Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный.

СТИХ 248

Уот Усуму Тонг Дуурай Добычу свою — Туйаарыму Куо По воздуху унося, Оставляя огненный след, Все небо, как молния, пересек И опустился за край земли На черной, другой стороне Ненасытно алчных Южных небес, На восточном сумрачном берегу Моря Энгсэли-Кулахай, На северной стороне Колдовского поля Хонгкурутта, Где обитали абаасы, Лопотавшие, как стая гагар, На неведомом языке. Посреди колдовского поля того Вертелся железный дом; Кубарем, ни на чем не держась, В сумраке, лязгая и грохоча, Вверх подпорками, крышей вниз, Черное кружилось жилье. Топнул ногой Уот Усуму, — Тут же, повинуясь ему, Перестал вертеться железный дом, Твердо на лапы встал. На крыше дома Открылась дыра. Через ту дыру Уот Усуму Пленницу в дом втащил; Бросил на железный орон Подстилку, сшитую кое-как Из облезлых, содранных с падали шкур Эти шкуры, снятые с лошадей, Околевших от шатуна, Висели в прежние времена На жертвенных деревах, Проклинаемые людьми… Проворно Уот Усуму С подстилки руками смахнул, Ладонями раздавил Нечисть разную — Вшей и блох, Как лягушки, попрыгавших по углам, Разбежавшихся, как жуки. От нетерпенья дрожа, Стал Уот Усуму принуждать Прекрасную Туйаарыму Куо Лечь на железный орон, Ложе с ним разделить.

СТИХ 249 ТУЙААРЫМА КУО

Опомнись, хозяин-тойон! Одумайся, что затеял т ы! Обезумел ты вовсе, видать, С беременной хочешь спать? Благородный твой род Тебя проклянет, Отпрыски священных небес Отрекутся навек от тебя, Брезговать будут тобой, Коль прикоснешься ты К телу нечистому моему! Обитатели высоких небес Проклятьями так очернят Твой лучезарный лик, Что противно будет смотреть на тебя! А когда священное тело мое От бремени очистится, наконец, Тогда не будет греха, Тогда не будет помех Нам с тобою Ложе делить… А теперь меня касаться нельзя! Три дня, не больше, пройдет — Наступят муки мои, Откроется утроба моя. Призывая сильную Айыысыт, Буду я стонать и кричать; Призывая защитницу Иэйэхсит, От натуги всем надрываясь нутром, Разламываясь в костях, Дитя я стану рожать… Ты хозяином добрым будь, Ты поди — мне пищу добудь, Убоину свежую принеси, Горячим мясом меня накорми, Голодом не умори! Год меня целый корми Горячей пищей мясной! А иначе — солнечные племена, Узнав, что меня ты держишь в нужде, Серым псам на забаву Бросят тебя, Пестрым псам На посмешище отдадут! — Так, лукавой речью своей Обманывая врага, Приказывала она — Прекрасная дочь айыы. Угрюмо слушал Уот Усуму, В сторону отвернувшись лицом. Хлопнув по колену себя, Прикрывая зубастый рот, Надумал, вымолвил, наконец.

СТИХ 250 УОТ УСУМУ

Вот напасть какая! Вот так беда! Наконец-то я Залучил тебя, А прикасаться к тебе не могу… Покамест не опростаешься ты, Сторожить я должен тебя! Да еще удастся ли мне Дожить до заветного дня? По следам моим рыщет враг, Он — того и гляди — налетит, Толстое темя мое разобьет… Чем буду тебя кормить? Червивую падаль — пищу мою Чистая женщина — ты Пожалуй, в рот не возьмешь. Мясо свежее нужно тебе, А у нас его негде взять. Только у Куохтуйа Хотун — У матери достойной моей — На отгуле кобыла припасена С красною полосой на спине, Прожорливая, как целый табун, Бьющая копытами наповал, Не дающаяся никому, Не объезженная никем. Мать моя кобылу добром не отдаст, — Мне придется ее украсть И зарезать, и освежевать для тебя. Как проведает Куохтуйа Хотун, Кто заветную кобылу украл, То навек она проклянет меня Огненным проклятьем своим… — Так Уот Усуму говорил, А втайне раздумывал он: «Такую женщину взяв, Такую красавицу раздобыв, Подожду — пускай рожает она… Девочку, мальчика ли родит, Я ребеночка украду, Заживо — с косточками — сожру!» Тут Уот Усуму Посинел, почернел, Превратился в дым И пропал. У прекрасной Туйаарымы Куо — Два ли, три Миновало дня — Кровь от боли к щекам прилила, По обоим пахам ее Будто огонь побежал, Схватки первые начались, Судороги охватили ее… Извиваться в муках стала она, Задыхаться стала она, Громко, сквозь слезы, звать Добрую Айыысыт, Со стоном на помощь Звать начала Сострадательную Иэйэхсит.

