Я здесь...
Шрифт:
— Нет, о чем ты мечтаешь? Для себя…
— Так я же ответила! Моя цель — выбиться в люди. А мечты — слишком большая роскошь, Сид.
— Мечты — это даже для меня не роскошь! — Сид сверлит меня насмешливым взглядом.
Мы долго молчим.
— Как думаешь, а кем ты была в прошлой жизни, рыжая? — Он придвигается ближе и обнимает. Он все делает так правильно и в нужный момент, что невыносимо…
— Кем? Кем… Лисой. Рыжей лисой с пушистым хвостом. Я ярче и красивее всех зверей в лесу была. По праву рождения. А ты?
— А я ободранным бродячим котом. Сиамским.
— Почему? — Я помимо воли смеюсь.
— Коты всегда, что бы с ними ни стряслось,
Снова молчим.
— А сам-то ты о чем мечтаешь, Сид? — подаю голос и дую на озябшие пальцы.
Сид надолго задумывается, смотрит вверх, одной рукой поправляет капюшон, а я с ума схожу от его правильного темного профиля, который близко настолько, что мозги превращаются в кашу.
— Я мечтаю о свободе, такой, чтоб как с разбегу — в небо… Мечтаю, чтобы, как в той песне, наяву повторились сказки… Мечтаю понять, как устроен мир и как устроен я сам… Мечтаю остаться здесь, на этой земле, в этой реальности, даже когда меня здесь не будет… Непонятно, да? — Он улыбается. — Вот смотри, Лик: этих звезд, может, и нет давно, но они сейчас здесь, с нами, и мы с тобой видим их свет. Хотелось бы и мне так. Чтобы меня подольше не забывали.
— Разве можно тебя забыть? — восклицаю и тут же спохватываюсь. — Я хотела сказать, разве можно вот так просто взять и забыть человека?
— Забыть, может, и нельзя… — Сид ежится от мороза. — Но приложить все силы и вытравить тех, кому ты не нужен, из памяти и сердца — вполне.
Поддаюсь порыву и кладу голову ему на плечо.
Как ты можешь быть кому-то ненужным, как?..
Глава 24
А утром, собираясь домой, мама подбивает на преступление:
— Позови этого мальчика, пусть с нами едет.
Вообще-то она видела, что Сид вчера весь вечер от меня не отлипал, но только улыбалась. Но спать великовозрастную дочь уложила все же рядом с собой — из опасений, как бы чего не случилось. Будто Лике пятнадцать лет, а не почти восемнадцать. Хотя правильно она сделала. Я ей за это даже благодарна.
И вот дядя Костя гонит старую иномарку по заснеженной трассе, Сид рядом со мной хлопает глазищами, старается прокатить за благообразного и воспитанного, а сам незаметно гладит мою коленку. Мама с переднего сиденья выспрашивает у него, что да как, только про его возраст деликатно умалчивает. А, может, и действительно не подозревает, насколько он зеленый.
Сид радостно докладывает ей доселе неведомые мне подробности биографии:
— Я в вашем городе недавно, летом переехал. Из Подмосковья. Сейчас с бабушкой живу. Только она у меня старенькая, все время… на даче. Ей свежий воздух нужен. Что? Мама? Мамы и папы у меня нет.
— Прости, Сережа… — Мама краснеет и готова расплакаться, а я в огромном изумлении разглядываю его и в знак поддержки сжимаю теплую руку. Он быстро улыбается:
— Да ничего. Они живы-здоровы. Просто родительских прав давно лишены. Пьют…
Подумать только, вчера он рассказывал мне о том, как живет без самых близких на свете людей — родителей, о том, как пытается не помнить про их существование. Если бы я знала, что у нас столько общего — поддержала бы, ведь моему папаше тоже на меня наплевать… Что я вообще знаю про Сида? Ровным счетом ничего. Даже имени до этой минуты не знала.
Сид просто держит мою руку в своей, но потрясающее доверие и единение душ — тут как тут, и все жизненные силы сейчас находятся в равновесии. Я не решаюсь взглянуть на него — пялюсь в окно на заснеженные поля и
голые кусты и глотаю слезы. Как жаль, что в этой жизни наяву для нас не повторятся сказки…В Центре дядя Костя высаживает Сида у светофора. Тот рассыпается в благодарностях, подмигивает мне, хлопает дверцей и растворяется в смазанном слезливом ноябре.
Когда мы еще увидимся? Даже телефонами не обменялись.
Глава 25
Город сковали морозы, кругом оживление, суета: через три недели наступит новый, 2004-й.
Приближается первая в моей жизни зимняя сессия. После празднования Нового года нам, по обыкновению, дадут пару дней, чтобы прийти в себя — и милости просим на экзамены, дорогие студенты. Ведь десятидневные новогодние каникулы изобретут в нашей стране только в 2005-м… Впрочем, твоих современников, сдающих сессию, они тоже не коснутся.
А пока мы с Владом усиленно учимся, зубрим лекции, готовим курсовики — он ищет материалы в интернете, потому что у меня компьютера нет. Монотонные вечерние прогулки временно прекратились сами собой.
Влад провожает меня от универа до остановки, машет вслед, и я машу ему в ответ из окна троллейбуса. А в душе пульсирует огромная дыра цвета зимнего ночного неба. С каждым днем она разрастается, делается невыносимой, заполняет все пространство под ребрами. Вон Владик стоит, холодно улыбается мне, стабильный и правильный, и о черноте этой даже не догадывается. И тем более не догадывается о ее причинах…
На следующей остановке я, по недавно заведенной традиции, покидаю украшенный мишурой троллейбус и принимаюсь в сумерках бродить по городу. На морозе косуха встает колом, рыжие волосы становятся мокрыми и покрываются ледяной коркой от налипших снежинок. Я шатаюсь одна по синим улицам и вглядываюсь в лица людей… Лика, почти восемнадцать лет. Очередная городская сумасшедшая.
Неизменно нарезаю круги у старого дома с желтыми стенами, в окнах второго этажа иногда горит уютный свет. Там тепло, гудит старый холодильник и пахнет «хитрым» мятным чаем… Не знаю, что со мной, но в последнее время я мечтаю только о том, чтобы мы с Сидом случайно наткнулись друг на друга на улице… Чтобы он снова позволил мне хоть краем глаза взглянуть на возможную жизнь без оглядки на других, свободную и счастливую, где «загорятся крылья на ветру, повторятся сказки наяву…»
Несерьезно это все. Влад Бойко — вот это серьезно. А тут — детский сад, штаны на лямках…
***
За окнами крупными хлопьями заторможенно падает снег, бледной акварелью на город опускаются декабрьские сумерки. Захватив по стопе учебников и монографий из библиотеки, мы с Владом спешим по пустым темным университетским коридорам к гостеприимно раскрывшему двери лифту.
А в лифте Влад применяет излюбленный прием достопамятного дяди Васи — внезапность.
— Лика, мои мама и папа приглашают тебя к нам на ужин. Сегодня.
Я едва не роняю книги, которые не успела переложить в рюкзак. Смотрю на Влада и понимаю, что теперь между нами все предельно серьезно.
— Сегодня?! Почему же ты заранее не сказал?.. — Черт бы его побрал, если бы я знала, что он замыслил — надела бы нормальную одежду. А теперь, среди прочих, рискую отпугнуть от себя и его благообразных родителей…
— Хотел, чтобы это было сюрпризом. Так ты против?! — Он еле заметно повышает голос, его брови оскорбленно ползут вверх.