Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

And there are sweet modest little souls on which you light, fragrant and blooming tenderly in quiet shady places; and there are garden-ornaments, as big as brass warming-pans, that are fit to stare the sun itself out of countenance.	Есть кроткие, скромные души, которые благоухают и нежно расцветают в тихих тенистых уголках; и есть декоративные цветы величиной с добрую медную грелку, способные привести в смущение само солнце.
Miss Sedley was not of the sunflower sort; and I say it is out of the rules of all proportion to draw a violet of the size of a double dahlia.	Мисс Седли не принадлежала к разряду таких подсолнечников, и, мне кажется, было бы ни с чем не сообразно рисовать фиалку величиной с георгин.
No, indeed; the life of a good young girl who is in the paternal nest as yet, can't have many of those thrilling incidents to which the heroine of romance commonly lays claim.	Поистине, жизнь юной простодушной девушки, еще не выпорхнувшей из родительского гнезда, не может отличаться такими волнующими событиями, на какие претендует героиня романа.
Snares or shot may take off the old birds foraging without--hawks may be abroad, from which they escape or by whom they suffer; but the young ones in the nest have a pretty comfortable unromantic sort of existence in the down and the straw, till it comes to their turn, too, to get on the wing.	Силки или охотничьи ружья угрожают взрослым птицам, вылетающим из гнезда в поисках пищи, а то и ястреб налетит, от которого то ли удастся спастись, то ли придется погибнуть; между тем как птенцы в гнезде ведут очень спокойный и отнюдь не романтический образ жизни, лежа на пуху и соломе, пока не наступает и их черед расправить крылья.
While Becky Sharp was on her own wing in the country, hopping on all sorts of twigs, and amid a multiplicity of traps, and pecking up her food quite harmless and successful, Amelia lay snug in her home of Russell Square; if she went into the world, it was under the guidance of the elders; nor did it seem that any evil could befall her or that opulent cheery comfortable home in which she was affectionately sheltered.	В то время как Бекки Шарп где-то в далекой провинции носилась на собственных крыльях, прыгала с ветки на ветку и, минуя множество расставленных силков, успешно и благополучно поклевывала свой корм, Эмилия безмятежно пребывала у себя дома на Рассел-сквер. Если она и выходила куда, то лишь в надежном сопровождении старших. Никакое бедствие, казалось, не могло обрушиться на нее или на этот богатый, приветливый, удобный дом, служивший ей ласковым приютом.
Mamma had her morning duties, and her daily drive, and the delightful round of visits and shopping which forms the amusement, or the profession as you may call it, of the rich London lady.	У матери были свои утренние занятия, ежедневные прогулки и те приятные выезды в гости и по магазинам, которые составляют привычный круг развлечений, или, если хотите, профессию богатой лондонской дамы.
Papa conducted his mysterious operations in the City--a stirring place in those days, when war was raging all over Europe, and empires were being staked; when the	Отец, совершал свои таинственные операции в Сити, жившем кипучей жизнью в те дни, когда война бушевала по всей Европе и судьбы империй ставились на карту; когда газета
"Courier" newspaper had tens of thousands of subscribers; when one day brought you a battle of Vittoria, another a burning of Moscow, or a newsman's horn blowing down Russell Square about dinner-time, announced such a fact as--"Battle of Leipsic--six hundred thousand men engaged-total defeat of the French--two hundred thousand killed."	"Курьер" насчитывала десятки тысяч подписчиков; когда один день приносил известие о сражении при Виттории, другой - о пожаре Москвы, или в обеденный час раздавался рожок газетчика, трубивший на весь Рассел-сквер о таком, например, событии: "Сражение под Лейпцигом - участвовало шестьсот тысяч человек - полный разгром французов - двести тысяч убитых".

Old Sedley once or twice came home with a very grave face; and no wonder, when such news as this was agitating all the hearts and all the Stocks of Europe.	Старик Седли раз или два приезжал домой с очень озабоченным лицом. Да и не удивительно, ведь подобные известия волновали все сердца и все биржи Европы.
Meanwhile matters went on in Russell Square, Bloomsbury, just as if matters in Europe were not in the least disorganised.	Между тем жизнь на Рассел-сквер, в Блумсбери, протекала так, как если бы в Европе ничего решительно не изменилось.
The retreat from Leipsic made no difference in the number of meals Mr. Sambo took in the servants' hall; the allies poured into France, and the dinner-belI rang at five o'clock just as usual.	Отступление от Лейпцига не внесло никаких перемен в количество трапез, которые вкушал в людской мистер Самбо. Союзники вторглись во Францию, но обеденный колокол звонил по-прежнему в пять часов, как будто ничего не случилось.