СТИХ 251 ТУЙААРЫМА КУО

Аай-аайбын! Ыай-ыайбын! Я — отпрыск небесных айыы — В страшной неволе обречена В тяжких мученьях рожать Первенца моего С перевернутою судьбой! Видно, проклято в утробе моей Еще неродившееся дитя, Если пропасть ему суждено В пасти изверга Уот Усуму! За что такая обида мне? Слышите ли мен я! Защитница рожениц молодых, Добрая Иэйэхсит, Ласково ко мне повернись! Ты, всесильная Айыысыт, Тихо ко мне сойди, Жалостливо на меня погляди! Счастье наворожившая мне, Нагадавшая высокий удел Дитяти бедному моему, Добрая Айыысыт, Светлая Иэйэхсит, Защитите первенца моего От пасти абаасы! Придите! Примите дитя В нежные ладони свои! Скройте его, Спрячьте его, Унесите отсюда его! Пусть я лучше умру в родах, Не увидев дитя свое, Лишь бы не попало оно Невидимке лютому в пасть! К вашей силе Взываю теперь. Я сама — творенье айыы, О помощи вас Умоляю теперь! Уруй-айхал! Усун-туску! — Так навзрыд пропела она, Так отчаянно прозвенел в тишине Словно серебряный бубенец, Слабеющий голос ее. Этой песни горестной Вестник-дух Далеко, высоко взлетел И, в бубенчик серебряный превратясь, Жалобно пропел, прозвенел Над ухом доброй Иэйэхсит, Над самою головой Сильной Айыысыт. Вздрогнула Иэйэхсит, Встрепенулась Айыысыт, Воспрянула, говоря: — Как жалобно бубенчик поет, Как отчаянно умоляя, звучит! Да неужто допустим мы, Чтоб незыблемую судьбу Потомка солнечной ветви айыы, Первенца уранхай-саха Опрокинул абаас ы! — Встала могучая Айыысыт, Бросила на священный очаг Желтого масла кусок. Только вспыхнул Синий огонь в очаге, Она превратилась в дым И взлетела, клубясь, в высоту; Прилетела в короткий срок На дальний пагубный край Западной стороны, Что лежит у крайней черты Восьмигранной средней земли, Где под крутым обрывом кипит Соленого моря пасть, Где подземное море шумит, Где свирепое море Прибоем гремит, Где лютые вьюги ревут… Там — в разрывах Толщи земной Ледяные сверкают швы, А кругом без края и без конца Красные залегают пески… А дальше зеленые травы блестят, Разрывая белой глины пласты, Острая осока растет. А дальше — до облаков Громоздятся балки Каменных гор, Подымаются до желтых небес Подпоры железных гор, Высятся до белых небес Укрепы Несокрушимых гор… Торчит На краю земли Хитро сколоченный дом, О тридцати хоромах жилье Одинокой старухи-абаасы Тимир Дьэгэликээн… Увидела Айыысыт, Что бабка Дьэгэликээн, Ноги тощие протянув Поперек хребта полосатой горы, Валяется возле жилья своего — От голода еле жива; Что уже изгрызла она Набедренники свои, Сшитые из облезлых шкур Околевших от язвы коров, Что заразные проглотила она Кожаные рукавицы свои, Что, давясь, дожевывает она Рваную шапку свою Из кожи дохлых телят… Окликнула бабку Айыысыт, Из облака дымного своего Голос ей подала.

