Я. Ты. Мы. Они

Но Рома держится, и я тоже. 33 неделя. Даже не спрашивайте. 34. Показателей для родоразрешения нет, ходите еще. 35-я. Сын жив, вот и вы держитесь. 36 недель. Еще неделю, подождите одну неделю. На 37-й я, видимо, сама убеждаю ребенка, что пора, а может быть, он просто хочет поскорее избавиться от злой и жестокой матери, потому что у меня наконец-то отходят воды. Успеваю вызвонить Сашу, чтобы он забрал Стаса из садика. На скорой меня увозят в больницу. Рожаю я сама, но вот как именно, не помню. Все в тумане. Мне в принципе очень плохо, из-за давления, из-за волнения, из-за всего. Помню, что уже на кресле, что постоянные схватки, что уже появилась головка… а дальше тьма. Не сразу, конечно, но что было до, действительно выпало из моего сознания.

Прихожу в себя в палате, окруженная приборами и трубками. Все такое белое, что даже смотреть больно. Только темная Сашкина макушка рядом с моей рукой останавливает меня, чтобы не провалиться обратно в забытье. Он спит на кресле возле меня, уткнувшись лицом в мою кровать. Хочу погладить по голове, но рука не слушается.

— Сааааш, — хриплю я. Во рту пересохло, поэтому хрип выходит еле слышимым, но этого достаточно, чтобы муж поднял голову. Он тоже какой-то ватный и двигается еле-еле, но как только понимает, что я в сознании, резко подскакивает.

— Саня, Санечка моя, ты очнулась, — он прижимается к моей щеке, а потом так же резко отрывается, и куда-то убегает. Возвращается уже с врачом. Следующие пятнадцать минут меня рассматривают как неведомую зверушку, задают какие-то вопросы. Дают что-то выпить. Замеры — давление, температура, тонус.

Сашка все это время стоит рядом и молчит. Кажется, мне надо спросить у него что-то. Но ни один из вопросов мне не нравится. Я опять боюсь ответов. И вот врач, удовлетворившись увиденным, наконец-то уходит. И мы остаемся вдвоем. Сашка опять придвигает кресло ближе ко мне. Садится и берет меня за руку.

— Как же ты меня напугала! Я с вами за эту неделю поседел, — наклоняет свою голову. — Смотри, поседел же? Потом сама скажешь: «Нафига мне седой муж».

Кажется, он шутит.

— Саааш.

— Да, моя хорошая?

Я не знаю, какой вопрос выбрать из всех, поэтому начинаю просто:

— Как?

— Как все прошло? Так себе прошло, если честно. Ты родила, а потом вдруг кровотечение открылось, что-то там с плацентой. Но из пуповины успели кровь взять. Сознание ты потеряла, да и три дня в реанимации потом пролежала. Ну и еще четыре дня просто спала, я даже не знал, что такое бывает.

Я очень медленно перевариваю информацию. Значит, кровь все-таки успели взять.

— Как?

— Как там Рома, я полагаю? Стабильно. Клетки, взятые из пуповины, полностью подошли. Процедуру кондиционирования пережили, трансплантация тоже прошла вполне успешно. Теперь остается только ждать. Но врачи дают вполне неплохие прогнозы.

Хочется плакать, но я все еще боюсь поверить в случившиеся. У нас появился прогноз на жизнь. У нас есть шансы.

— А как?

— Видимо, Стас? — Сашка уже откровенно издевается. — Замечательно. С Серафимой Романовной сейчас, ее от Ромки выгнали, так что теперь другого правнука опекает. Он ждет тебя. А я вот хочу его на футбол отдать, а то засиделся парень дома. Ну, еще вопросы?

— Ребенок как? — все же я задаю самый волнительный для себя вопрос.