I don't think poor Amelia cared anything about Brienne and Montmirail, or was fairly interested in the war until the abdication of the Emperor; when she clapped her hands and said prayers--oh, how grateful! and flung herself into George Osborne's arms with all her soul, to the astonishment of everybody who witnessed that ebullition of sentiment.	Не думаю, чтобы бедняжка Эмилия хоть сколько-нибудь тревожилась за исход боев под Бриенном и Монмирайлем или чтобы она серьезно интересовалась войной до отречения императора, но тут она захлопала в ладоши, вознесла молитвы - и какие признательные! – и от полноты души бросилась на шею Джорджу Осборну, к удивлению всех свидетелей такого бурного проявления чувств.
The fact is, peace was declared, Europe was going to be at rest; the Corsican was overthrown, and Lieutenant Osborne's regiment would not be ordered on service.	Свершилось, мир объявлен, Европа собирается отдыхать, корсиканец низложен, и полку лейтенанта Осборна не придется выступать в поход.
That was the way in which Miss Amelia reasoned.	Вот ход рассуждении мисс Эмилии.
The fate of Europe was Lieutenant George Osborne to her.	Судьба Европы олицетворялась для нее в поручике Джордже Осборне.
His dangers being over, she sang Te Deum.	Для него миновали все опасности, и Эмилия благословляла небо.
He was her Europe: her emperor: her allied monarchs and august prince regent.	Он был ее Европой, ее императором, ее союзными монархами и августейшим принцем-регентом.
He was her sun and moon; and I believe she thought the grand illumination and ball at the Mansion House, given to the sovereigns, were especially in honour of George Osborne.	Он был для нее солнцем и луной. И мне кажется, Эмилия воображала, будто парадная иллюминация и бал во дворце лорд-мэра, данный в честь союзных монархов, предназначались исключительно для Джорджа Осборна.
We have talked of shift, self, and poverty, as those dismal instructors under whom poor Miss Becky Sharp got her education.	Мы уже говорили о корыстии, эгоизме и нужде, как о тех бессердечных наставниках, которые руководили воспитанием бедной мисс Бекки Шарп.
Now, love was Miss Amelia Sedley's last tutoress, and it was amazing what progress our young lady made under that popular teacher.	А у мисс Эмилии Седли ее главной наставницей была любовь; и просто изумительно, какие успехи сделала наша юная ученица под руководством этой столь популярной учительницы!

In the course of fifteen or eighteen months' daily and constant attention to this eminent finishing governess, what a deal of secrets Amelia learned, which Miss Wirt and the black-eyed young ladies over the way, which old Miss Pinkerton of Chiswick herself, had no cognizance of!	После пятнадцати- или восемнадцатимесячных ежедневных и постоянных прилежных занятий с такой просвещенной воспитательницей какое множество тайн познала Эмилия, о которых понятия не имели ни мисс Уирт, ни черноглазые девицы, жившие по ту сторону сквера, ни даже сама старуха мисс Пинкертон из Чизика!
As, indeed, how should any of those prim and reputable virgins?	Да и, по правде говоря, что могли в этом понимать такие чопорные и почтенные девственницы?
With Misses P. and W. the tender passion is out of the question: I would not dare to breathe such an idea regarding them.	Для мисс П. и мисс У. нежной страсти вообще не существовало: я не решился бы даже заподозрить их в этом.
Miss Maria Osborne, it is true, was "attached" to Mr. Frederick Augustus Bullock, of the firm of Hulker, Bullock & Bullock; but hers was a most respectable attachment, and she would have taken Bullock Senior just the same, her mind being fixed--as that of a well-bred young woman should be--upon a house in Park Lane, a country house at Wimbledon, a handsome chariot, and two prodigious tall horses and footmen, and a fourth of the annual profits of the eminent firm of Hulker & Bullock, all of which advantages were represented in the person of Frederick Augustus.	Мисс Мария Осборн питала, правда, "привязанность" к мистеру Фредерику-Огастесу Буллоку, совладельцу фирмы "Халкер, Буллок и Кo", но ее чувства были самые респектабельные, и она точно так же вышла бы замуж за Буллока-старшего, потому что все ее домыслы были направлены на то, на что и полагается их направлять всякой хорошо воспитанной молодой леди: на особняк на Парк-лейн, на загородный дом в Уимблдоне, на красивую коляску, на пару чудовищно огромных лошадей и выездных лакеев и на четвертую часть годового дохода знаменитой фирмы "Халкер, Буллок и Кo", -словом, на все блага и преимущества, воплощенные в особе Фредерика-Огастеса.
