Я здесь...

После пламенной речи работницы ЗАГСа Светка наконец становится Петровой, а мы, присутствующие, выпиваем шампанское и вываливаемся на улицу смотреть, как молодые возлагают цветы к Вечному огню и позируют чересчур креативному фотографу.

Со смертельной тоской взираю на действо: у меня замерзли ноги. С опозданием, но все же приходит светлая мысль пробраться в автобус и раньше других занять место возле печки.

Незаметно сваливаю и влезаю в переднюю дверь, но внутри уже сидит один паренек и хлопает прозрачными, словно лед, глазами. Я пялюсь на него, будто увидела призрака, но он тут же машет рукой:

— Рыжая, иди сюда! Садись.

А я путаюсь в собственных ногах: ботинки чертовы подвели.

Условием молодых было прийти на свадьбу в нефорском прикиде, меня упрашивать не пришлось. У Сида вон тоже черный капюшон на башке, неизменная косуха…

Он уступает мне место у окна:

— Давно не виделись.

— Ага… Давно.

Он смотрит на меня. Разглядывает. Рот его разъезжается в глупой улыбке. Хочется постучать ему по лбу кулаком и спросить: «Есть кто дома?». Думаю, не ответят. Нет там никого.

— Раз так, надо, наверное, обняться! — Он вскакивает и прижимает меня к себе. Господи, сейчас точно разобьет инфаркт: сердце заходится. Хорошо, что я сижу, а то бы упала, как мешок с картошкой.

— Сам-то как? — бубню ему в плечо.

— Да потихоньку… — Он поглаживает меня по спине и не отпускает. Очень долго.

Ну все. Эй, все!..

Я выставляю вперед кулаки, отстраняюсь и отворачиваюсь к окошку. Там сегодня все по-другому: белым-бело. С утра выпал снег. Чистый лист. Новая жизнь.

А потом набился полный салон молодежи, всю дорогу — одна за одной — по кругу ходили бутылки с портвейном, а Сида вытащили в середину автобуса и вручили ему гитару. Он, улыбаясь и отпуская остроумные шутки, устроил концерт по заявкам, и в результате все мы сорвали глотки.

Глава 22

По приезде в Алексеево пассажиры нашего автобуса вываливаются на морозный воздух, а кое-кто уже так устал, что выползает.

В Светкином доме гости рассаживаются за накрытыми в виде буквы «П» столами, набрасываются на угощение и идут зажигать под Сердючку. Это реально смешно: в углу лучший гитарист области в коже и булавках выплясывает с дамой почтенного возраста, а престарелый дядечка, кажется, дед Кидиса, в танце как бы невзначай кладет руку чуть пониже спины Светкиной подружке из тусовки.

Я чуть живот от смеха не надорвала, мама с дядей Костей тоже хохотали до слез. А Сид подсел к ней, всю гулянку заботливо подкладывал в тарелку салатики, и, состряпав трогательную рожу, нагло выспрашивал про меня — где учусь, чем занимаюсь, и, по-моему, даже когда у меня первый зуб вылез… Мама выложила ему все как на духу и несколько раз потрепала за волосы, а он, зараза, от этого млел.

В середине торжества тамада из местного клуба — басовитая тетка внушительных габаритов — повелела всем выпить по стакану здешнего самогона за здоровье молодых. И все. Тушите свет.

Я вышла на морозец охолонуться, заползла в какой-то сарай, прислонилась к стеночке и сижу. Жду, когда улетят вражеские вертолеты. Сижу долго, принимаюсь жалеть себя, ненавидеть и снова жалеть, размазывая кулаком сопли, пока в надворную постройку не заглядывает Сид.

— Лик, вот ты где! Я обыскался. Чего на холоде расселась? Вставай!

— Не могу! — Я отмахиваюсь, будто весь этот час не мечтала о том, чтобы он тут появился.

— Э, что-то ты совсем расклеилась… Соберись! Я здесь. — Он хватает меня за плечи, рывком ставит на ноги и прислоняет к стене.

Я качаюсь и не могу поднять глаза. Какого лешего он так близко? Поддерживает за талию. А у меня на том месте, где сейчас лежит его рука, наверное, будет ожог.

— Иди отсюда, а?.. — умоляю. Ну не подходит он мне! Я бросила его в беде, устранилась, и он сейчас должен поступить со мной точно так же.

— Не-а, не уйду, — вместо этого тихо отвечает Сид.

Моя спина прижата к холодным бревнам, затылок — к его ладони. Как дышать — не знаю, будто никогда и не умела. Кажется, сердце взорвалось: я чувствую, как оно бьется и в груди, и в горле, и в животе, и в пятках… Поднимаю взгляд и не могу его отвести.

Как у обычного человека могут быть такие глаза?.. Умереть можно.

Ладно, сейчас, на одну минуточку, я дам себе слабину. Я сделаю это, чтобы не слететь с катушек, чтобы жить дальше, так что…

Целуй меня уже, ну, давай!

Ну, он и целует.

И в твоем времени у любой девчонки от такого поцелуя снесло бы крышу, и в моем. И в любом другом. Во все времена. Потому что… это ад и рай в одном флаконе. Это то, из-за чего на земле продолжается жизнь.

Сид отпускает меня, несколько секунд ошалело разглядывает, а потом улыбается:

— Пойдем, там чуваки настоящие сани нашли, с горы собрались кататься! — и за руку тянет из темного сарая на свет божий. На гору.

В санях уже разместились мама и дядя Костя, несколько пьяных бабушек и панков. Мы тоже запрыгиваем в эти сани, и их сталкивают со склона вниз. Мы летим в далекие дали, ветер свистит в ушах, а лицо покалывают снежинки. Смеемся, визжим. Я сижу у Сида на коленях, он крепко и надежно сжимает объятия. Скорость увеличивается. Я ору. Мама улыбается мне во весь рот, подмигивает.

Господи, как я счастлива. Моя жизнь — ты самая лучшая сказка. Тот, кто сидит на небе и посыпает меня сверху этим чистым снегом, спасибо тебе! От всего огромного, готового снова лопнуть сердца — спасибо!

Глава 23

На село опускаются синие сумерки, свежий снежок румянится в последних закатных лучах. Бабушки за столами затягивают народные песни, и Сид, уронив мне голову на плечо, надрывается вместе с ними. А я боюсь, что, вдохнув, спугну это абсурдное и прекрасное мгновение, в котором неземной мальчик в косухе на сельской свадьбе поет русские народные песни.

Он держит меня за руку. Крепко. И воздух вокруг до предела наэлектризован.

Выходим подышать на улицу, садимся на деревянное крылечко и до наступления ночи рука об руку разглядываем далекие звезды в морозном небе. Мы говорим обо всем на свете. О мечтах.

— Лик, вот скажи, чего бы тебе хотелось больше всего на свете, а?.. — спрашивает Сид, глядя на меня в упор, так что соврать нет никакой возможности.

— Я хочу, чтобы мной гордилась мама… — отвечаю уверенно, но он только мотает головой.