Я. Ты. Мы. Они
Шрифт:
Ой. Правда что ли три часа? Или он утрирует. Кошусь на кухонные часы, которые показывают полночь. Блин, совсем не помню, сколько было, когда я уходила.
— Мы тут чуть не поседели от тревоги! Ладно я, о детях бы подумала! Пацаны уже искать тебя идти хотели!
— Да что со мной случится-то? Я же… с Баксом была! — пытаюсь выкрутиться.
Но с Сашкой это не проходит, и он лишь саркастически хмыкает.
— И что бы он сделал? Подставил бы брюхо, чтобы ему почесали?
На это мне возразить нечего. Поэтому я возвращаюсь обратно к посуде, продолжаю усиленно натирать единственную тарелку. Они же
Глухой удар. Это Чернов бьет кулак в ничем не повинный косяк. Но хоть больше ничего не говорит. И то хорошо. А вот следующие звуки меня действительно пугают — отодвигающийся стол. Опять бросаю тарелку.
— Ты что делаешь?
— Диван разбираю.
— Зачем?!
— Время, спать пора! — как непутевому ребенку поясняет он.
Ну да, пора…
— А причем тут ты и МОЙ диван?
— Притом, что в этой квартире больше негде спать!
Мне поначалу даже возразить нечего. Пока до меня не начинает доходить:
— Ты собрался здесь ночевать?
— Ну да…
— Какого?! — почти кричу я.
— Да, тихо ты, детей разбудишь.
Вот… ненавижу эту фразу. Ладно, давай по-другому. Вдох-выход.
— С какой это стати ты собрался ночевать здесь?
— Ну, должен же я где-то это делать?
Логично. Но я сегодня не в настроении играть в слова.
— Вот иди и делай это где-нибудь в другом месте.
— Куда? Родители напоили чаем и сказали выметаться, пустят на порог только с тобой.
Ох, Надежда Викторовна, конечно, спасибо вам за солидарность и заботу, но они мне сейчас боком выходят.
— К Алене иди.
— А Алена даже трубку не берет, — елейным голосом поясняет он.
— Тогда гостиница, благо там всем все равно на твои моральные устои! Или скажешь, что все занято?
— А вот и скажу! Там какой-то съезд молодых лидеров Сибири.
Что за бред! Другой отмазки у него не было?
— Чернов, ты смешон! — я специально так говорю, знаю, что Сашу бесит, когда я называю его по фамилии.
— А ты позвони!
— А вот и позвоню!
И действительно иду за телефоном и вбиваю в браузере список гостинец… Ага, рейтинг. Поехали.
К моему глубочайшему разочарованию, первые три гостиницы и один отель оказываются заняты под завязку. Я с подозрением смотрю на Сашку, как он это все подстроил?!
— Есть хостелы и всякие клоповники. Но поверь мне, я даже не подумаю, шаг в их сторону сделать. Могу, конечно, к твоим родителям поехать, если хочешь.
Нет. Вот только не туда. Кто знает, о чем они там споются без меня? Я цепляюсь за последний довод:
— Но это мой диван!
— Это единственное место, где я могу поместиться. На двухъярусной мы втроем не поместимся, девочки тоже вдвоем спят. У Кира одноместная кровать.
— Иди к Стасу на диван!
— Там Рома.
— Чтоооо?
Я тут же мчусь в комнату к пацанам. Там подозрительно тихо. Спят. А Рома в позе звезды развалился по диагонали на широком диване. Значит, заговор.
Понуро возвращаюсь на кухню. Чувствую себя загнанной в угол.
— Не стыдно тебе детей в это все вплетать?
— Куда вплетать? — как-то совсем устало спрашивает Сашка.
— В свои подлые инсинуации.
Закатывает глаза. Да, в этом мы все сильны.
— Саня, нравится тебе или нет, но сегодня я ночую здесь.
Считай, что звезды так сошлись.Глава 32
Наша и без того маленькая кухня сжимается до невыносимых размеров. Не знаю, чего Саша добивается всем этим. Неужели думает, что оказавшись с ним под одним одеялом, я вмиг растаю?
Я его сейчас практически ненавижу за то, что он целенаправленно и планомерно отсекает все возможные пути моего спасения, загоняет в угол. А ведь еще и детей приплел ко всему прочему. Разве он не понимает, что это просто жестоко по отношению ко мне?! Нет, точно, ненавижу! И как я могла про него думать все эти дни.
Всякое желание говорить пропадает напрочь. Ухожу в ванную, благо в моей новой темнице можно запереться изнутри. Долго принимаю душ. Зачем-то три раза мою голову в надежде, что вода смоет все ненужные мысли. Одевшись, просто сижу на краю ванной. Не пойду к нему, не буду играть у него на поводу. Просижу тут ночь, зря что ли почти весь день проспала? Эх, жалко, что телефон на кухне оставила, сейчас бы можно было Ленке позвонить, пожаловаться на несовершенство этого мира.
Вот зачем он приехал? Зачем? Не мог что ли в Москве остаться, со своей блондинкой? Я ведь все эти дни старалась о ней не думать, гнала эти мысли от себя. Слишком растворилась в своих страданиях. По сути же не о том думала, зачем-то все на себя навешала. Пыталась понять, что сделала не так, где не досмотрела, где не додала. Даже засомневалась в том, насколько хорошая мать.
А надо было сразу Сашку послать, что б шел к своему олененку, пусть в дом наш переезжают, все забирают, мне уже без разницы. Я даже толком ревновать не могу, разочарование выжгло все. И дело уже не в измене, а в том, что убил все доверие к нему, то, за счет чего мы жили все эти годы — чувство плеча рядом и всегда прикрытый тыл. А теперь я одна во всем этом, вот поэтому и ненавижу.
За дверью слышу его шаги. Интересно, что он будет сейчас делать, дверь выносить или просто требовать, чтобы вышла? Если так, то я его просто убью. И все равно если детей разбужу.
Но он ничего не делает, только ходит. Шаги то приближаются, то отдаляются. И мне опять не хватает воздуха. Психологическая атака что ли такая, попытка взять меня измором?
Думаю обратно включить воду, лишь бы не слышать этих метаний за дверью, когда он все-таки скребется в дверь.
— Саня, Санечка… Давай поговорим, просто поговорим, и я тебе обещаю… Если ты захочешь, то я сразу же уйду, — голос у Сашки сейчас такой загнанный, словно это не я, а он сидит, закрывшись в ванной.
Жалость жалостью, но нельзя же каждый раз плыть от грустных интонаций? Я бы, наверное, так и осталась стоять в ванной, если бы он не продолжил.
— А хочешь, я сейчас уйду? Прямо сейчас. Ты только скажи, да или нет.
И во всем сегодняшним капкане, это был первый глоток свободы, предоставленный мне. Если скажу «да», он уйдет. Скажу «нет» — останется. В том, что он так поступит, я не сомневаюсь.
Вот только что мне выбрать, я не знаю.
— Саня, пожалуйста. Я сегодня перегнул палку, извини. Просто… пришел к вам и понял, что не смогу уйти.
Хоть нас и разделяла дверь, да и говорил Саша тихо, но мой слух все равно жадно впитывал каждое слово.