Had orange blossoms been invented then (those touching emblems of female purity imported by us from France, where people's daughters are universally sold in marriage), Miss Maria, I say, would have assumed the spotless wreath, and stepped into the travelling carriage by the side of gouty, old, bald- headed, bottle-nosed Bullock Senior; and devoted her beautiful existence to his happiness with perfect modesty --only the old gentleman was married already; so she bestowed her young affections on the junior partner.	Если бы был уже изобретен флердоранж (эта трогательная эмблема женской чистоты, ввезенная к нам из Франции, где, как правило, дочерей продают в замужество), то, конечно, мисс Мария надела бы на себя венок непорочности и уселась бы в дорожную карету рядом со старым, лысым, красноносым подагриком Буллоком-старшим и с похвальным усердием посвятила бы свою прекрасную жизнь его счастью. Только старый-то джентльмен был уже давно женат, и потому мисс Мария отдала свое юное сердце младшему компаньону.
Sweet, blooming, orange flowers!	Прелестные распускающиеся цветы померанца!
The other day I saw Miss Trotter (that was), arrayed in them, trip into the travelling carriage at St. George's, Hanover Square, and Lord Methuselah hobbled in after.	На днях я видел, как некая новобрачная (в девичестве мисс Троттер), разукрашенная ими, впорхнула в дорожную карету у церкви св. Георга (Ганновер-сквер), а за нею проковылял лорд Мафусаил.
With what an engaging modesty she pulled down the blinds of the chariot--the dear innocent!	С какой чарующей скромностью она опустила на окнах экипажа шторки - о милая непорочность!
There were half the carriages of Vanity Fair at the wedding.	На бракосочетание съехалась чуть ли не половина всех карет Ярмарки Тщеславия.

This was not the sort of love that finished Amelia's education; and in the course of a year turned a good young girl into a good young woman--to be a good wife presently, when the happy time should come.	Не такого рода любовь завершила воспитание Эмилии и за какой-нибудь год превратила славную молодую девушку в славную молодую женщину, которая станет хорошей женой, едва лишь пробьет счастливый час.
This young person (perhaps it was very imprudent in her parents to encourage her, and abet her in such idolatry and silly romantic ideas) loved, with all her heart, the young officer in His Majesty's service with whom we have made a brief acquaintance.	Юная сумасбродка эта (быть может, со стороны родителей было очень неразумно поощрять ее в таком беззаветном поклонении и глупых романтических бреднях) полюбила от всего сердца молодого офицера, состоявшего на службе его величества и нам уж несколько знакомого.
She thought about him the very first moment on waking; and his was the very last name mentioned m her prayers.	Она начинала думать о нем с первой же минуты своего пробуждения, и его имя было последним, которое она поминала в своих вечерних молитвах.
She never had seen a man so beautiful or so clever: such a figure on horseback: such a dancer: such a hero in general.	В жизни не видела она такого умного, такого обворожительного мужчины; как он хорош верхом на коне, какой он танцор - словом, какой он герой!
Talk of the Prince's bow! what was it to George's?	Рассказывают о поклоне принца-регента! Но разве можно сравнить это с тем, как кланяется Джордж!
She had seen Mr. Brummell, whom everybody praised so.	Эмилия видела мистера Браммела, которого все так превозносили.
Compare such a person as that to her George!	Но можно ли этого человека ставить рядом с ее Джорджем?
Not amongst all the beaux at the Opera (and there were beaux in those days with actual opera hats) was there any one to equal him.	Среди молодых щеголей, посещавших оперу (а в те дни были щеголи не нынешним чета, они появлялись в опере в шапокляках!), не было ни одного под стать Джорджу!
He was only good enough to be a fairy prince; and oh, what magnanimity to stoop to such a humble Cinderella!	С ним мог сравниться только сказочный принц; как великодушно с его стороны снизойти до ничтожной Золушки!
Miss Pinkerton would have tried to check this blind devotion very likely, had she been Amelia's confidante; but not with much success, depend upon it.	Будь мисс Пинкертон наперсницей Эмилии, она, несомненно, попыталась бы положить предел этому слепому обожанию, но едва ли с большим успехом.
It is in the nature and instinct of some women.	Такова уж природа некоторых женщин.
Some are made to scheme, and some to love; and I wish any respected bachelor that reads this may take the sort that best likes him.	Одни из них созданы для интриг, другие для любви; и я желаю каждому почтенному холостяку, читающему эти строки, выбрать себе жену того сорта, какой ему больше по душе.
While under this overpowering impression, Miss Amelia neglected her twelve dear friends at Chiswick most cruelly, as such selfish people commonly will do.	Под властью своего всепоглощающего чувства мисс Эмилия самым бессовестным образом оставила в небрежении всех своих двенадцать милых подруг в Чизике, как обычно и поступают такие себялюбивые особы.

She had but this subject, of course, to think about; and Miss Saltire was too cold for a confidante, and she couldn't bring her mind to tell Miss Swartz, the woolly-haired young heiress from St. Kitt's.	Разумеется, у нее было только одно на уме, а мисс Солтайр была слишком холодна для наперсницы, писать же мисс Суорц, курчавой и смуглой наследнице с Сент-Китса, Эмилии и в голову не приходило.
