно всё проходило гладко, все они к тому времени уже прекрасно читали и, кроме того, знали имена друг друга. Однажды осенью, в самом начале пятого класса, к ним пришел новый мальчик, недавно переехавший в столицу из Акюрейри. Он блестяще справился с задачей впервые зачитать журнал: у него был явный северный акцент, он не торопился и с напором налегал на каждое слово. Как раз об этих трех качествах без устали твердил учитель в своей непримиримой борьбе с выговором рейкьявикских детей, мягко обрывавших согласные, будто у них был полный рот жевательной резинки. Он уже сбился со счета, сколько раз совал свои пальцы в рот учеников, чтобы вытащить оттуда жвачку («какое мерзкое словечко!»), но ничего там не находил: их языки, видимо, просто ослабели от непрерывного жевания и только постоянные энергичные упражнения могли это исправить! А вот мальчику с севера твердое произношение давалось естественным образом, и учитель ставил его в пример после каждого слова, ругая остальных детей за «ленивую речь» – до тех пор, пока новенький не дошел в журнале до Хроульвура. В этот момент он споткнулся, так как не ожидал встретить незнакомый ему инициал второго имени будущего генетика – букву Z [42] . В рукописном варианте она больше походила на цифру два, чем на букву, и мальчишка громко прочитал: «Хроульвур Второй!» И, конечно же, это прилипло к Хроульвуру до конца семилетки.

42

Буква «z» употребляется в исландском языке очень редко, только в заимствованных словах или в именах иностранного происхождения, таких, например, как Зофаниас (Zophanias). Часто вместо второго имени указывается лишь его начальная буква, например: Hrolfur Z. Magnusson.

Генетик вздыхает, гадая, как всё это объяснить: школа, учитель Скyмур Aускельссон, печальная судьба мальчика с «правильным» северным выговором – всё слишком сложно, и он решает сменить тему:

– Кровь… Я часто думаю о крови…

Он резко замолкает. Размышления об уроках исландского языка в школе неожиданно сделали его произношение настолько жестким, что слово «кровь», или по-исландски «блoуд», прозвучало почти как «плoуд». Для проверки он беззвучно произносит слово «блоуд», прислушиваясь, «п» там у него или «б», но как только раздвигает губы, чтобы произнести гласную «о», его настигает ощущение табачно-желтых пальцев учителя у себя во рту. Он помнит, нет, он чувствует, как Скумур, крепко ухватившись за его влажный язык, шарит под ним в поисках ужасной жвачки, тычет толстым пальцем между зубами так, что волосатые костяшки трутся у самой глотки, больно натыкается ногтем на язычок мягкого нёба и напоследок оставляет после себя кислый привкус никотина.

К горлу генетика подкатывает позыв на рвоту, но он успевает с ним справиться и тихо повторяет – на этот раз со звонким, мягким «б»:

– Блоуд!

Молчание. Энтони ерзает на стуле. Затем:

– Я не удивлен. Это совсем не странно. Человек твоей профессии…

И продолжает:

– Я знаю, кто ты такой, хотя ты меня и не знаешь. Я живу тут неподалеку. Уже полных шесть десятков и еще пять лет – как раз по сей день. Да, приятель, кто бы мог подумать, что бедный мальчишка из Нигертауна проведет свою жизнь в качестве домашнего негра теологического факультета исландского университета?

– А я тоже знаю, кто вы. С мальчишеских лет видел вас на прогулках тут, у озера, и в березовом лесу. Вы живете на старой даче теологов. Мой отец иногда говорил о вас. Помню, как он однажды сказал моей матери, что во всей Исландии лишь еще у одного мужчины есть твидовый костюм, равный вашему. Нетрудно догадаться, кого он имел в виду. Мы, дети, вас до чертиков боялись. А задумывались ли вы об одной вещи? Если полностью осушить озеро Тингватлаватн, в котором 2 миллиарда 856 миллионов кубических метров воды, а затем извлечь кровь из всех людей на земле (в одном человеке в среднем около 0,005 кубометра крови, просто умножьте это на 7,1 миллиарда) и вылить ее в пустой котлован озера, она заполнит лишь одну восьмидесятую его часть. Одну восьмидесятую! И это всего лишь одно несчастное озеро!

Генетик явно начинает приходить в себя после того, как вырубился на берегу. Он пока не в состоянии произвести точные расчеты кубометров воды и крови, но всё же ему удалось это сделать более-менее без искажений. Он шарит по столу в поисках стакана. Тот пуст. Пузырь виски лежит на боку, в плечике виднеется немного влаги. Схватив бутылку и откинувшись назад, генетик переворачивает ее вверх дном и ожидает, пока последняя капля, скатившись вниз, упадет на его жаждущий язык. Но к тому времени, когда жидкость, наконец, перетекает из прозрачного горлышка в его собственное, он забывает, чем собирался завершить свои разглагольствования о крови. Чтобы подвести хоть какой-то итог, он машет зажатой в кулаке бутылкой в сторону воды и выдает:

– Да, всё человечество не больше крошечной части этого озера…

Энтони Теофрастос Афаниус Браун:

– Бррр, меня всегда пробирает дрожь, когда представители нордической расы начинают рассуждать о крови…

Молчание.