СТИХ 252 ГОЛОС АЙЫЫСЫТ

Алаатанг! Улаатанг! Что с тобой? С голодухи, что ль У старухи мудрой такой Не осталось толку в башке? Чем валяться, Вытянувшись поперек Выступа этой славной горы, Похожей на девятилетка-быка С белым брюхом, С пятном на лбу, Выставившего копья-рога, Вздыбленного тяжело, Грозного в пору случки своей; Чем валяться без дела, Штаны грызя — Сшитые из заразных шкур, Да от голода околевать, Поглядела бы ты поскорей, Что делается сейчас По другую сторону вихревых, Бесноватых южных небес! Силою семидесяти семи Хитростей колдовских, Силою восьмидесяти восьми Всяческих уловок своих, Девяноста и девяти Чародейных плутней своих, С помощью ста двадцати Способов коварных своих, Увидала бы ты, Услыхала бы ты, Как в железном доме Уот Усуму Похищенная воровски — Прекрасная Туйаарыма Куо, Выпрастывая утробу свою, Криком кричит сейчас, Рожает богатыря… Уот-Усуму Притаился, ждет; Только она родит, Тут же он младенца сожрет! Если бы выкрала ты дитя И три дня, три ночи подряд, В трех колыбелях железных твоих Раскачивая широко, Баюкала бы его, Он вырос бы за три дня, Вышел бы из него богатырь, Великий охотник и зверолов! Он стрелял бы озерных птиц, Позвоночники бы ломал Рогатым лесным зверям; Горы дичи он бы тебе приносил, Досыта кормил бы тебя, Счастливо бы ты жила… Коли спросишь — Кто с тобой говорит, Я отвечу — Я вестница духа слов, Рожденная в западной стороне, Посланная к тебе, По имени Чыыбыстаан Куо! — Так, настоящее имя скрыв, Звенящим голосом Айыысыт Пропела песню свою. Добрую эту весть услыхав, Бедная старуха-абаасы Будет ли на месте сидеть? Выронила из рук Недогрызенную шапку свою Старуха Тимир Дьэгэликээн, Хлопнула по бедрам себя, На корточки поднялась, Завертелась на месте волчком; И кубарем покатясь, В коршуна превратилась она — В Кюлюгюр Хардааччы. Вытянула, изогнув, Трехсаженную шею свою, Круглые выпучила глаза, Как медные два котла; Железные перья Дыбом подняв, Колючие ощетинив шипы, Черным кованым клювом своим Пронзительно клекоча, К небу пасмурному, Где неслись на ветру Клочковатые облака, Крыльями взлохмаченными взмахнув, Растопырясь, как земляная гора, Тяжело взлетела она И в завихряющийся провал Ревущего южного неба влетев, Опустилась на поле колдовском У края долины Хонгкурутта, У обрывистых берегов Моря Энгсэли-Кулахай, У логова Уот Усуму, У железного дома его; Просунула голову в дверь, Разинула черный клюв, Всей пустой утробой рыча, Медным щелкая языком, Раскатисто клекоча. Прекрасная Туйаарыма Куо, От страха отчаянно закричав, Понатужилась, Напряглась; И вдруг из утробы ее Выскочил мальчик В длинных кудрях, Рассыпавшихся по плечам; Как жеребенок дрожа, Отряхнулся, на ноги стал И проворно сам побежал Прямо к старухе Дьэгэликээн. Увидал ребенка Уот Усуму. Погнался было за ним, Да впопыхах Запнулся, упал. Видя, что младенца, схватив, Огромный коршун унес, Так Уот Усуму завопил, Что полнеба Треснуло, загремев От страшного крика его.

СТИХ 253 УОТ УСУМУ

Стой, мерзавка! Вот я тебя ухвачу, Глотку твою разорву, Шею тебе сверну, Покажу тебе, Как воровать Из-под носу у меня Лакомые куски!.. Брюхо я тебе распорю! — Вскочил Уот Усуму, За старухою погнался… А старуха, взлетев На выступ горы, Заклинанье пробормотав, Пробуравила сквозную дыру, Прорыла своим колдовством Восемь подземных Глубоких ходов, Пробила сквозь толщу земли Семь проходов в семи местах И опустилась, гремя, На крыльях железных своих В преисподнюю — В глубокую падь, Где ядовитый клубится пар Над озером Улахан-Кудулу, Где на черных сучьях дерев, Челюсти ощеря, торчат Черепа убитых богатырей, Головы женщин висят, Косы длинные уронив, Где вороны в чаще кричат, Где медведи бродят, рычат, Где на ветках кровь запеклась…