She had little Laura Martin home for the holidays; and my belief is, she made a confidante of her, and promised that Laura should come and live with her when she was married, and gave Laura a great deal of information regarding the passion of love, which must have been singularly useful and novel to that little person.	Она брала к себе на праздники маленькую Лору Мартин и, боюсь, сделала ее поверенной своих тайн, пообещав бедной сиротке взять ее к себе после своего замужества и преподав ей бездну всяких сведений относительно любовной страсти, которые, вероятно, были исключительно полезны и новы для этой юной особы.
Alas, alas!	Увы, увы!
I fear poor Emmy had not a well-regulated mind.	Боюсь, что ум у Эмилии был недостаточно уравновешен!
What were her parents doing, not to keep this little heart from beating so fast?	Но что же делали ее родители, как они не уберегли это сердечко, позволив ему так сильно биться?
Old Sedley did not seem much to notice matters.	Старик Седли, по-видимому, мало обращал внимания на творившееся вокруг.
He was graver of late, and his City affairs absorbed him.	В последнее время он казался очень озабоченным, дела в Сити поглощали его целиком.
Mrs. Sedley was of so easy and uninquisitive a nature that she wasn't even jealous.	Миссис Седли была такой покладистой и безучастной натурой, что даже не ревновала дочь.
Mr. Jos was away, being besieged by an Irish widow at Cheltenham.	Мистер Джоз находился в Челтнеме, где выдерживал осаду со стороны какой-то ирландской вдовушки.
Amelia had the house to herself--ah! too much to herself sometimes--not that she ever doubted; for, to be sure, George must be at the Horse Guards; and he can't always get leave from Chatham; and he must see his friends and sisters, and mingle in society when in town (he, such an ornament to every society!); and when he is with the regiment, he is too tired to write long letters.	Весь дом был в распоряжении Эмилии, и - ах! – иной раз она чувствовала себя в нем слишком одинокой, - не то чтобы ее одолевали сомнения, ибо Джорджу нужно же бывать в казармах конной гвардии и он не всегда может отлучиться из Чатема! Кроме того, он должен навещать друзей и сестер и показываться в обществе (ведь он - украшение всякого общества!), когда бывает в Лондоне; а когда бывает в полку, то слишком утомляется, чтобы писать длинные письма.
I know where she kept that packet she had--and can steal in and out of her chamber like Iachimo--like Iachimo?	Я знаю, где Эмилия прячет пакет с письмами, и могу пробраться в ее комнату и исчезнуть незаметно, как Иакимо... Как Иакимо?
No--that is a bad part.	Нет, это некрасивая роль.
I will only act Moonshine, and peep harmless into the bed where faith and beauty and innocence lie dreaming.	Лучше я поступлю, как Лунный Свет, и, не причиняя вреда, загляну в постель, где грезят во сне вера, красота и невинность.

But if Osborne's were short and soldierlike letters, it must be confessed, that were Miss Sedley's letters to Mr. Osborne to be published, we should have to extend this novel to such a multiplicity of volumes as not the most sentimental reader could support; that she not only filled sheets of large paper, but crossed them with the most astonishing perverseness; that she wrote whole pages out of poetry-books without the least pity; that she underlined words and passages with quite a frantic emphasis; and, in fine, gave the usual tokens of her condition.	Но если письма Осборна были кратки и отличались слогом, свойственным воину, то нужно признать, что, вздумай мы напечатать письма мисс Седли к мистеру Осборну, нам пришлось бы растянуть этот роман на такое количество томов, что он оказался бы не под силу и самому чувствительному читателю. Эмилия не только исписывала целые листы вдоль и поперек и даже крест-накрест, в самых противоестественных комбинациях, не оставляя живого места на полях и между строк, но и без зазрения совести выписывала целые страницы из стихотворных сборников и подчеркивала отдельные слова и фразы с самым неистовым жаром, являя все признаки расстройства, свойственного такому душевному состоянию.
She wasn't a heroine.	Она не была героиней.
Her letters were full of repetition.	Ее письма были полны повторений.
She wrote rather doubtful grammar sometimes, and in her verses took all sorts of liberties with the metre.	Она нередко забывала о грамматике, а в стихах не соблюдала размера.
But oh, mesdames, if you are not allowed to touch the heart sometimes in spite of syntax, and are not to be loved until you all know the difference between trimeter and tetrameter, may all Poetry go to the deuce, and every schoolmaster perish miserably!	Но, о mesdames, если вам не разрешается взволновать преданное вам сердце иной раз и не по правилам синтаксиса или если вас нельзя любить, пока вы не усвоите разницы между трехстопником и четырехстопником, то пусть тогда поэзия летит к чертям и да погибнут самым жалким образом все школьные учителя.