Наконец пришелец, похлопав в ладоши, чтобы согреть их, произносит:

– А я несколько раз разговаривал с твоей женой, когда она проходила мимо моей дачи. Надеюсь, ты не против.

Старик подмигивает генетику:

– Мы просто разговаривали.

– Мои жены сами себе хозяйки. Это была Анна?

– Нет, мы представились друг другу. Ее звали не Анна. В этом я уверен.

– Бриндис? Она высокая? Когда это было?

– По-моему, ее имя начиналось с «си». Я тогда еще подумал, что не так уж много исландцев с именем, которое начинается с этой буквы [43] .

– Тогда это Кaра Мьётль.

– Она немного моложе тебя, блондинка. Это было лет пять назад.

– Да, подходит. Так, значит, вы еще не знакомы с Дорой?

– Пока нет, но Кара… Кара Мьётль… Она интересовалась вопросами из моей области.

43

Буква «с» употребляется в исландском языке очень редко, в основном в именах иностранного происхождения, таких, например, как Кара (Cara).

– Фитнесом?

– Вуду.

«Будь творцом своей жизни!» – такой девиз отец генетика прививал своим сыновьям. Он постоянно повторял его – буквально по каждому поводу. Не то чтобы он только и талдычил об этой своей жизненной философии, нет, его нельзя было обвинить в однобокости, он был эрудитом старой закалки, одинаково хорошо читал природу, людей и книги, но ему удавалось свернуть в это русло любой разговор. Неважно, затрагивала его беседа с сыновьями обыденные вопросы, такие, например, как стоимость грампластинок или запланированный правительством переход с левостороннего движения на правостороннее, или же они обсуждали животрепещущие темы, такие как атомная угроза, война в Индокитае или создание союза северных стран, вывод был неизменным: равенство и братство великого социализма никогда не будет достигнуто, если каждый борец с несправедливостью у себя на родине, где бы она ни находилась, не сможет распоряжаться своей собственной жизнью. Чтобы менять ход истории, они должны для начала иметь полный контроль над собственным положением. Больше всего на свете мировые капиталисты и их жалкие исландские подражатели боятся именно таких людей. Ибо, когда эти люди сталкиваются с превосходящей силой врага, с необузданным насилием капиталистического монстра, в их арсенале имеется то, что можно назвать бедняцким оружием массового уничтожения их противника: самопожертвование.

В отцовских лекциях слова «эти люди» означали «вы, братья», и с этим иногда было трудно согласиться, особенно если разговор, к примеру, касался просьбы о деньгах на школьную дискотеку.

Позже младший сын Мaгнуса Aугустссона – журналиста, депутата парламента, писателя, певца и истребителя всех видов форели – понял, что отцовская философия была своего рода сверхчеловеческой вариацией молитвы Анонимных Алкоголиков (Боже, дай мне душевный покой принять то, что я не в силах изменить; мужество изменить то, что могу; и мудрость отличить одно от другого), только без Бога и с любым желаемым количеством спиртного.

Дети учатся на примере родителей, и теперь генетик мог похвастаться тем, что стал творцом не только собственной жизни, но и жизни своего народа. Да, он указал соотечественникам на их собственную ценность, активировав их генoм, их книгу жизни в цифровой базе данных во благо всего человечества. Противостоять его делу пытались очень немногие, в основном посредством газетных статеек и нескольких книжонок, но оказались бессильны в борьбе с человеком, который творил свою жизнь сам. Единственным неподвластным ему звеном были его жены, которые по странной прихоти судьбы являлись к нему в алфавитном порядке. Первой была Анна, его школьная любовь, отсрочившая свои планы стать инженером, чтобы он смог получить образование и создать «CoDex». Она родила ему троих старших детей. Следующей шла Бриндис, которая с детства набиралась мудрости в супермаркетах своего отца. Когда Хроульвур и Бриндис начали совместную жизнь, она была второй богатейшей женщиной Исландии. За их спиной шептались, что они сколотили состояние на мертвых соотечественниках: он – на медкартах умерших исландцев, она – на продуктовой империи, которая, как говорили, началась с незаконного выращивания овощей в буквальном смысле на кладбищах Рейкьявика и его окрестностей. Третьей женой стала Кара Мьётль, персональный тренер, она родила ему близнецов. И, наконец, четвертая супруга – профессор экономики Халлдора Октавия Торстейнсон, или просто Дора, на ней он женился исключительно из научного любопытства.