Я Свет и Я Тьма, советую, не Дразните Меня
Шрифт:
– Каждую ночь ты видишь одни и те же кошмарные видения в которых убиваешь отца и брата, предаешь подругу, обрекая ее в темнице на верную смерть, посягаешь на Мораг и... кончаешь с Яговом, - Дагон протянул к ней ладонь, замерев в дюйме от ее затылка, - от них одних можно сойти с ума, но ты как одержимая, возвращаешься сюда и смотришь их снова и снова...
– Как же он хотел коснуться ее и покончить со всем раз и навсегда!
– Попроси меня...
– Если попрошу, ты действительно сможешь сделать это для меня?
– спросила она сипло, крепко зажмурившись. Дагон шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы, сумев лишь
– Ты точно это сделаешь?
– Да, - тихо прошептал он, распрямляя крылья и потянувшись черными опахалами к ней. Он сумеет все сделать безболезненно и быстро: обнимет её и падут они с уступа. Для всех она умрет, оступившись и упав с высоты, для себя - до соприкосновения с землей...
– Укради эту чертову книгу-судеб и принеси её мне. Думаю, в ней стоит кое-что подправить!
– Сказала, как отрезала. Нежность осыпалась прахом и он нервно отшатнулся от неё.
– Ты неисправима!
– Не то шипел, не то рычал он на нее.
– Думаешь, переписать судьбу так просто? Умыкнула книжку, выдернула пару страниц, кое-что пририсовала и готово?
– Ну, - из груди Креции раздался тихий спокойный смех, - ты же сам сказал, что сможешь.
– Я мог бы закончить твои мучения, но тебе, видимо, нравится страдать.
– Он зыркнул на нее лютым взором и стал расхаживать взад-вперед, нервозно поигрывая крыльями.
– Да, я мог бы ее украсть для тебя, но что толку, если ведется она на языке, который утрачен тысячелетия назад? И писана она несмываемыми чернилами, ни стереть, ни приписать в ней нельзя! И листы у неё настолько крепкие, что ты поседеешь прежде, чем лишишь ее странички. Ни ты, никто не в силах изменить начертанное!
– Тогда просто сожжем ее, - Креция обернулась к нему, чтобы посмотреть реакцию на свое предложение. Дагон весь напрягся и едва ли не паром дышал, раскаляясь от гнева.
– Или утопим. Сам же сказал, какой силой не обладала бы вещь, против воды и огня ей не выстоять.
– Я... просто... ушам... своим не верю!!!!
– Зарычал он и ее накрыло оглушающей волной.
– Ты чокнулась! В тебе вообще ничего святого нет! Ведьма! Это же надо до такого додуматься!
– Думаешь, у меня не получится?
– она прищурилась, убирая локоны с лица.
– Ты сама не знаешь, на что способна, - огрызнулся он, - лезешь, куда не просят. Я не могу понять, - он остановился, ощутив, как будущее открывает ей "двери", и она вновь погружается в сущий кошмар, - зачем ты это делаешь? Какой смысл переживать грядущий ад раз за разом?
– Он приблизился, чувствуя ее боль, как свою.
– Какой смысл?
– Вот и я хочу понять, какой в этом смысл, - Прохрипела она, кривя губы в усмешке.
– Все, что будет происходить, будет цепочкой логичных и последовательных событий. Если я пойму, с чего все должно начаться, то смогу изменить будущее. Мы с тобой, как никто, знаем, что единого будущего нет, есть лишь множество его вариаций и если все хорошо спланировать, то ничего из того, что сейчас ОНИ показывают мне, не случится. Вот в чем смысл.
– Хорошо спланировать? Как с Хуаном?
– Дагон сел рядом с ней, осторожно сложив крылья.
– Да, как с Хуаном.
– она привычным движением подцепила с его протянутой ладони угощение и бросила гриб себе в рот. Она не знала, где он их берет, да если честно, то и не
– Начнем с того, что я убила Родриго и Цезаря из чувства мести...
– Не убила, а убьешь.
– Поправил её Дагон, доставая из-за пазухи горстку грибов и закидывая их себе в рот.
– Пожалуйста, говори правильно или я решу, что ты вконец запуталось, дитя...
– Вопрос в том, что они должны такого сделать, чтобы я их ненавидела так... сильно?
– Они убьют твоего мужа, - ответил Дагон, млея от вкуса грибов на зубах. Неожиданно они замерли и резко обернулись, будто увидели друг друга в первый раз.
– Что?
– удивленно процедила она, проглатывая остатки гриба.
– Что ты сказал?!?
– Ничего, - он так резво откатился от неё, встал на ноги и немного отошел.
– Между прочим, то что ты сейчас поместила в себя называется "Conocybe apala". Я же просил тебя не глотать его. Теперь от тебя будет неделю вонять так, будто ты в ящике с трупами переночевала!
– Убьют моего мужа?
– Она ощутила ошеломление. Подняв руки к лицу, заметила, как сильно они дрожат. И ощутила эйфорию, охватывающую тело с головы до пят.
– Которого? Этого доморощенного нарцисса Альфонсо? Отец и Цезарь убьют его и поэтому я их возненавижу?
– Она захихикала - Серьезно? Да я им медаль за это выпишу и денег заплачу!
– Потом ты будешь ненавидеть себя за эти слова больше, чем их.
– Продолжил он.
– Да с чего бы это?
– Она снова захихикала. Боже, храни Дагона и его грибы!
– Не пойму!
– Ты полюбишь его, хотя очень долго не будешь себе в этом признаваться...
– Ооо, - она попыталась сделать серьезное лицо, - ты сейчас сматерился или что-то типа того, да? Я не поняла, что ты сейчас пробормотал. Повтори внятнее и громче.
– Ты втрескаешься в него так, что испугаешься своих чувств и спишешь их на неприязнь.
– Если что, то я его уже страсть, как терпеть не могу. Чия может петь о своем братишке часами напролет, Цезарь его уважает и Хоф от него в полном восторге. Короче, я ещё не знакома с этим чудилой, но уже сыта им по горло. Разве ты не обещал мне разузнать о слабых местах моего нового мужа? Ты что-нибудь нашел против него? Говори скорей!
– Ты его не терпишь, потому что он всем нравится? Боишься, при ваших ссорах все встанут на его сторону, а не на твою?
– Падший глухо рассмеялся.
– Ты так мало в них веришь?
– Я никому не верю.
– Внезапно веселье угасло и в воздухе повеяло гарью- Мне с детства втолковывали, что у меня не может быть друзей. Только семья: Цези, Хоф и теперь Чия... Мне этого достаточно. Пока они не предадут меня, я любого за них убью!
– Она перестала дышать, резко поднимаясь на ноги и уставившись сумасшедшим взором на Дагона.
– Вот оно!
– Они окунут тебя в море слез и оставят одну в беде, с ними ты познаешь цену предательства.
– Знаешь, как поступают с гонцами, несущими дурную весть? Им отрезают головы! Как жаль, что дважды тебя не низвергнешь!
– она сделала шаг в сторону, опасно приближаясь к краю обрыва, - Я не допущу их падения. Спасибо, что предупредил меня, теперь, когда я знаю...