CHAPTER XIII	ГЛАВА XIII,
Sentimental and Otherwise	чувствительная, но богатая и другим содержанием
I fear the gentleman to whom Miss Amelia's letters were addressed was rather an obdurate critic.	Боюсь, что джентльмен, к которому были адресованы письма мисс Эмилии, отличался критическим складом ума.
Such a number of notes followed Lieutenant Osborne about the country, that he became almost ashamed of the jokes of his mess-room companions regarding them, and ordered his servant never to deliver them except at his private apartment.	Где бы ни находился поручик Осборн, за ним по пятам следовало такое множество записок, что в офицерском собрании ему покоя не было от всяких шуточек. В конце концов он приказал слуге передавать их ему, только когда он будет один у себя в комнате.
He was seen lighting his cigar with one, to the horror of Captain Dobbin, who, it is my belief, would have given a bank-note for the document.	Кто-то видел, как он зажигал одной из них сигару, к ужасу капитана Доббина, который, я уверен, не пожалел бы банковского билета за такой автограф.
For some time George strove to keep the liaison a secret.	Долгое время Джордж старался держать свои сердечные дела в секрете.
There was a woman in the case, that he admitted.	Что тут была замешана дама - этого он не скрывал.
"And not the first either," said Ensign Spooney to Ensign Stubble.	"И не первая, - говорил прапорщик Спуни прапорщику Стаблу.

"That Osborne's a devil of a fellow.	– Этот Осборн - настоящий дьявол!
There was a judge's daughter at Demerara went almost mad about him; then there was that beautiful quadroon girl, Miss Pye, at St. Vincent's, you know; and since he's been home, they say he's a regular Don Giovanni, by Jove."	В Демераре дочка судьи просто с ума по нем сходила, и потом еще эта красавица квартеронка мисс Пай в Сент-Винсенте. А уж с тех пор как полк вернулся домой, он, говорят, стал сущим Дон-Жуаном, ей-богу!"
Stubble and Spooney thought that to be a "regular Don Giovanni, by Jove" was one of the finest qualities a man could possess, and Osborne's reputation was prodigious amongst the young men of the regiment.	По мнению Стабла и Спуни, стать "сущим Дон-Жуаном, ей-богу" - значило обладать самым лестным для мужчины качеством. Да и вообще репутация Осборна среди полковой молодежи стояла очень высоко.
He was famous in field-sports, famous at a song, famous on parade; free with his money, which was bountifully supplied by his father. His coats were better made than any man's in the regiment, and he had more of them.	Он отличался во всех видах спорта, и в пении застольных песен, и на смотрах; сыпал деньгами, которыми его щедро снабжал отец, и одевался лучше всех в полку, обладая самым богатым и добротным гардеробом.
He was adored by the men.	Солдаты его обожали.
He could drink more than any officer of the whole mess, including old Heavytop, the colonel. He could spar better than Knuckles, the private (who would have been a corporal but for his drunkenness, and who had been in the prize-ring); and was the best batter and bowler, out and out, of the regimental club. He rode his own horse, Greased Lightning, and won the Garrison cup at Quebec races.	Он мог перепить всякого другого офицера в собрании, не исключая старика Хэвитопа, полковника; он мог устоять в боксе даже против рядового Наклза, который раньше выступал на ринге и которого давно произвели бы в капралы, не будь он отпетым пьяницей; был лучшим игроком в крикетной команде полкового клуба; скакал на собственной лошади Молнии и выиграл гарнизонный кубок на квебекских скачках.
There were other people besides Amelia who worshipped him. Stubble and Spooney thought him a sort of Apollo; Dobbin took him to be an Admirable Crichton; and Mrs. Major O'Dowd acknowledged he was an elegant young fellow, and put her in mind of Fitzjurld Fogarty, Lord Castlefogarty's second son.	Не только Эмилия боготворила Осборна - Стабл и Спуни видели в нем некоего Аполлона; Доббин считал его Чудо-Крайтоном, а супруга майора, миссис О'Дауд, соглашалась, что он блестящий кавалер и напоминает ей Фицджеральда Фогарти, второго сына лорда Каслфогарти.
Well, Stubble and Spooney and the rest indulged in most romantic conjectures regarding this female correspondent of Osborne's--opining that it was a Duchess in London who was in love with him--or that it was a General's daughter, who was engaged to somebody else, and madly attached to him--or that it was a Member of Parliament's lady, who proposed four horses and an elopement--or that it was some other victim of a passion delightfully exciting, romantic, and disgraceful to all parties, on none of which conjectures would Osborne throw the least light, leaving his young admirers and friends to invent and arrange their whole history.	Итак, Стабл, Спуни и вся остальная компания предавались самым романтическим догадкам насчет корреспондентки Осборна, высказывая мнение, что в него влюбилась некая герцогиня в Лондоне, или что это дочь генерала - она сговорена с другим, а сама без памяти от Джорджа, или жена некоего члена парламента, которая спит и видит, как бы бежать с ним на четверке вороных; называли и другие жертвы страсти, восхитительно пламенной, романтической и одинаково компрометантной для обеих сторон. Но в ответ на все эти догадки Джордж хранил упорное молчание, предоставляя своим юным почитателям и друзьям изобретать всякие истории и разукрашивать их всеми средствами своей фантазии.