СТИХ 254 УОТ УСУМУ

Старуха Дьэгэликээн, Взъерошенные крылья свои С грохотом распластав, В глубокое опустилась жерло Огненной, дымной горы, Где скрипели три Колыбели ее, Дверцами трясучими дребезжа… Только что хотела она В колыбель дитя уложить, Подлетела добрая Айыысыт И, младенца вырвав у ней, В ладони крепкие взяв, В солнечный мир Его унесла — На крутой загривок Средней земли, Где ничто не грозило ему, Где ничья не ступала нога. Там — в глиняном домике, В теплом гнезде Уложила младенца спать… Спал малыш, Вырастал во сне; Проснулся, есть захотел. Вышел из дому, Огляделся вокруг; Выломал сук, Согнул себе лук, Стал озерную птицу стрелять, Стал охотой дичь добывать. Счета времени он не знал, Сколько прожил — не ведал о том… А подросши, Раздумывать начал он: — Кто я? Откуда я? Если бы я сверху пришел — С облачных белых небес — Был бы сверху на мне На три пальца снег… Если бы я снизу пришел — Из подземной пропасти ледяной — Был бы снизу лед На шесть пальцев на мне… Если бы на привольной земле — В Среднем мире родился я, Не был бы я одинок, — Был бы лысеющий Отец у меня, Была бы седеющая Мать у меня! На обильных пастбищах Дальних стран, В травянистых долинах Иных земель Тоже, наверно, Люди живут, Похожие на меня, Бегающие на двух ногах, Двухглазые, С открытым лицом! Должен я Других людей отыскать, Должен я обо всем У них расспросить… Может быть, расскажут они — Кто отец мой, Кто мать моя? Может быть, укажут они — Где племя мое живет? Сколько я вокруг ни гляжу, Здесь один только я брожу… А кругом — у зверей, у птиц — Рождаются, что ни год, Звереныши и птенцы; Матерью рождены, Вырастают в родном гнезде, Играя, бегают по полям, Стаями кружатся в высоте… Или я один на земле Иначе сотворен? — Молвив эти слова, Одинокий малыш Прямо на восток побежал, Нагишом, как был, Босиком полетел… Он приход весны По дождям узнавал, Он приход зимы По снегам узнавал. По степям и холмам пробежав, Пробираясь через лесной бурелом, По кочкам прыгая через топь, По болотам черным пройдя, До холодной тундры дошел; Долго ль странствовал — Того и не знал… До такого места Добрался он, Где восточного неба Крапчатый край Перистые облака опускал К поднятому краю земли, Где земля и небо сошлись, Прошитые швом двойным, Где на привольном мысу — У слиянья трех говорливых рек, Кипенем клокоча, Изобилье белое разлилось, Где, золотом на солнце горя, Изобилье желтое поднялось, Где узлом сплетались Девять дорог, Где, сбегая с гор На привольный простор, Пересекались восемь дорог. Оглядясь, увидал малыш — На необозримом просторе том, На равнине широкой той, На поле золотом — Величавый, красный Глиняный холм; А на глиняном, высоком холме Девять могучих елей росли; А на елях этих густых, На вековых крестовинах их Красовалось девять Сверкающих гнезд. Остановился малыш, Присмотрелся и разглядел, Что в сверкающих этих Гнездах сидят, Глядя ласково на него, Девять прекрасных Небесных сестер — Девять девушек рода айыы. Обрадовался одинокий малыш, Что живых людей повстречал, Трижды он поклонился им И такое слово сказал.

