Язычница

Мальчику восьми лет нужны друзья. Как и любому ребёнку. Ему стоит общаться с ребятишками своего возраста, играть с ними, прыгать, убегать в лес и придумывать страшилки… Ему нельзя целыми днями просиживать в душном тереме, наблюдая за ней, за Веттой. Ему следует почаще выходить из дома и возращаться только под вечер под возмущённые окрики взрослых.

Но на Альджамале его боятся. Дети гонят его прочь. Потому что родители никогда не примут подобного ребёнка.

Тиберий спрашивает её о жизни. Он всегда хотел знать, как она жила раньше. Всегда спрашивал. И всегда прижимался к ней так крепко, что княгине не оставалось больше ничего — приходилось рассказывать. Внимает каждому слову, словно бы понимает всё, что она говорит. А, может быть, и правда — понимает.

Мальчик смотрит на неё серьёзно. Будто бы в таком возрасте уже способен отличить ложь от правды. Возможно, это действительно так, только Ветта никак не может поверить в подобное. Когда она сама была в его возрасте, ей можно было рассказывать что угодно — она верила всему.

Он слишком худой для своих лет, впрочем, возможно, Ветте так только кажется — на фоне певнских ребятишек Тиберий кажется заморышем. Впрочем, его отец был так же тонок. Тиберий похож в этом на него. И волосы у него такие же белокурые, как у его отца. И глаза точно такие же — тёмно-серые, всегда внимательные. Он куда больше напоминает его, от Певнов в мальчишке нет практически ничего.

— В моей жизни не было ничего ужасного! — улыбается ему женщина, всерьёз думая, что не слишком-то врёт. — Ничего, с чем я не смогла бы в итоге справиться. А плохие вещи случаются с каждым.

Тиберий куда осторожнее обычного ребёнка, думается Ветте. И куда умнее. Он очень похож на него в этом — на своего отца. На Леафарнаре никогда не любили инквизицию, и тот факт, что Тиберий является сыном инквизитора, порядком усложняет мальчику жизнь, как княгиня не старается это уладить.

Он прижимается к ней и обнимает своими тонкими руками. Заглядывает ей в глаза, словно не веря, словно понимая, что когда-то давно жизнь казалась ей такой ужасной, что хотелось умереть. Он прижимается к ней, будто понимая, как ей было больно когда-то. Впрочем, княгиня старается ничем не выказать того своего состояния. Теперь она не имеет на это право. Не при этом ребёнке.

— Пока леса Леафарнара остаются моими друзьями, со мной не может случиться ничего ужасного, — говорит Ветта, проводя рукой по белокурой макушке.

Племянник засыпает у неё на руках. И княгиня вряд ли осмелится потревожить его сон.