And the real state of the case would never have been known at all in the regiment but for Captain Dobbin's indiscretion.	В полку так бы ничего и не узнали, если бы не нескромность капитана Доббина.
The Captain was eating his breakfast one day in the mess-room, while Cackle, the assistant-surgeon, and the two above-named worthies were speculating upon Osborne's intrigue--Stubble holding out that the lady was a Duchess about Queen Charlotte's court, and Cackle vowing she was an opera-singer of the worst reputation.	Однажды капитан сидел за завтраком в офицерском собрании, когда Кудахт, помощник полкового лекаря и оба ранее названных достойных джентльмена обсуждали на все лады интрижку Осборна. Стабл твердил, что его дама сердца - герцогиня и что она близка ко двору королевы Шарлотты, а Кудахт божился, что она оперная певица самой незавидной репутации.
At this idea Dobbin became so moved, that though his mouth was full of eggs and bread-and-butter at the time, and though he ought not to have spoken at all, yet he couldn't help blurting out,	Услышав это, Доббин так возмутился, что, хотя рот его был набит яйцами и хлебом с маслом и хотя ему вообще следовало бы молчать, не удержался и выпалил:
"Cackle, you're a stupid fool.	– Кудахт, вы совершеннейший болван!
You're always talking nonsense and scandal.	Вечно вы несете чепуху и сплетничаете.
Osborne is not going to run off with a Duchess or ruin a milliner.	Осборн не собирается убегать с герцогинями или губить модисток.
Miss Sedley is one of the most charming young women that ever lived.	Мисс Седли - одна из самых очаровательных молодых особ, какие когда-либо жили на свете.
He's been engaged to her ever so long; and the man who calls her names had better not do so in my hearing."	Джордж давным-давно с ней: помолвлен. И я никому не советовал бы говорить о ней гадости в моем присутствии!
With which, turning exceedingly red, Dobbin ceased speaking, and almost choked himself with a cup of tea.	На этом Доббин прервал свою речь, весь красный от волнения, и едва не поперхнулся чаем.
The story was over the regiment in half-an- hour; and that very evening Mrs. Major O'Dowd wrote off to her sister Glorvina at O'Dowdstown not to hurry from Dublin--young Osborne being prematurely engaged already.	Спустя полчаса эта история облетела весь полк, и в тот же вечер жена майора, миссис О'Дауд, написала своей сестре Глорвине в О'Даудстаун, чтобы та не торопилась с отъездом из Дублина: молодой Осборн, оказывается, давно помолвлен.
She complimented the Lieutenant in an appropriate speech over a glass of whisky-toddy that evening, and he went home perfectly furious to quarrel with Dobbin (who had declined Mrs. Major O'Dowd's party, and sat in his own room playing the flute, and, I believe, writing poetry in a very melancholy manner)--to quarrel with Dobbin for betraying his secret.	В тот же самый вечер за стаканом шотландского грога она, как водится, поздравила поручика, и Осборн, взбешенный, отправился домой отчитать Доббина (который отклонил приглашение на вечер к майорше О'Дауд и сидел у себя в комнате, играя на флейте и, как мне думается, сочиняя стихи самого меланхолического свойства) - за то, что он выдал его тайну.
"Who the deuce asked you to talk about my affairs?" Osborne shouted indignantly.	– Кой черт просил тебя трезвонить о моих делах? – набросился Осборн на приятеля.
"Why the devil is all the regiment to know that I am going to be married?	– За каким дьяволом нужно знать всему полку, что я собираюсь жениться?

Why is that tattling old harridan, Peggy O'Dowd, to make free with my name at her d--d supper-table, and advertise my engagement over the three kingdoms?	К чему позволять этой болтунье, старой ведьме Пегги О'Дауд, трепать мое имя за ее распроклятым ужином и звонить в колокола о моей помолвке на все три королевства?
After all, what right have you to say I am engaged, or to meddle in my business at all, Dobbin?"	Да, кроме того, Доббин. какое ты имел право говорить, что я помолвлен, и вообще вмешиваться в мои дела?
"It seems to me," Captain Dobbin began.	– Мне кажется... – начал капитан Доббин.
"Seems be hanged, Dobbin," his junior interrupted him.	– Наплевать, что тебе кажется! – перебил его младший товарищ.