СТИХ 255 ОДИНОКИЙ МАЛЫШ

Кэр-буу! Кэр-буу! Качающиеся на высоких ветвях, Красующиеся в гнездах своих Прекрасные дочери Кюн Айыы, Прилетевшие с крутого хребта Блестящих белых небес Дочери доброго божества, Тетушки, сестрицы мои! Вы, наверно, знаете, Кто я такой? Кто отец мой, кто моя мать? Вы скажите — как их зовут, Укажите — где их найти! Если бы я сверху сошел, На плечах моих — кажется мне — На три пальца снег бы лежал… Если бы я снизу пришел, На шесть пальцев был бы Лед подо мной… Сколько я ни помню себя, Я всегда на свете один… Сколько я вокруг ни гляжу, Вижу — каждая птица И каждый зверь Родятся не сами собой, Родятся от матери и отца, Неужель только я один По-иному как-нибудь сотворен? Если были отец и мать у меня — Назовите их имена! — Так дочерей айыы Одинокое умоляло дитя. Тогда-то Девять небесных сестер На девяти своих Чародейных ковшах погадав, Одинокому малышу На счастье поворожив, Так отвечали ему.

СТИХ 256 ДЕВЯТЬ СЕСТЕР АЙЫЫ

Уруй-айхал! Уруй-туску! Радуйся, наш дорогой! Парой чутких своих ушей Внимательно слушай нас: Отроду хранимый рукой небес — Отпрыск ты рода айыы! С поводьями солнечными за спиной Твой отец — с высоты небес Посланный в Средний мир, Прославленный в трех мирах, Летающий высоко На Мотыльково-белом коне Юрюнг Уолан-богатырь! А породили отца твоего Живущие на хребте Трехъярусных белых небес Бессмертно блаженные в роде айыы Родичи самого Юрюнг Аар Тойона, творца Всего, что живет на земле, Айынга Сиэр Тойон И Айыы Нуоралдьын Хотун. Вот он — корень твой по отцу! Ты достойной матерью был рожден, Прекраснейшей на земле, Белоликой Туйаарымой Куо, Которая родилась От Саха Саарын Тойона-отца И от Сабыйа Баай Хотун, Прародителей сорока племен Людей уранхай-саха! Твою несчастную мать Из дому отца твоего Украл адьарай Уот Усуму, Похитил ее, унес На черное небо свое. Там и родился ты — На самой круче Буйных небес… Спасла в ту пору тебя, Из пасти Уот Усуму Вырвала, говорят, Силою хитрости и волшебства Добрая Айыысыт И в Средний мир Унесла тебя, В заповедный безлюдный край, Где бы ты напасти не знал, В безопасности подрастал… А тебя самого зовут: Последыш корня айыы, Последний в роду саха Родившийся поздно сын, С единственным жеребенком-конем — Ого Тулайах, Эр Соготох, Эриэдэл Бэргэн… Когда адьарай Уот Усуму Похитил твою Несчастную мать — Прекрасную Туйаарыму Куо, По ее горячим следам спеша, По ее остывшим следам летя, Скачущий на Вороном коне, Стоя рожденном на грани небес, Стремительный Нюргун Боотур, Неукротимо свирепый в бою, Чье имя в трех великих мирах Страшатся произносить, Старший брат отца твоего, Прославленный твой дядя-тойон, За обиду мстя, Обитель айыы — Блестящие небеса раскачал, Бедствие великое учинил… Слыхали мы, Что судили его, Надумав Беду прекратить, Грозные владыки судьбы И посадили его верхом На огневое Халбас-Хара, Вихревое, погибельное вервие… А что с ним стало — Неведомо нам. Твой отец несчастный Юрюнг Уолан, От горя сойдя с ума, Восемь лет, не помня себя, Бродит неведомо где, Кружит по средней земле! — Так, вылетев из говорящих уст Девяти небесных сестер, Бубенчиками эти слова Прозвенели над головой малыша… Выросший сиротой, Вышедший в дальний путь Поискать подобных себе, Дальше устремился малыш, В южную сторону побежал; Словно птенчик, выпавший из гнезда, Перепархивая с бугра на бугор, Нагой и босой — Стрелой полетел… Долго ли он пробыл в пути — Толком не заметил и сам. Трижды выпадали снега, Трижды наступала зима, Трижды частые шли дожди, Трижды зеленела весна… Видно, три зимы, Три лета прошло. А пока в безлюдном краю Пробивал он дорогу свою, Никого в пути не встречал… Только на третий год Высоко над его головой Журавлиный послышался крик, Крылья прошумели, гремя. Прямиком, вприпрыжку Бежавший малыш Приостановился на миг, Пристально на небо поглядел; И кружащуюся в высоте, Прямо над головой, увидал Прекрасную птицу-стерх. Вытянув красные лапки свои, Сверкая белым пером, Открывая граненый клюв, Человеческим голосом малышу Пропела песню она.

