Я. Ты. Мы. Они

Я прижимаю дочку к себе, чтобы скрыть свое замешательство.

— Мы решили тебя не будить, — поясняет Стас.

— Кушать будешь? — подключается к нему Дамир.

Я отрицательно мотаю головой, стараясь, лишний раз не коситься в сторону Сашки.

— Вы сами-то ели?

Ой, я же так и не приготовила ужин. Но на кухне висит аромат чего-то вкусного и вполне съедобного, значит голодными не остались.

— Папа пасту приготовил, — подтверждает мою догадку Кир.

Готовящий Саша? Оу, это что-то новое. Вернее, хорошо забытое старое. Давно его не видела у плиты. Интересно, когда он приехал?

— Крутооо, — изображаю я восторг для детей. — Ладно, я пойду пока машинку загружу, а вы развлекайтесь.

Тяну улыбку и, пятясь спиной назад, скрываюсь из кухни. Ванная — мое новое убежище. Закидываю белье в стиралку. Опять какое-то душевное смятение. Вроде как и не ревную, а чего тут ревновать, он их отец. А с другой стороны, семейная сцена на кухне выбивает почву из-под ног.

Мысли ворочаются с трудом, голова все еще тяжелая после сна. Опускаю лицо под струю холодной воды, но ясности это не приносит.

За дверью слышится скрежет когтей, и я впускаю пса.

— Что, братец-кролик, никто с тобой не погулял?

Бакс в ответ даже лает. И я с удовольствием представляю, что он мне жалуется. Должна же быть хоть какая-то ложка дегтя в этой бочке меда?

Быстро переодеваюсь в спортивный костюм, и, взяв поводок, тащу пса в коридор, тот почему-то сопротивляется. Так и хочется придать ускорения под его толстый зад.

— Я с собакой гулять! — кричу я уже от входной двери.

— Мы гуляли…

Но я не дослушиваю и быстренько выскальзываю в подъезд, утаскивая за собой пса. Глупо, но не могу я там.

На улице прохладно, недавно прошел дождь, и я наконец-то окончательно просыпаюсь. Бреду с Баксом вдоль улиц, который старательно обходит все лужи.

Еще месяц назад я бы многое отдала за вот такую вот идеальную картинку. Саша был хорошим отцом, но в последнее время он выпал из семьи. Объясняла все работой, но теперь я знаю истинную причину происходящего. И вот, когда моя личная жизнь трещит по швам, дети вдруг получают отца, которого они заслуживали.

И что мне с этим делать? А вдруг это всего лишь чувство вины с его стороны? Или часть игры, после которой разбитой уже останусь не только я, но и дети? Нет, он не посмеет. Иначе зачем я убеждала Стаса в том, что отец любит его. Нельзя сначала вселять надежды, а потом самой же их подрывать.

Сашка же сам злился, что я детей увезла. Кажется, он тогда кричал о том, что это и его дети тоже. Ну, хоть вспомнил! Вот только почему ради этого надо было все сначала пустить под откос?!

Мы бродим с Баксом не один час по окрестностям, пока у меня вконец не промокают кроссовки.

Дом вновь встречает тишиной. Только в этот раз к ней прилагаются четыре разгневанных мужчины в лице Сашки, Дама, Стаса и Романа. Все как под копирку, стоят в коридоре, скрестив руки на груди, да пускают на меня недовольные взгляды.

— Кто-то умер? — шучу я.

— Я сам разберусь, — как-то зловеще отрезает Сашка. И к моему возмущению остальные трое лишь кивают ему и гуськом удаляются к себе в комнату. На прощание хорошенько хлопнув дверью. Вот… предатели!

Опять стараюсь не смотреть на Чернова. Снимаю мокрые кроссовки, тащу Бакса в ванную, мою ему лапы. Может опять засесть в ванной? Чего они злятся-то?

На обратном пути заглядываю в детскую, Бакс как раз ныряет туда. Девочки уже спят, а Кир на своей кровати тыкается в планшет.

Я захожу поправить одеяло близняшкам, а Кир сзади виснет на мне и шепчет в самое ухо:

— Ты пришла? Мы тебя потеряли.

— Долго меня не было?

— Оооочень.

— Напугался?

— Неа, ты же с Баксом была. Ты бы его защитила в случае чего, — из-за того, что Кир говорит почти вплотную ко мне, чувствую кожей, как он улыбается.

— Шутишь? — спрашиваю я, и, изворачиваясь, щекочу его за бок. Кирюха заливается смехом.

— Тсссссс, девочек разбудишь.

— Угу.

— Ладно, давай спать.

Кир послушно ныряет на свою кровать. Я укрываю его одеялом, плотно завернув края. Ребенок сейчас очень смахивает на мумию. Он в детстве только так и засыпал, потом, правда, активно начал сопротивляться, несолидно же. Целую его в лоб — спи, мое чудо.

К мальчишкам уже не захожу, под дверью их не горит свет, но отголоски разговоров все равно слышны. Значит, легли, но не спят. Ладно, завтра с ними разберусь.

Чернов сидит на кухне, все такой же злой и недовольный.

Я сажусь напротив него за стол, положив перед собой руки, сжатые в замок. Он молчит, лишь недовольно играя желваками. И я молчу, прислушиваясь к ощущениям в желудке. На кухне все еще приятно пахнет плавленым сыром и пряностями. Только сейчас понимаю, какая же я голодная, с утра ничего не ела. Но ведь если быть неприступной, то быть ею до конца.

Но вот желудок совсем другого мнения, его урчание очень даже отчетливо слышится в тишине дома.

— Паста в микроволновке.

— Я не голодна.

— Я слышу! Поешь уже.

Но я упрямо сижу на стуле и разглядываю свои руки.

Чернов не выдерживает первый. И чуть ли не швырнув передо мной тарелку и вилку, уходит из кухни. Слышу, как открывается дверь в комнату мальчишек.

Ну и ладно. Нервные они у меня какие-то сегодня. И наплевав на гордость, все-таки ем макароны. Злорадно ищу недостатки в Черновской стряпне, но оказывается реально вкусно. Обидно, вот почему раньше так нельзя было?!

Я мою посуду, когда за спиной раздается недовольное:

— Ты где была?!

— С собакой гуляла!

— А ты время видела?! — по какой-то непонятной мне причине, с каждой фразой Сашкин голос становится все более напряженным.

— Нет, телефон дома забыла.

— Вот именно! Уперлась непонятно куда, еще без телефона!

Я тоже завожусь, с какой стати он мне будет тут указывать! Резко оборачиваюсь, бросив тарелку в раковину.

— Не тебе говорить, что мне делать!

— Саня, вот только гонор не включай! Тебя три часа не было!