Янтарь и Лазурит

* Джинхён не может выговорить Цяньмо.

Кохаку на мгновение открыла рот, но заставила себя прикусить губу и промолчать, пока её друг продолжал:

— Не суть, монах Шуаньму слышал про них и поймал в этот мешок. Чтобы избавиться от них, мне нужно очиститься, — Джинхён указал рукой на курильницу, стоявшую у его ног, — и выпустить этих муши на болоте.

Вторую руку он вытащил из-за спины и показал крепко завязанный мешок, в котором, должно быть, и сидели хицубокуши-но-муши. Кохаку сглотнула и потёрла глаза руками, слабо улыбнулась.

Перед глазами мелькнули картины из прошлого.

Она сидит на напольной подушке за низким столиком, на котором лежит бамбуковый свиток, тушечница и кисть, и скучающе смотрит в закрытое окно. Солнечные лучи всё равно стараются прорваться через рисовую бумагу и манят своим светом и теплом.

Женщина с длинными белыми волосами, связанными красной лентой на уровне колен, осторожно стукает её тонкой палочкой по голове и привлекает к себе внимание. Её пушистые белые уши умиротворённо расслаблены, в то время как все девять хвостов угрожающе приподняты.

— Кохаку, — строгим, но одновременно мелодичным голосом окликает женщина, — какие три иероглифа я сказала прописывать?

Кохаку отрывается от окна и виновато прижимает собственные лисьи уши к голове.

— Чи?* — называет она первое, что приходит в голову, и чувствует, как взгляды остальных детей устремляются в её сторону.

* Чи (яп. ?) — мудрость, одна из добродетелей. ??:??????? — быть в курсе всего.

Белая лисица принимает её ответ и складывает руки, покачивая своей палкой, но хитро прищуривается и снова спрашивает:

— Почему я сказала прописывать этот?

Дети откладывают свои кисточки и с интересом наблюдают за Кохаку, пока сенсей* прохаживается среди их столов.

* Сенсей (яп. ??) — учитель, наставник.

— Потому что мы должны знать обо всём!

От её слов так и исходит уверенность.

— Какой второй? — настойчиво продолжает белая лисица.

Скучающая Кохаку пропустила весь урок мимо ушей — манящее солнышко и безграничный океан всего в шаге от неё, а она вынуждена сидеть на занятии.

— Эм… — задумчиво тянет она, а кто-то из детей шепчет:

— Ты близка!

И ловит на себе сердитый взгляд белой лисицы.

— Ан!* — вдруг всплывает в памяти Кохаку, и она сразу выкрикивает свой ответ. — Милосердно относиться ко всему живому!

* Ан (яп. ?) — гуманность, одна из добродетелей. ??:??????? — милосердно относиться к живым существам.

Белая лисица возвращается к ученице и наклоняется к ней:

— Какой же третий?

Кохаку осознаёт, что больше не помнит вообще ничего, в голове одна пустота, встревоженно оглядывает остальных детей, но те опускают головы и отворачиваются. Кажется, и они не смогли запомнить все три.

Вдруг с радостными криками рвётся сёдзи*, и в комнату вваливаются два мальчика, едва научившиеся бегать. Один из них держит перед собой зажатые ладони и восторженно восклицает:

— Я поймал хицубокуши-но-муши!

* Сёдзи — японская бумажная дверь или окно, разделяющее помещение.

Мгновение он гордо стоит и оглядывает детей старше его всего на пару лет, и в следующее спотыкается и летит носом в пол, разжимает руки, чтобы смягчить падение, а шустрое насекомое, внешне напоминающее муху, стремглав вырывается на свободу и летит в первый попавшийся бамбуковый свиток, в который сразу вгрызается. Возле головы белой лисицы вспыхивают два круглых алых огонька, в то время как глаза её прикрыты.

— Тенран и Рури! — сердито кричит она и хватает двух мальчиков за их длинные чешуйчатые хвосты. — Чтоб ноги здесь вашей не было, пока не подрастёте!

Кохаку прикусила губу, сдерживая смех. От одного тёплого воспоминания на душе вдруг стало так легко, но вслед за этим её накрыла печаль. Они погибли. Почти все.

Она снова сглотнула и, подавившись слюной, закашлялась.

— Принцесса Юнха, — обеспокоенно позвала её Хеджин и погладила по спине. Служанка и евнух Квон уже успели догнать их. — Что-то случилось?

— Нет, — задумчиво произнесла Кохаку и взглянула Джинхёну в глаза. — Можно мне мешок?

Он посмотрел на неё с подозрением.

— Тут, конечно, пахнет благовониями, но эти вредители могут прилипнуть и к нуне.

Кохаку прищурилась, многозначительно улыбнулась и выхватила мешок из рук друга:

— Они для Ю Сынвона.

Повисла тишина. Люди принцессы и не планировали никак объяснять действий своей госпожи, а вот Джинхён в ужасе воскликнул:

— Нуна собирается подсунуть их генералу Ю?!

— Ещё как.

— Теперь принцесса Юнха соизволит вернуться в город? — вмешался в разговор один из стражников.

— Пожалуй, да, О Донхо.

Однако мужчина, как и все остальные, застыл на месте. Кохаку сделала пару шагов в сторону, но была вынуждена развернуться, так как никто за ней не пошёл. Её вопросительный взгляд прошёлся по всем присутствующим, а О Донхо спросил с недоумением:

— Принцесса Юнха помнит моё имя?

— Конечно, — уверенно заявила она, разглядывая мешок в руках.

— А моё? — спросил стражник примерно его возраста, но понял, что проявил неуважение, и виновато опустил голову.

Кохаку и его знала, к тому же, он приходился братом её служанке Хеджин, от которой тут же получил сердитый взгляд, поэтому тут же ответила:

— Кан Джонхён, — и, предупреждая последовавшие вопросы, она указала на младшего, — Ча Юнмин.

Этот происходил из рода наложницы Ча, её матери, поэтому она и в нём не сомневалась.

Затем обернулась к самому старшему из стражников и слегка наклонила голову на бок.

— Пак… — задумчиво произнесла имя, копаясь в своей памяти. Она не помнила, чтобы кто-либо при ней обращался к нему, слышала лишь фамилию, поэтому её и смогла назвать.

— Меня тоже зовут Джонхён, принцесса Юнха. — Он почтительно склонил голову, ничуть не обижаясь и, наоборот, питая к принцессе уважение за то, что та помнила фамилию простого стражника.

— Какое популярное имя*, — заключила Кохаку и перекинула мешок из одной руки в другую. — Идём скорее, пока Ю Сынвон не опередил нас.