"I am under obligations to you, I know it, a d--d deal too well too; but I won't be always sermonised by you because you're five years my senior.	– Я тебе кругом обязан, я это знаю, знаю слишком хорошо! Но не хочу я вечно выслушивать всякие твои наставления только потому, что ты меня на пять лет старше!
I'm hanged if I'll stand your airs of superiority and infernal pity and patronage.	Не стану я, черт возьми, терпеть твой тон превосходства, твое проклятое снисхождение и покровительство.
Pity and patronage!	Да, снисхождение и покровительство!
I should like to know in what I'm your inferior?"	Хотелось бы мне знать, чем я тебя хуже?
"Are you engaged?" Captain Dobbin interposed.	– Ты помолвлен? – прервал его капитан Доббин.
"What the devil's that to you or any one here if I am?"	– Какое, черт подери, дело тебе или кому угодно, помолвлен я или нет?
"Are you ashamed of it?" Dobbin resumed.	– Ты стыдишься этого? – продолжал Доббин.
"What right have you to ask me that question, sir? I should like to know," George said.	– Какое вы имеете право, сэр, задавать мне подобный вопрос, хотелось бы мне знать?
"Good God, you don't mean to say you want to break off?" asked Dobbin, starting up.	– Великий боже! Уж не собираешься ли ты отказаться от помолвки? – спросил Доббин, вскакивая с места.
"In other words, you ask me if I'm a man of honour," said Osborne, fiercely; "is that what you mean?	– Иными словами, вы меня спрашиваете, честный ли я человек или нет? – окончательно разъярился Осборн. – Это вы имеете в виду?
You've adopted such a tone regarding me lately that I'm -- if I'll bear it any more."	За последнее время вы усвоили себе со мной такой тон, что будь я... если стану и дальше это терпеть!
"What have I done?	– Что же я такого сделал?
I've told you you were neglecting a sweet girl, George.	Я только говорил тебе, что ты невнимателен к очень милой девушке, Джордж.
I've told you that when you go to town you ought to go to her, and not to the gambling- houses about St. James's."	Я говорил тебе, что, когда ты ездишь в Лондон, тебе нужно сидеть у нее, а не в игорных домах в районе Сент-Джеймса,
"You want your money back, I suppose," said George, with a sneer.	– Очевидно, вы не прочь получить обратно свои деньги, - сказал Джордж с усмешкой.
"Of course I do--I always did, didn't I?" says Dobbin.	– Конечно, не прочь и всегда был не прочь, разве тебе это не известно? – ответил Доббин.

"You speak like a generous fellow."	– Ты говоришь, как подобает благородному человеку.
"No, hang it, William, I beg your pardon"--here George interposed in a fit of remorse; "you have been my friend in a hundred ways, Heaven knows.	– Нет, к черту, Уильям, прошу прощения! – перебил его Джордж в порыве раскаяния. – Ты выручал меня по-дружески один бог знает сколько сотен раз!
You've got me out of a score of scrapes.	Ты вызволял меня из множества всяких бед!
When Crawley of the Guards won that sum of money of me I should have been done but for you: I know I should.	Когда гвардеец Кроули обыграл меня на такую огромную сумму, я пропал бы, если бы не ты. Непременно пропал бы, не спорь!
But you shouldn't deal so hardly with me; you shouldn't be always catechising me.	Но только зачем ты вечно изводишь меня, пристаешь со всякими расспросами.
I am very fond of Amelia; I adore her, and that sort of thing.	Я очень люблю Эмилию, я обожаю ее... и тому подобное.
Don't look angry.	Не смотри на меня сердито.
She's faultless; I know she is.	Она само совершенство, я знаю это.
But you see there's no fun in winning a thing unless you play for it.	Но, видишь ли, всякий интерес теряется, когда что-нибудь само дается тебе в руки.
Hang it: the regiment's just back from the West Indies, I must have a little fling, and then when I'm married I'll reform; I will upon my honour, now.	Черт побери! Полк только что вернулся из Вест-Индии, надо же мне немного побеситься, а потом, когда я женюсь, я исправлюсь... Честное слово, я образумлюсь!
And--I say--Dob--don't be angry with me, and I'll give you a hundred next month, when I know my father will stand something handsome; and I'll ask Heavytop for leave, and I'll go to town, and see Amelia to-morrow--there now, will that satisfy you?"	И... слушай, Доб, не сердись, я отдам тебе в следующем месяце ту сотню фунтов - отец, я знаю, раскошелится! И я отпрошусь у Хэвитопа в отпуск, съезжу в Лондон и завтра же повидаюсь с Эмилией... Ну, как? Удовлетворен?