СТИХ 257 ГОЛОС БЕЛОГО ЖУРАВЛЯ

Кэр-буу! Кэр-буу! Видит ли кто-нибудь? Слышит ли кто-нибудь? Вот оно — выбиваясь из сил, Одинокое, больное дитя, Выросшее сиротой, С рожденья родителей потеряв, Ищет их, Бежит — не зная куда! По всему видать, Повстречался мне Последним в роду саха Родившийся на земле С единственным жеребенком-конем Эр Соготох — Дитя Сирота, Эриэдэл Бэргэн! Вот он бежит, Рассекая беду Продолговатым носом своим, Торопится, одолевая нужду Костлявым телом своим… Вы, бесчисленным Конным скотом Обогатившие род саха, Кюн Дьэсегей Тойон, Кюрё Дьэсегей Хотун! Не настала ли вам пора С высоты небесных лугов пригнать, Опустить на землю, отдать Одинокому малышу Подросшего его скакуна, Одарить оружьем его, Наделить одеждой его? Если будет он босиком, Нагишом ходить по земле, Не нальются Мускулы рук его, Не окрепнут Мускулы ног его. На просторах мира, На гиблых местах Обессилев, он упадет; В Верхнем мире, Крутым путем проходя, Ненароком сорвется он; В пропасть черную — В Нижний мир Упадет, разобьется он! Как безоружный, Пеший, нагой, Подросши, осилит он Девятиизвилистый путь? Как перевалит он Перевалы заоблачных гор? Съест его Болотная мошкара, Воронье расклюет его! Послушай меня, Последний в роду, Покинутый на земле, Эр Соготох — Дитя Сирота, Эриэдэл Бэргэн! Западной стороною пройди, Там найдешь Отца твоего, Одинокого — в дремучей тайге… Бедного отца твоего Ты возьми с собой, Домой риведи! А потом без страха ступай На темные кручи Тревожных небес, По сыпучей горной тропе, По текучей теснине той, По дороге бед Кээхтийэ-Хаан, Где медные кукушки торчат, Непроезжий путь стерегут… С заоблачной крутизны Область горя откроется перед тобой; На черном поле Хонгкурутта, Близ моря Энгсэли-Кулахай, Где невидимки-абаасы, Как гагары, болтают, кричат На неведомом языке, Увидишь ты Вертящийся дом… Бедное, дорогое дитя Добросердечных людей, Тот железный вертящийся дом Ты словом останови! Там томится в плену Туйаарыма Куо, Твоя несчастная мать. Ты выведи оттуда ее, Вынеси в солнечный мир, В отчий свой дом верни! Как найдешь отца своего, Как вернешь домой свою мать, Ты защитника средней земли Отыщи Нюргуна-богатыря, Родича прославленного своего. Грозного недруга победив, На небесном летающем вервие Над бездною усидев, Имя свое Высоко подняв, Среди бранного поля он, Пробуравив толщу земли На девять саженей, Надолго уснул, говорят… Как бы он крепко ни спал, Растолкай его, разбуди. Если даже пр исмерти он, В горло ты влей ему Горсть арагас-илгэ — Желтого сока земли, Животворного сгустка сил; И скажи ему, Чтобы он — Ради громкого имени моего, Ради недосягаемой славы моей В Среднем мире меня отыскал, В мой высокий дом заглянул, В обиталище девственное залетел, В гости нагрянул бы, наконец, К прекрасной Кыыс Нюргун, Скачущей по бранным полям На Красно-чалом коне! Пока не пересекала я Путей широких его, Пока не переступала я Путей далеких его, Пускай он сам Поскачет скорей По горячим моим следам, По холодным моим следам! — Пропев такие слова, Прекрасная птица-стерх, Крыльями широко взмахнув, Курлыкая звонко, Скрылась вдали. Выросший сиротой малыш, Выслушав речь ее, Вымолвил про себя: — Значит, мне суждено Человеком стать, Если мудреную речь Прекрасной девицы такой, Прославленной в трех мирах, Кажется, понял я, Каменным теменем уразумел… Дивную весть Поведала мне Небесная птица-стерх, Чудесная эта хотун: Повидаться хочет она С прославленным дядей моим; Потягаться, видать, Пожелала в бою С величайшим богатырем — Исполином Нюргуном самим… Богатырка она, Бой-девка, видать! — Так Эр Соготох Сам себе говорил; Страшно он был удивлен, Сильно малыш заробел…

