Язверь

— Из милиции? — она вспомнила про Вадика.

— Следствие в курсе, что ты не видела ничего подозрительного. Показала им твою фотографию. Теперь ты вне подозрений, — Катя сделала паузу. — А еще тебя Славик искал.

— Что хотел?

— Спрашивал, знаю ли я твоего нового френда. Сказала, что не знаю. Я ведь не в курсе. У тебя кто-то еще есть?

— Теперь кто-то есть, Катя. И этого человека я больше не брошу.

— А как же Славик?

Она помолчала и ответила твердо:

— Славик — никак. У меня есть Никита.

Никто из бывших Геры не предлагал ей совместную жизнь. Все они обычно обзаводились ключами от жилья близких друзей. Так поступал Илья, так делал Славик. Гера повидала разные квартиры: спартанские однокомнатные, холостяцкие студии, апартаменты многодетных семей, уехавших за рубеж отдохнуть. Со временем она устала от встреч на чужой территории, но ничего не менялось — возлюбленные продолжали водить ее по квартирам, от этого становилось приторно, будто бы она перебрала с шоколадом. Время шло, годы текли сквозь пальцы.

Никита стал первым, где Гера, пусть на короткое время, но освоилась. Неделю она отлеживалась, и он за ней терпеливо ухаживал. Завтрак в постель, приготовленный Крисом обед, ужин при свечах. Гера привыкла к синей зубной щетке в ванной, к грязным носкам в коробке с журналами, к жужжанию его электрической бритвы, к частым визитам Криса. Вопреки ее представлениям о холостяцких квартирах, у Никиты было уютно.

Ник оказался мягким, удобным, домашним — не таким, каким она его представляла.

Гера быстро встала на ноги, как будто организм полностью обновился. Ник объяснял это живучестью скамов, ведь Гера, по его словам, обрела их способность к регенерации.

— Я счастлива, что ты рядом, — говорила она.

— Со мной то же самое, — улыбался он. — Я ведь перед тобой виноват. Должен был предупредить.

— Не виноват. Не бери на себя чужую вину.

Они обнялись. Гера положила голову к нему на плечо и тихо заплакала. Ей было так спокойно и радостно в его объятиях. Он целовал ее в шею. Поцелуи были нежными, неторопливыми. Она знала, что им некуда торопиться. Они не позволяли себе ничего, кроме этих медленных поцелуев.

— Расскажи мне, куда ведет Транспорт с колеса обозрения?

Ник перестал ее целовать, но сделал это с сожалением:

— Там особенный Транспорт, единственный в своем роде. Когда-нибудь я свожу тебя в необычное место.

— А если я сама это сделаю, без тебя?

— Без меня ты не сможешь вернуться.

Разговор в промежутках между проявлениями их странной любви долгое время не давал Гере покоя. Новая тайна, связанная с кротовыми норами, влекла ее. Что это за измерение, в которое она не сумеет попасть без разрешения Ника? Разве кто-то может ей запретить? Она постоит за себя, если что-то случится.

Она полностью выздоровела. Раны, нанесенные Славиком, зажили, следов не осталось. Тело налилось силой, будто бы вместе с ядом в кровь попало лекарство от всех болезней.

Страхи больше ее не терзали, и уверенность в неуязвимости погнала ее прочь из квартиры.

Сбежать было просто. Гера переоделась, закинула в рюкзак вещи и переступила порог. Хлопнула дверь. Она пожелала удачи всем, кто остался внутри.

Никто не остановил ее. Крис ушел по делам, Ник разговаривал по телефону.

Она спустилась по лестнице, нырнула в дыру в мусоропроводе. Вынырнула на Маяковской. Без приключений добралась до «ВДНХ».

Когда Никита прыгнул в кротовую нору над колесом обозрения, Гера не могла видеть Транспорт, потому что еще не была лемургом. А посмотреть было на что. Фейерверк разлетавшихся всполохов застыл мертвой картинкой, как будто мгновение взрыва растянулось на долгие годы.

Она запрокинула голову. Колесо буднично крутилось, вознося кабинки и возвращая их к земле. Рядом по мобильному спорил подросток. Она вручила контролеру билет, поднялась на платформу, задумчиво забралась на сиденье.

«Обойдусь без Никиты. Прогуляюсь сквозь Транспорт туда и назад. Никто не может мне запретить».

В животе, повыше солнечного сплетения, тревожно забился пульс. Всплыли воспоминания: исчезновение Ника, ее недоумение, страх. Она решила поставить Никиту в известность, отправила короткую sms-ку: «ВДНХ». Вдруг с ней что-то случится, а он не узнает.

Кабинка несла ее к отправной точке всех злоключений, ведь именно здесь она впервые столкнулась с неведомым. Здесь она узнала про лемургов, здесь Никита шагнул в пустоту. Теперь она видела Транспорт в деталях: его неразличимую снизу пульсацию и словно надрезанный ножиком край. Воронка приближалась, как будто ее специально подогнали к прибытию, как трап подается в аэропорту.

Она выбралась из фиксатора, встала на кресло. Сгруппировалась. Перенесла вес с одной ноги на другую…

Транспорт — отличная штука. Покрываешь большие расстояния за секунды. Ощущение такое, что летишь в сапогах-скороходах. Проверить нельзя, но вдруг в сказках описаны перемещения лемургов?

Гера удачно приземлилась на обе ноги, чуть пробежала вперед. Зелень травы, благоуханье цветов, шорох листьев; мир казался привычным. Будто бы она перескочила на затерянный тропический остров.

Но она ошибалась. Над головой висел мрачный, тускло подсвеченный спутник, немногим меньше Луны. Небо слепило яркостью, глубокими оттенками синего. На Земле такого неба не встретить.

Цветы, растущие на поляне, напоминали лилии. Небольшие деревья с зеленовато-синими листьями — густые каштаны, на которых вместо привычных плодов гроздья пушистых шаров. Грунт под ногами мягкий; закрученные травинки не тянулись вверх, выстилали почву ковром.

Отсутствие птиц натолкнуло ее на мысль, что местная фауна скудна. Возможно, животные пребывают здесь на стадии мелких зверьков.

Невдалеке от Транспорта рос раскидистый куст с махровыми, похожими на цветки жасмина бутонами. Только цветы были без запаха — пресные и будто бумажные. Она набросила куртку на торчавшую ветку; теперь найти поляну не составит труда, даже если она углубится в дебри здешнего леса.

Гере захотелось исследовать мир, в котором никто, кроме лемургов, не был. Если встретятся разумные существа, с ними она найдет общий язык.

Позади послышался хруст, и от неожиданности Гера бросилась сквозь кустарник к высоким деревьям, петляя между ними, точно испуганный зверь. Страх гнал ее прочь. Сердце колотилось, на лбу проступила испарина. Возле трухлявого пня она решила отдышаться. Никто за ней не гнался.