"It is impossible to be long angry with you, George," said the good-natured Captain; "and as for the money, old boy, you know if I wanted it you'd share your last shilling with me."	– На тебя, Джордж, нельзя долго сердиться, -промолвил добряк-капитан, - а что касается денег, старина, то ты ведь сам знаешь: нуждайся я в них, и ты поделишься со мной последним шиллингом.
"That I would, by Jove, Dobbin," George said, with the greatest generosity, though by the way he never had any money to spare.	– Конечно, Доббин, честное слово! – заявил Джордж с необычайным великодушием, хотя, по правде сказать, у него никогда не бывало свободных денег.
"Only I wish you had sown those wild oats of yours, George.	– Одного я только желал бы: чтобы ты, Джордж, наконец перебесился.
If you could have seen poor little Miss Emmy's face when she asked me about you the other day, you would have pitched those billiard-balls to the deuce.	Если бы ты видел личико бедняжки мисс Эмми, когда она на днях справлялась у меня о тебе, ты послал бы свои бильярды куда-нибудь подальше.
Go and comfort her, you rascal.	Поезжай утешь ее, негодный!
Go and write her a long letter.	Поди напиши ей длинное письмо.
Do something to make her happy; a very little will."	Сделай что-нибудь, чтобы ее порадовать. Для этого так мало нужно.

"I believe she's d--d fond of me," the Lieutenant said, with a self-satisfied air; and went off to finish the evening with some jolly fellows in the mess-room.	– Она и в самом деле чертовски в меня влюблена,- сказал Осборн с самодовольным видом и отправился в офицерское собрание заканчивать вечер в кругу веселых товарищей.
Amelia meanwhile, in Russell Square, was looking at the moon, which was shining upon that peaceful spot, as well as upon the square of the Chatham barracks, where Lieutenant Osborne was quartered, and thinking to herself how her hero was employed.	Тем временем на Рассел-сквер Эмплия смотрела на луну, озарявшую тихую площадь так же, как и плац перед Чатемскими казармами, где был расквартирован полк поручика Осборна, и размышляла, чем-то сейчас занят ее герой.
Perhaps he is visiting the sentries, thought she; perhaps he is bivouacking; perhaps he is attending the couch of a wounded comrade, or studying the art of war up in his own desolate chamber.	Быть может, он на бивуаке, думалось ей; быть может, делает обход часовых; быть может, дежурит у ложа раненого товарища или же изучает военное искусство в своей одинокой комнатке.
And her kind thoughts sped away as if they were angels and had wings, and flying down the river to Chatham and Rochester, strove to peep into the barracks where George was. . . .	И ее тихие думы полетели вдаль, словно были ангелами и обладали крыльями, вниз по реке, к Чатему и Рочестеру, стремясь заглянуть в казармы, где находился Джордж...
All things considered, I think it was as well the gates were shut, and the sentry allowed no one to pass; so that the poor little white-robed angel could not hear the songs those young fellows were roaring over the whisky-punch.	Если принять это в соображение, то, пожалуй, удачно, что ворота оказались запертыми и часовой никого не пропускал в казармы, -бедному ангелочку в белоснежных одеждах не привелось услышать, какие песни орали наши молодые люди за стаканом пунша.
The day after the little conversation at Chatham barracks, young Osborne, to show that he would be as good as his word, prepared to go to town, thereby incurring Captain Dobbin's applause.	На другой день после упомянутой беседы в Чатемских казармах молодой Осборн, решив показать другу, как он держит слово, собрался ехать в Лондон, чем вызвал горячее одобрение капитана Доббина.
"I should have liked to make her a little present," Osborne said to his friend in confidence, "only I am quite out of cash until my father tips up."	– Мне хотелось бы сделать ей какой-нибудь подарочек, - признался Джордж другу, - но только я сижу без гроша, пока отец не расщедрится.
But Dobbin would not allow this good nature and generosity to be balked, and so accommodated Mr. Osborne with a few pound notes, which the latter took after a little faint scruple.	Доббин не мог допустить, чтобы такой порыв великодушия и щедрости пропал зря, и потому ссудил Осборна несколькими фунтовыми билетами, которые тот и принял, немного поломавшись.
And I dare say he would have bought something very handsome for Amelia; only, getting off the coach in Fleet Street, he was attracted by a handsome shirt-pin in a jeweller's window, which he could not resist; and having paid for that, had very little money to spare for indulging in any further exercise of kindness.	И я осмеливаюсь утверждать, что Джордж непременно купил бы для Эмилии что-нибудь очень красивое, но только при выходе из экипажа на Флит-стрит он загляделся на красивую булавку для галстука в витрине какого-то ювелира - и не мог устоять против соблазна. Когда он заплатил за нее, у него осталось слишком мало денег, чтобы позволить себе какое-нибудь дальнейшее проявление любезности.
Never mind: you may be sure it was not his presents Amelia wanted.	Но ничего: поверьте, Эмилии вовсе не нужны были его подарки.