СТИХ 258 ГОЛОС БЕЛОГО ЖУРАВЛЯ

Сбросив Нюргун Боотура В пропасть со своей крутизны, Дух дороги бед Кээхтийэ-Хаан, Где медные кукушки торчат, Грозная хозяйка горы Уот Холуонньай сама, Звеня брякунцами, Взлетела ввысь; И там, на высоком хребте Трехслойных Молочно-белых небес, В виде медного идола Дьэс Эмэгэт Молча опустилась она… Подумал, взглянув на нее Одун Хаан-властелин, Принял решенье И повелел, Чтоб Айыы Умсуур Удаган — Заклинательница восьми небес, Защитница девяти небес, Послала немедля Подвластных ей Пятерых небесных сестер — Помочь Нюргуну в беде… — Чтобы он на средней земле Богатырем-человеком стал, Широкий в будущем путь Пророчили мы ему! Чтобы он защитником стал Племен уранхай-саха, Прочный, высокий удел Прочили мы ему! Подведем ли мы, Покинем ли мы Порожденное нами дитя? В трудную пору его Тревожного появления на свет Непосильные испытания послав, Мы благословили его, Чтоб над высью Враждебных небес Рогатиной он взлетел, Не пятился ни перед кем… А что будет с ним, То знает одна Незыблемая судьба! — Так владыки суровые Трех миров — Великий Одун Биис, Чынгыс Хаан И Дьылга Тойон Решенье произнесли… Заклинательница Девяти небес, Врачевательница Восьми небес — Айыы Умсуур Удаган, Великих владык Велению вняв, Тут же, немедля В полет подняла Небесных белых сестер… Ринулись удаганки небес, Подымая вихрь, Порождая шум, Рассекая крыльями Синюю мглу, Разрывая перистые облака; Стаей куропаток Вниз понеслись… На белое облако опустясь, Как на белую шкуру коня, Распластанную в высоте, Взмахнули шаманки небес Шелковыми кистями одежд, Свисающими до пят; Бубенцами серебряными звеня, Брякунцами бронзовыми гремя, Колотушками из прозрачного камня С конскую ногу выличиной Ударили дружно они В буланые бубны свои, Круглые, как озера в тайге… Речи волшебные говоря, Вещие напевая слова, Действующие на восемь лет, Сбывающиеся за девять лет — Начали заклинать. Дочь Солнца Кюэгелдьин Удаган, Дочь Месяца Ыйбалдьын Удаган, Дочь Желтой Звезды Айбалдьын Удаган, Дочь звезды Чолбон Нуолур Удаган, Дочь Полярной Звезды Сэймэлдьин Удаган И шестая с ними сама Айыы Умсуур Удаган, С шумом слетев На крутой перевал Дороги бед Кээхтийэ-Хаан, Раскрыли темные чрева туч, Приказали силой заклятий своих Теплому пролиться дождю… От гремящего, проливного дождя Согрелся воздух высот, На три года установилась жара; Ураганный ветер утих, Грохот обвалов смолк, Прояснился воздух окрест; Стала вся дорога Сестрам видна, Будто из глаза вдруг Вынули соринку они. И увидели удаганки небес На великой дороге той Лежащего среди острых скал Чудовищного орла, В землю вонзившего глубоко Восемь железных когтей. Было три головы у него; Словно связки мечей, Издающие звон, Торчали перья Железных крыл, Отливающие синим огнем… Белые девы небес Оробели, увидев орла; Встревоженно лепеча, Взлетели выше они, Взметнулись на гребень горы. Чтобы зло не пристало к ним, Чтобы зловещая тень не легла На светлые их тела, Громко начали Они заклинать, Колотушками каменными принялись В ревущие бубны свои ударять И потом, Покой обретя, Злое и темное отогнав, Запели они Заветную песнь.