Янтарь и Лазурит
Шрифт:
— Угощайтесь, принцесса Юнха, — с улыбкой проговорила женщина, которая и торговала омуком. — Счастливого праздника урожая!
— Мгм, сфастливого, — ответила Кохаку с набитым ртом, а затем посмотрела на свою служанку. — Хеджин-а, твой брат же любит сладкое? Возьми для него печенье, я заплачу.
Её брат, правда, находился здесь — один из стражников. Служанка взглянула на него и мило улыбнулась.
— Вы очень щедры, принцесса Юнха. — Хеджин вежливо поклонилась, осторожно надкусив токпокки.
На удивление, ни в одной лавке Кохаку не заметила пирожков сонпхён*, которые всегда
* Сонпхён (кор. ??) — пирожки из клейкого риса (ттока) на праздник Чхусок.
— А вас чем угостить? — обратилась она к евнуху и стражам.
— Принцесса Юнха очень щедры, — в унисон повторили все пятеро.
Младший из них, Ча Юнмин, очень похожий на наложницу Ча, с удовольствием грыз омук, а вот к токпокки даже не притронулся.
Вдруг краем глаза на другой стороне улицы она заметила юношу в длинных тёмно-синих одеяниях, которые сильно отличались от узкой одежды жителей Сонбака. Распущенные тёмные волосы развевались на ветру, а прекрасное лицо привлекало к себе внимание женщин, которые подходили к нему и заводили разговор.
Осознав, что Кохаку увидела Рури, она застыла на месте и не знала, что делать и как реагировать. С одной стороны, она злилась, что её заперли во дворце и приставили стражников, но с другой, была рада его видеть, а теперь ещё и ревновала к окружившим его людям. И что им вдруг всем понадобилось от её друга детства и вдобавок монаха?
Однако рваться к ним она не спешила. Рури в её сторону не смотрел вообще и, вероятно, в такой толпе даже не заметил, только головой кивал и что-то коротко отвечал.
Сначала Кохаку надо разобраться с Ю Сынвоном, а затем она уже возьмётся за этого Рури.
Всё для себя решив, она юркнула за прилавок и поскорее скрылась в толпе, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание. Сопровождавшие, словно тени, молча последовали за ней и даже заторопились, а то их принцесса куда-то сильно спешила. Она стремительно покинула ярморочную площадь и засеменила между домами, не оглядываясь назад — так бы только больше взглядов приковывала к себе.
— Вы можете в тени держаться, а не открыто за мной идти? — буркнула она себе под нос.
— Принцесса Юнха, мы не теневые убийцы, — ответил один из стражников, однако они прислушались к её просьбе и разошлись на разное расстояние. Напрямую за ней теперь шла только Хеджин, как и большинство слуг следовали за своими господами, а евнух Квон и стражники держались подальше, словно их ничего не связывало.
Однако у выхода из города они резко приблизились и окружили её.
— Принцесса Юнха, дальше нельзя.
У неё чуть челюсть не отвалилась.
— Вы издеваетесь?! — возмутилась она и махнула руками. — Вы же знали, что мы уходим из Сонбака, и только сейчас решили запретить?!
Янтарные глаза сердито пылали под ярким солнцем.
— М-мы же всё равно сопровождаем принцессу, пройдёмся недалеко, — неуверенно вмешался евнух
Квон. Должно быть, чувствовал вину перед своей госпожой, что в том числе из-за него она две недели сидела взаперти.Пока он говорил, Кохаку ловко скользнула между двумя стражниками и умчалась к выходу, где также пролетела мимо охраны города.
— Принцесса! — едва моргнув, закричала Хеджин и понеслась следом вместе с остальными, которые тоже не успели прийти в себя.
— Принцесса Юнха, стойте! — кричали стражники.
— Ни за что!
Она не оборачивалась, чтобы не тратить времени, а неслась к ближайшему болоту. Стражники не отставали, но и догнать её не получалось, поэтому вынужденно бежали следом. Ветер дул в спину и только подгонял, а не пытался замедлить, Кохаку ощущала себя по-настоящему свободной.
Судя по доносившимся со спины крикам, Хеджин и евнух Квон отстали, а кто-то из стражников по-прежнему дышал ей в спину. Они бежали молча и не тратили энергию на слова, но топот Кохаку прекрасно слышала. Как только на горизонте показалось болото, она завопила на всю округу:
— Джинхён-а!
Птицы закричали и взлетели с деревьев, перья посыпались на землю. Даже если Джинхён находился где-то далеко, голос Кохаку разнёсся по всему лесу и поднял на уши всех его обитателей. Она выбежала к болоту и едва успела затормозить, чуть носом не полетела в самую грязь.
— Нуним? — удивился Джинхён, который сидел на земле среди высокой травы, где его почти не было видно. Перед ним стояла тёмная курильница, из которой шёл насыщенный аромат каких-то масел.
— Принцесса Юнха, мы возвращаемся в Сонбак, — заявили стражники, в тот же миг догнав Кохаку.
— Да подождите вы, — возмутилась она и обернулась к другу. — Джинхён-а, помощь нужна. Что ты вообще на болоте забыл?
Успев подняться на ноги, он спрятал руки за спиной и опустил голову. Кохаку изогнула брови, чуя, что пахло неладным.
— Выкладывай.
Стражники окружили её, но не спешили хватать и насильно тащить в город. Хеджин и евнуха Квона видно не было. Волны беспокойства исходили от Джинхёна, но в итоге он сдался и после протяжённого вздоха заговорил:
— В лавке завелись мерзкие насекомые, как их? Твой друг-монах назвал их хицу-что-то-там-но-муши, кажется. Они выгрызли все кисти и бумагу, искупались в чернилах и выпили их.
— Хицубокуши-но-муши* тогда, — перебила его Кохаку — именно эти иероглифы без насекомого она написала на колокольчике в лавке — и не дала договорить дальше, так как до неё дошло, что речь шла о Рури. — Причём тут он?!
* Хицубокуши-но-муши (яп. ?????) — насекомые кисти, чернил и бумаги
Джинхён, на чьей щеке осталось пятно от чернил, замялся на месте, но всё-таки продолжил рассказ:
— В общем, поначалу я пытался травить их как обычных насекомых, но ничего не вышло. Затем я услышал о слухах по Сонбаку, что монах отлавливает нечисть за небольшую плату, и им оказался твой друг Шуаньму. — как и Кохаку, Джинхён тоже не мог правильно выговорить нынешнее имя Рури. — Тогда я обратился к нему. Насекомые, нечисть — какая разница? Правда, в итоге эти вредители всё-таки оказались нечистью из… как его там? Чаньмо?*