— О, как хорошо, что ты о нем спросила! — Сашка сейчас подобен коту, облизывающемуся после хорошей порции сметаны. — Это мальчик, и, несмотря на все, что ему пришлось пройти с такими родителями как мы, он здоров, и я бы даже сказал, что прекрасен. Немного недоношенным родился, но сейчас уже наверстал. Опять пацан, можешь себе представить? Я его Кириллом назвал. И если ты себя хорошо вести будешь, вполне вероятно, что я вас познакомлю. Он тут недалеко, кстати. Славный такой парнишка, думаю, ты ему понравишься.

Саша хоть и говорит это все достаточно бодро и весело, но в глазах стоят слезы. И я понимаю его. Сама бы сейчас порыдала.

— Ладно, давай двигайся, я устал уже от этого кресла.

Не сразу понимаю, о чем он, но когда начинает разуваться, я все же сдвигаюсь к краю кровати. Двигаться, кстати, больно, но нам все равно. Он ложится рядом, а я прижимаюсь к его груди. В его объятиях тепло и надежно, мое самое безопасное в мире место.

— Как же ты меня напугала… — вздыхает он.

— Саш…

— А?

— Я тебя люблю.

Он даже замирает. Да, кажется, я немного с этим затянула. Признаваться первый раз мужу в любви спустя четыре года брака и троих детей, старшему из которых уже шесть, как-то странно.

— Знаешь, если мне еще раз придется пройти через подобное, чтобы опять от тебя услышать эти слова, то мне легче тебя убить, клянусь.

— Не надо проходить… Я люблю тебя.

Сашка заправляет мои волосы за ухо и целует куда-то за него.

— Знаю, родная, знаю.

Глава 35

Вырубаюсь я прямо в коридоре. И уже потом сквозь сон чувствую, как сильные Сашины руки поднимают меня с пола. Когда он укладывает меня на диван в комнате мальчишек, пытаюсь слабо возражать, но разве он слушает? Лишь только укрывает одеялом.

— Спи, Кареглазая, спи.

Бормочу что-то себе под нос, но сознание уносится куда-то далеко.

Просыпаюсь спустя пару часов от того, что кто-то бухается рядом со мной на диван. Еле продрав глаза, сразу же упираюсь взглядом в темную макушку, лежащую на соседней подушке. Такие смешанные чувства, что дыхание сбивается. Тяжело выносить Сашино присутствие вот в такой близости от себя, в своей постели, в своей… жизни. С другой стороны, это почти сродни спокойствию. Нет, не успокоению, а именно спокойствию, когда все на своих местах. Как будто это правильно, что его место здесь, со мной в одной кровати и на соседней подушке. Не понимаю, чего хочется больше, оттолкнуть его или прижаться.

Пока внутри себя мечусь между двух вариантов, макушка поворачивается ко мне лицом… Стас. И нет мне никакого облегчения, одно лишь глупое разочарование.

Ребенок сонно рассматривает меня. Вроде как и не спит, но и проснуться тоже не успел.

— Ты чего здесь?

— Наверху душно.

Вытаскиваю руку из-под одеяла и кончиками пальцев касаюсь лба Стаса. Горячий. Испытываю облегчение, словно с моих плеч сняли неподъемный груз. А потом сама же злюсь на себя за это — получается, что я ставлю интересы одного ребенка над интересами другого? Гадство какое. Но ничего не могу с собой поделать, Ромин диагноз, видимо всю оставшуюся жизнь будем преследовать меня.

— Лоб горячий, надо температуру померить, сейчас градусник принесу, — перелезаю через Стаса и пытаюсь встать с дивана, но, то ли от нервов, то ли от бессонной ночи, чуть не падаю обратно, Стас ловит меня сзади. Голова кружится, как я сразу-то этого не почувствовала?

— Ма, ты в порядке? — поддерживает меня за локоть сын.

— Да, ноги затекли… Ложись, я сейчас.

Смотрит на меня с недоверием, но я выдавливаю из себя улыбку и укладываю его на подушку, и хорошенько укрываю одеялом, хотя тот и бурчит, что ему и так жарко.