Язверь
Шрифт:
— Прости, что тебя напугал. И тогда, возле аптеки.
— Я приняла вас за…
— Сумасшедшего? Понимаю. Ты же видишь меня, как лемурга?
— Вы очень… — она покраснела.
— Давай «на ты», хорошо?
Переходить «на ты» с человеком, в которого внезапно влюбилась, все равно что сблизиться с ним. За последствия она бы не поручилась.
— Как мне тебя называть?
— Никита.
— Гера.
Мы пожали друг другу мохнатые лапы и рассмеялись.
— Вдвоем как-то радостнее быть лемургами, не находишь?
Нечего и возражать. Он действительно милый: инопланетный странник в кошачьем обличье, нежное божество,
Никита пригласил ее в ресторан Останкинской телебашни, чтобы показать Москву лемургов. Оказалось, что лемурги не только иначе друг друга видят, они, как сложно выразился Никита, «…способны по-новому впитать реальность, открывая невидимые грани Вселенной». Он не стал уточнять, как выглядят эти «грани» с его точки зрения, предоставив Гере право самой сделать выводы, ведь что может быть лучше свежего взгляда на вещи.
Она зажмурилась.
— Тебя ожидает сюрприз, — предупредил он, — не подсматривай.
Кончиками пальцев она чувствовала дрожание его теплой ладони. От него исходил мощный поток импульсов ожидания, или ей это только казалось?
Гера знала, что впереди панорамное стекло, а за ним — головокружительный городской пейзаж. Она даже представила, как он может отсюда выглядеть: крыши домов, улицы, поток транспорта — автомобили, фургоны, грузовики, спешащие из одной точки пространства в другую. Похожий пейзаж открывался с колеса обозрения «Москва-850», только там не было так высоко.
— Можешь смотреть.
Сперва она не увидела тех самых «граней», о которых Никита говорил с восторженностью, несвойственной зашоренному горожанину. Детали терялись в дымке автомобильного смога. И все-таки взгляд вскоре настроился на восприятие другой реальности; из хитросплетения улиц сложилось, как складывается в калейдоскопе, нечто нездешнее и для Москвы нехарактерное.
Когда-то, в пору раннего детства, мама подарила Гере переводные картинки — незатейливые рисунки, нанесенные на специальную бумагу. Картинку нужно было подержать в воде, а потом осторожно приложить к обложке тетради и аккуратно сместить верхний слой, и тогда изображение проступало. Картинка переводилась в тетрадку, книжку или в альбом. Гера помнила этот детский восторг, когда в альбоме появлялись переводные цветы или красочные птицы-колибри.
Сейчас она переживала ощущение заново — ситуация повторялась. Только вместо тетрадных переводных картинок перед глазами проявились длинные прямые туннели, словно поверх Москвы — ее зданий, переулков, проездов — кто-то нанес искусственное изображение. Взял и умелой рукой прочертил едва заметные трассы.
Эта сеть полупрозрачных туннелей, не прерываясь, тянулась через дома, ныряла в Москву-реку, углублялась в метро, шла параллельно улицам и проспектам.
Никита обнял Геру за плечи. Наверное, он опасался, что от неожиданности она упадет.
— Впечатляет. Как будто «дежа вю» наоборот.
— Это Транспорт — кротовые норы вселенной. Телебашня — подходящее место, чтобы оценить масштабы явления.
О кротовых норах она знала из книг, которые находила под кроватью у матушки. В книгах шла речь о черных дырах, квазарах, нейтронных звездах и других космических объектах, включая такое выдуманное явление, как «червоточины», способные соединять отдаленные точки пространства. Автор предполагал, что если попасть в такую «нору» с одной стороны,
то выйдя с другой, можно увидеть себя же, входящего. Раньше Гера думала, что эти «норы» — лишь сухая теория и никаких доказательств. Оказалось, что их не существует в представлении обычных людей, для лемургов это привычный способ перемещения.В Транспорте было что-то неуловимо зловещее, будто окружающий мир соскользнул в иную реальность — параллельное измерение, как у Стивена Кинга во «Мгле». Словно паутина туннелей проступила из неизвестных миров для того, чтобы предостеречь, уберечь от ошибки.
Ник объяснил ей, что не каждый может увидеть туннели. Людям эта функция в принципе недоступна. Даже некоторые лемурги могут быть ее лишены. Это как талант; если нет слуха, правильно не споешь, как ни старайся. Если особое зрение лемурга не развилось, эволюцината считают «невызревшим», и не факт, что он когда-то «дозреет».
— И много в среде лемургов недозревших? — спросила она.
— Хватает. Конечно, они не изгои, но и пересекаться нам негде — интересы не те. Невызревшие образовали отдельную общность. Там в ходу кухонные разговоры, зависание в социальных сетях; и темы перетираются одни и те же — кто им враг, а кто нет — между собой разобраться не могут. По природе своей к людям они ближе, чем мы. Зато у таких лемургов отлично развито обоняние или, как они говорят, чутье. Феномен коллективного разума, знаешь ли.
— А у нас что за клан?
— Мы относимся к другой общности, с акцентом на перемещения. Мы свободны в выборе направлений.
Гера представила, кто из известных людей мог бы стать лемургом с чутьем, а кто — со способностью видеть Транспорт. Получалось, что политики тяготеют к объединениям в группировки, к массовым акциям, люди творческие — к познанию окружающего.
— Как думаешь, в конфликте «физики-лирики» могли отметиться лемурги, или там работали другие законы?
— Я бы не стал копать так глубоко! — отозвался Никита. — В среде лемургов не может быть такого конфликта. Мы сделаны из единого теста, хотя и разного качества. Да и «качество» — не слишком верное слово. Лучше подходит — разного дарования. Некоторые лемурги с чутьем считают ущербными нас: зачем путешествовать, когда то же самое можно увидеть на экране компьютера. И гораздо больше узнать с помощью интернета.
Никита рассказал Гере про Транспорт. Он обнаружил свой первый туннель в те времена, когда лемурги только начали появляться, угодив под удар нового вируса. В тот день не работал лифт, и Никита спускался пешком по лестнице. На шестом этаже в мусоропроводе появился провал, в который Никита неосмотрительно сунул голову. Через секунду он оказался на платформе метро Маяковская.
— До сих пор испытываю нежные чувства к нашему мусоропроводу. Знаешь, сколько денег я сэкономил?
Транспорт способен переносить лемургов в любую точку, на противоположную сторону «кротовой норы». Так Ник впервые побывал в Ангермюндэ — небольшом городке Восточной Германии, из которого пешком дошел до Берлина. Позже он оказался на Фиджи, где с удовольствием отдохнул. Через неделю катался на снегоходах в Норвегии, а в следующем месяце летал на параплане вдоль Бермудского пляжа. И в каждом случае он путешествовал в одиночку, без компаньона. Гера спросила Никиту, как он общался с местными жителями, на что он кратко ответил: «Легко!».