Я вам не Сталин… Я хуже! Часть вторая: Генеральный апгрейд
Шрифт:
Тот, еле слышно:
– Это Котин…
– Что «Котин»?
– Он ранен…
Пригляделся в стереотрубу: действительно - это Главный конструктор Кировского завода Котин, которого наконец-то вытащили из танка. Он держится руками за лицо, а из-под ладоней бежит кровь.
Озадаченно чешу подбородок:
– Он же сам говорил мне – причём в присутствии свидетелей, что его танк непробиваем для трёхдюймовых снарядов?
Ещё раз внимательно посмотрев в стереотрубу на танк, искренне недоумеваю:
– Да и нет видимых следов пробития…
Федоренко:
–
– Что «окалина»? При чём тут «окалина»? Мы, с вами что? На металлургическом предприятии находимся?!
– Думаю, от удара снаряда об броню, с внутренней стороны отскочила окалина и ранила Котина в лицо.
Возмущаюсь:
– Извините, Начальник Главного танкового управления: танки воюют с 1915-го года. Мало того, советские танкисты участвовали в вооружённых конфликтах - начиная с КВЖД и заканчивая Финляндией. И, что? Не могли придумать какой-нибудь пустяковой защиты от такой сущей ерунды – как окалина?! Да уже на царских «Остинах-Путиловцах» - броню изнутри обтягивали толстым войлоком.
Обратившись к руководству Кировского завода:
– Вы, мать вашу, неспособны - не только выдумать что-то своё, но и воспользоваться чужим опытом.
Те переглянувшись:
– Мы – не конструкторы, товарищ Сталин.
Ору им в лица:
– Но и не посторонние на заводе!
***
Пока туда-сюда, пока медики оказывали помощь Котину – у которого оказалось серьёзное ранение левого глаза, а потом увезли его в госпиталь… Пока увели с площадки «КВ», стих вызванный чрезвычайным происшествием ажиотаж и народ вернулся к подножья вышки КНП… Совсем стемнело и пришлось зажечь предусмотренные на этот случай прожекторы.
В их свете, стоящий на площадке возле мачты«Т-34» - выглядел особенно потрясно: обтекаемый весь такой, стремительный на вид, изящный как породистый арабский жеребец…
Налюбоваться на него не могу!
– Так Вы говорите, Федоренко, что этот танк уже проходил испытательные стрельбы?
– Так точно, тов…! Нашей «сорокопяткой» и шведским длинноствольным «Бофорсом» калибром 37 миллиметров.
Глядя в упор на директора Харьковского завода Максарева и главного инженера Махонина:
– И не одной новой – не предусмотренной конструкцией «дырки»?
Те, не скрывая гордость:
– Ни одной, товарищ Сталин! Лишь произошло заклинивание башни, повреждение наблюдательных приборов, трещины сварных соединениях, разрушение болтов и некоторые другие – более мелкие повреждения.
Начальник полигона полковник Романов добавил:
– Танк «А-34», при мне даже поджигали бутылкой с зажигательной смесью, но он не загорелся. Это ещё раз говорит об преимуществе дизельного двигателя перед бензиновым.
Облегчённо вздохнув:
– Ну, тогда нам бояться нечего: здесь нет шведских длинноствольных «Бофорсов», лишь только наши – с «тупоголовыми» снарядами, сплошь бракованными. Вот только прикажите по радио Морозову и его команде обмотать чем-нибудь лица от отлетающей окалины, а руки держать в карманах.
От подстрахуя ещё никто не умирал!
А вот без него – сколько угодно.
Когда
всё было готово, посмотрев на часы – было «19.07.», прильнул к окулярам стереотрубы и скомандовал:– Начинайте.
Романов взмахнул красным флагом и для чего-то громко крикнул, как будто его могли услышать артиллеристы - находящееся как бы ни за километр, отсюда:
– Огонь!
Спустя буквально пару секунд, как крыловские Моськи на слона, с двух направлений – с фронта и левого борта, затявкали малокалиберные противотанковые пушчонки. Хотя пускаемые ими снаряды были и боевые и, по моему разумению должны были взрываться - даже не пробивая брони, но взрывов почему-то было совсем немного. Цветные трассеры, летящие откуда-то из темноты и после удара о броню - рикошетившие вверх или рассыпающиеся крупными искрами на броне…
Это было прекрасно!
Любуясь, не забываю шевелить мозгами:
«Надо будет фильм снять и пустить в прокат в Америке. Там такого шоу ещё не видели и миллионы просмотров гарантированы. Глядишь и, предстоящий «большой шоппинг» окупится…».
И вдруг мощный взрыв!
Успел заметить: после яркой вспышки, танк окутал густой чёрный дым.
Почти все на вышке попадали, я был почти мгновенно сбит с ног «прикреплёнными» и накрыт бронированными щитами.
Спустя какое-то время, я был поставлен на ноги и даже обтряхнут:
– Извините, товарищ Сталин… Служба!
– Я понимаю.
Косынкин, встревоженно заглядывает мне в глаза:
– С вами всё в порядке, Иосиф Виссарионович?
– А что мне сделается?
Поправляя косо нахлобученную шапку-ушанку:
– Объявляю благодарность, товарищи бойцы!
– Служим Советскому Союзу!
Народ на вышке тоже поднялся на ноги и, смущённо приводил себя в порядок, стараясь не глядеть друг на друга.
Обращаюсь с вопросом «в никуда», переводя взгляд от одного к другому:
– Что это было? Почему он взорвался? Ведь нечему там было взрываться – остатки боезапаса должны были быть выгружены…
Народ на вышке и сам с дичайшем «афуе», только глаза таращат да плечами пожимают.
Конкретно к Начальнику полигона:
– Были выгружены снаряды?
Тот, бледный, с трясущейся непокрытой головой:
– Все до одного.
– Тогда почему он взорвался?
– Не знаю, товарищ Сталин.
Из толпы, кто-то предположил:
– Взрывчатка была заложена в танк заранее. Это – диверсия!
Вокруг возмущённо зашумело:
– Бери выше – терракт! Враги хотели товарища Сталина взорвать!
Генерал Косынкин:
– Неправда! Все танки были предварительно осмотрены снаружи и внутри моими сотрудниками. После этого, к ним никого кроме экипажей не подпускали.
Посмотрев на горящий не ярким – тусклым чадным пламенем танк, говорю:
– Пойдёмте и посмотрим на него поближе, товарищи. Может, что и выясним.
Косынкин заартачился:
– Это может быть опасным, товарищ Сталин!