Я здесь...

Я пихаю его локтем в бок, смеюсь, а он протягивает руку, наклоняет мою голову к своему плечу и обнимает. И все жизненные силы тут же приходят в равновесие.

Хорошо сидим. Тихо, спокойно. Вырвали друг у друга сердца, внутри обливаемся кровью, умираем… и улыбаемся.

Я думала, что мы разбежимся мирно, но у парковых ворот Сид останавливается, придерживает меня за рукав, подходит ближе.

— Лика… — тихо говорит он. — Просто прими правду и дай мне шанс. Прошу тебя. Может, это тяжело, но… Перестань прятаться. Пожалуйста!..

— Ты о чем, Сид? — Я безуспешно пытаюсь поймать слабыми замерзшими руками разметавшиеся под ветром волосы. — О какой правде ты сейчас говоришь?

Сид по инерции делает небольшой шаг в сторону, заслоняя меня от порыва ледяного ветра, и шепчет:

— Ты же знаешь…

— Ты и сейчас продолжаешь издеваться, да?.. — Я будто по шею проваливаюсь в грязь. Задыхаюсь от чудовищной боли, а глаза разъедает кислота.

Сид беспечно пожимает плечами:

— Врежь мне, если от этого тебе полегчает.

Размахиваюсь и наотмашь бью его по лицу. Снова и снова. Его голова дергается, щеки становятся пунцовыми, но он смотрит мне прямо в глаза и ничего не предпринимает. Я хочу, чтобы он отвел взгляд. Бог, должно быть, был не в себе, когда одаривал этого козла такими глазами. Я хочу, чтобы он перестал на меня смотреть. Я хочу, чтобы от его присутствия не подкашивались коленки. Хочу повернуть время вспять. Прямо сейчас я хочу его убить.

А он улыбается.

Очередной удар выходит слабым, безвольным и смазанным.

Нельзя бить ангелов.

Приходится отступить.

— Все? — устало произносит Сид и протягивает мне сигарету. Одну-единственную, с белым фильтром, — «Трубка мира». Выкуришь, когда будешь в мире сама с собой.

— Отвали, Сид. — Я быстро забираю сигарету, отталкиваю его и, спотыкаясь, сваливаю.

Глава 34

Дома с ощущением совершенного убийства десять минут мою руки под обжигающей струей воды. Я все сделала правильно, не подкопаешься, но покоя отчего-то нет. Я действительно совершила убийство — убила светлые мечты, захлопнула дверь в мир сказок и выбросила ключи.

Потому что меня предали. Пытались втоптать в грязь. Эти лживые уроды сами во всем виноваты!

Два часа отмокаю в ванне в душистой пене, потом долго разглядываю себя в зеркале, улыбаюсь. Я научилась делать это натурально, непринужденно, задорно.

Совсем как Сид.

За окнами кромешная тьма, выползаю из своей комнаты на кухню — к маме. Хрестоматийное возвращение побитой жизнью блудной дочери в лоно семьи в масштабах одной квартиры. Конечно, я не собираюсь ныть и жаловаться, я просто рядом с ней посижу.

В результате мы пьем чай с тем самым летним яблочным вареньем, шепчемся и хихикаем — дерьмовое настроение как рукой сняло. С моей мамой всегда так — долго злиться и обижаться на нее я заставляю себя лишь усилием стоического характера.

Она выбалтывает лишнего — про идею дяди Кости расписаться, но тут для меня неожиданностей нет, а еще спрашивает про Владика. Оказывается, он звонил сегодня раз десять, а я кокетничаю, дескать, мне-то что, я все равно его бросить решила…

Мама только качает головой:

— Да, Ликусь, наверное, нужно было тебе в детстве рассказывать, что папа наш летчиком был и геройски погиб. Может быть, сейчас на многие вещи ты бы смотрела по-другому.

Ну уж нет. Я все правильно понимаю, а при другом раскладе не была бы готова держать удар. И, попав в нынешний переплет, трусливо наглоталась бы таблеток.

— Ма, а тебе никогда не хотелось ему отомстить? — задаю самый важный вопрос, и мама искренне недоумевает:

— За что?

— За то, что он тебя предал! За то, что у тебя так сложилась жизнь …

— Как сложилась, Лик? Да мне только позавидовать можно. У меня ты есть, — улыбается она и ерошит мои волосы.

— Я очень стараюсь, правда.

— Не старайся. Просто будь у меня умницей. — Мама подмигивает. — Кстати, а тот мальчик хороший… Сереженька… Как он поживает?

Какой еще «Сереженька»? Сид, что ли?

Надеюсь, что он поживает хреново, но вслух говорю другое:

— Не знаю. Его я тоже бросила. Давно уже.

***

Наутро где-то за далекими пределами сна начинает громко трезвонить телефон.

Мама уже ушла на работу, приходится самой вылезти из теплой постели и плестись в коридор.

— Алло? — хриплю в трубку.

— Лика, ну наконец-то!.. Где тебя носило? С тобой все нормально? — Влад на проводе. Кошусь на часы: начало девятого.

— Нормально.

— Я всю ночь не спал! Знаешь, как я переживал…

— Не стоило… Влад!..

— …Из-за того что свою девушку…

Я сжимаю трубку до трещин на пластике, зажмуриваю глаза. Я не твоя девушка. Я вообще не девушка. Я — это просто я.

— …В компании этого урода бросил…

Урода… Такого же урода, как и я: без рода, без племени.

— Влад! — снова зову я.

— …А кто знает, что этому дауну безмозглому в котелок могло взбрести…

— Влад!!! — кричу, и он перестает нудеть.

— Что?

— Приходи ко мне. Сможешь? Прямо сейчас.

Владик пару секунд сопит в трубку:

— Вообще-то у нас тут завтрак… Ладно. Смогу. Надеюсь, это что-то очень важное, иначе…

— Вот и славно. — Я нажимаю на «отбой».

Бесцельно слоняюсь по комнатам. Квартирка у нас старая, тесная, но уютная. Жилище двух девочек: книги про любовь, памятные сувенирчики, салфетки, фиалки на окнах. Гладильная доска у окна, на ней брошен мамин домашний халат. На столе зеркало, а возле него частокол флакончиков с духами, лосьонами, лаками… у нас все общее. Мы небогато живем, зато воздух здесь пропитан запахом корицы, кофе, уюта и доброты.

В один распрекрасный день сам Влад или кто-то из его окружения обязательно укажет мне на бедность и неустроенность. Ко мне все вернется бумерангом.