Я вам не Сталин… Я хуже! Часть вторая: Генеральный апгрейд
Шрифт:
Наконец, сквозь треск послышалось:
– Двигатель заглох!
Естественно, первым было предположение:
– Медным тазом накрылся?
Спустя какое-то время, из радиоприёмника прохрипело:
– Нет, топливо в баках закончилось.
Искренне удивившись:
– И сколько же сегодня прошёл танк?
Начальник полигона полковник Романов отвечает:
– Девяносто шесть километров, товарищ Сталин.
Ну, что ж… Вполне соответствует официальным ТТХ. Плюс-минус «лапоть», конечно.
Чисто из любопытства спрашиваю:
– А какой был пробег у этой машины до этого?
–
«Мда… И сказать то нечего – а что тут скажешь?».
Пару минут подумав, объявляю волевое решение:
– Если экипаж танка «КВ» сумеет отремонтировать танк в соответствии с существующими нормативами, дозаправить его и пусть продолжит испытания отстрелом и обстрелом.
Спустя пару часов, после общего пробега в двести с небольшим километров по зимней грунтовке, закончилось дизтопливо и у «Т-34». Примерно в это же время силами экипажа и бригады ремонтников был отремонтирован и «КВ».
***
После обеда заметно потеплело, стихло, ближе к вечеру пошёл слабый ливневый снег.
Видимость из окон КНП была не ахти и, чтоб не пропустить завершающий этап испытаний, я и наиболее причастные к ним лица - перебрались на наскоро сделанную из дерева, невысокую (метров пять-шесть), но довольно-таки вместительную вышку. Здесь имелось артиллерийская стереотруба для меня и Начальника полигона, а на имевшимся столике лежали морские бинокли…
Короче, всё условия!
Всё-таки - молодец полковник Романов, надо бы его до генерал-майора повысить.
Вслед за нами, на свежий воздух высыпал и весь состав субботнего совещания в Кремле и, вскоре у подножия вышки образовалась изрядная толпа военного люда.
Эх, трибуны не догадался приказать соорудить!
Но обстрел танков им и отсюда будет хорошо видно: всего лишь каких-то несчастных триста метров.
На стрельбище «Т-34» ворвался первым и резко остановился, качнувшись. Торчащий из башни по пояс Морозов отсемафорил красным флажком что готов к стрельбам и скрылся в танке закрыв за собой люк.
Я посмотрел на Романова и кивнул:
– Начинайте.
Тот дал отмашку красным флажком и, откуда-то сбоку прозвучала длинная пулемётная очередь. В сгущавшихся сумраках, в стереотрубу было отчётливо видно, как бронебойно-трассирующие пули вонзаются в башню танка и не в силах пробить броню, высекая красноватые искры - рикошетят в разные стороны.
Только ради этого зрелища, стоило всё это устроить!
Как будто получив под ср… Под корму хорошенький пендель, тридцатьчетвёрка рывком тронулась с места и, проехав пару десятков метров - «клюнув носом» резко остановилась. Несколько секунд покачавшись, слепошаро повела стволом вправо, целилась как будто вечность и наконец…
Выстрел!
Первый мной за две жизни услышанный выстрел из настоящей пушки, вызвал в душе какое-то детское ликование. Но внутренний голос всё опошлил:
«Ты ещё в штанишке написай! Мля… И кого только в Сталины не берут…».
И я тут же пришёл
в себя.Смотрящий в бинокль Федоренко угрюмо обронил:
– Мимо. Метров пятьдесят недолёт.
Снисходительно утешаю:
– Первый блин комом.
Немного проехав вперёд, танк остановился, покачался, выстрелил и снова мимо.
Федоренко сквозь зубы:
– Перелёт. Не может нащупать расстояние. Вот если бы стоя на месте…
По условиям, с остановки можно было делать только один выстрел. По вполне понятным соображениям:
– Стоя на месте, его бы уже давно сожгли в реальном бою. Противник тоже имеет привычку пристреливаться, не забывайте.
После пятого промаха, я недоумённо предположил:
– Пушка с кривым стволом или наводчик с косоглазием? Не подскажите, товарищ директор, ваш Морозов регулярно медосмотры проходит?
Директор Харьковского завода промычал в ответ:
– Эээ… Не интересовался, извините.
Бурчу недовольно:
– Надо интересоваться персоналом. А то в следующий раз какого-нибудь психа со справкой из психушки главным конструктором назначите. Он вам такого наконструирует…
Федоренко, шепнул на ушко:
– Мы привыкли стрелять по плоским мишеням, тов…
Ну, это я товарищам инженерам подосрал по вредности характера: мишени, представляли не привычные для танкистов-хроноаборигенов щиты - а объёмные макеты танков, пушек и долговременных огневых сооружений (ДОСов) и располагались от трёхсот до шестисот метрах от трассы движения танков.
Ворчу:
– «Привыкли» они, видишь ли… А если бы я бы приказал ещё и окрасить мишени в белый свет?
Молчит…
– Завяжите узелок на память, Федоренко: впредь учить танкистов стрелять только по объёмным мишеням и только изготовленным в натуральную величину.
– Завязал, тов…
Наконец, бывший за командира-наводчика Главный конструктор Морозов приноровился к созданному своими же руками уё… Хм, гкхм… Детищу. Сперва он дал длинную очередь из пулемёта и только пристрелявшись - выстрелил из орудия.
– Прямое попадание!
Обернувшись ко мне, Федоренко ликуя:
– Всё-таки, на этих танках можно воевать, если с умом!
Охотно соглашаюсь:
– Вижу. Не забудьте занести этот приём в Боевой устав танковых войск.
Однако, буквально после пяти-шести удачных попаданий, танк снова стал мазать и причём - прямо-таки безбожно. Кроме того, сделав выстрел он подолгу останавливался и, приходилось «подбадривать» его пулемётными очередями по башне.
Испытания стрельбой стали задерживаться, а на подходе был ещё «КВ».
Потеряв терпение, раздражённо:
– Что с ними? Что они там телятся?
Радиостанции на вышке не было, но с КНП по телефону сообщили:
– Сообщают, что сильная загазованность боевого отделения. Глаза слезятся, лёгкие жжёт… Просят разрешения открыть люки и выбросить стрелянные гильзы…
Сперва я вызверился, от слова «конкретно»:
– А в бою они у противника будут просить разрешения открыть люки? Сами такую машину сделали: товарищ Сталин их не заставлял. Вот пусть сами теперь и мучаются!