Язычница

— Ходят легенды, что Сваард находится в самом сердце Ибере, — говорит Ветта. — Вам не кажется, что алый генерал просто заманивает вас в ловушку? Отец как-то говорил мне, что в охоте самое главное…

Её голос такой же твёрдый, как и у Аврелии, когда она желает высказать кому-нибудь что-то неприятное. Только вот Ветта явно не имеет никакого желания говорить что-то неприятное — во всяком случае, гадость ради гадости так точно. Она никогда не была похожа на Аврелию. Уж в этом плане — так точно. Пожалуй, она даже больше напоминает Мадалену — только та была ещё принципиальнее и куда строже. Или Руфину с её природными вредностью и упрямством.

Актеон смотрит на неё с интересом. Он никогда не видел её где-либо, кроме её покоев и спальни — Ветта всегда интересовала его слишком мало, чтобы приходить к ней чаще, чем пару раз в месяц. Ему обычно куда интереснее было проводить время с кем-нибудь из своей дружины, с Сибиллой или кузиной Руфиной, да даже с дядей Спирусом или кузеном Кроносом.

Нет ничего удивительного в том, что он даже не знает, каким были её родители, чему научили её. Нет ничего удивительного в том, что он вряд ли может знать о Ветте что-либо помимо сухих фактов.

Впрочем, остальные люди, что присутствуют в зале, вряд ли так интересуются проснувшимся энтузиазмом Ветты. Для них она — всего лишь княгиня, жена наследного князя и человек, ровным счётом ничего не понимающий в этой войне, в сражениях и в политике. Актеон вполне может понять их. И понять то, что любопытство Ветты — совершенно не кстати. Она задала совершенно непонятный вопрос, не имеющий никакого отношения к существующим проблемам.

— Перестаньте нас учить, княгиня! — одёргивает её полковник. — Война — это не охота. И вы сами же будете плакать, если княжеский род бесславно падёт в этой кровавой бойне! Так что не мешайте!..

По лицу Ветты Актеон видит, что подобные слова ей кажутся очень неприятными. Ещё бы!.. Наследный князь до сих пор вспоминает её вздорный характер каждый раз, когда идёт дождь — в первые десять лет после их свадьбы они как-то довольно серьёзно поссорились, и Ветта чем-то его ударила (чем именно Актеон уже не помнил). Впрочем, полковник тоже никогда не был достаточно любезен и обходителен.

Сам Актеон лишь незаметно улыбается. Его веселит эта ситуация. Пожалуй, кажется ему, жизнь на Вайвиди начинается вовсе не так плохо, как ему казалось на Альджамале. Возможно, и здесь будет что-то интересное и почти постылое — в виде ставших уже привычными изидорских ссор.

— Я не Изидор, — усмехается Ветта как-то странно, перебивая полковника. — И мне совершенно всё равно, кто победит в этой войне.

На лице полковника Актеон видит удивление. Ещё бы — ещё никто так нагло не перебивал его. Подчинённые обычно боялись его гнева (он был скор на расправу), а те, кто стоял выше его… Те просто старались с ним лишний раз не связываться, чтобы не портить себе нервы.

Она просто покидает зал, оставляя Актеона наедине с этими людьми, каждый из которых заботится, пожалуй, лишь о собственной выгоде. Она просто уходит, совершенно не думая о том, что кто-то может что-то сказать о ней за её спиной. Её это больше совершенно не волнует. Впрочем, если она, конечно, когда-либо переживала из-за подобных глупостей, в чём наследный князь сомневался.

Самому наследному князю удаётся вырваться с пира только часа через полтора после того, как Ветта ушла. Общество дружинников кажется ему непривычно скучным — в Дараре ужины проходят куда более интересно. Во всяком случае, не приходится слушать весь этот самодовольный бред, который говорит полковник. Во всяком случае, всегда можно поговорить с кем-нибудь о чём-то интересном или хотя бы менее прозаическом — о поэзии или об астрономии.

В спальне Ветты не обнаруживается. Отчего-то этот факт настораживает Актеона, и он возвращается в зал, надеясь найти кого-нибудь из своих дружинников. В зале остался только Равет. Наследный князь спрашивает его, куда на Вайвиди могла бы пойти его супруга, и Равет, подумав немного, говорит об одном озере.

Это небольшое озеро было расположено за территорией крепости. По правде говоря, наверное, не стоило покидать стен замка. Особенно женщине — мало ли кто может пробраться сквозь межуровневое пространство, мало ли кто окажется лазутчиком, некоторые из них не побрезгуют и убийством. Дойти до него, оказывается, совсем просто. Уже через десять минут Актеон оказывается на месте. Княгиня оказывается именно там, где и предположил Равет.

Ветта, кажется, совсем не боится наёмников. Пожалуй, возможность искупаться в озере волновала её куда больше возможности нападения. Она стоит в одной исподней рубахе до пола и, кажется, готовится зайти в воду. Княгиня кажется совершенно спокойной, будто бы уверенной в том, что с ней не случится ничего плохого.

Впервые, наверное, со свадьбы, Актеон видит крылья своей жены. Ему кажется, что что-то с ними не так. Он видит её перья — рябые, короче, чем у Сибиллы и длиннее, чем у Юмелии, видит, как странно её крылья выглядят у самого основания, видит кровь… Актеон никогда не видел, чтобы крылья кровоточили просто так. Он помнит, как едва не лишился крыльев Нарцисс, когда к нему был подослан наёмный убийца. Помнит, как долго потом пришлось великому князю лечиться — крылья для демона высшего ранга очень важны. И почему-то Актеону вспоминаются слова отца, что крылья для демона почти то же самое, что и сердце, что лишить кого-либо крыльев равносильно тому, что сердце будет вырвано из груди.

Ветта даже не поворачивается. Она кажется довольной тем, что находится сейчас на Вайвиди, а не на Альджамале. Кажется, ей куда больше нравятся эти леса, сквозь которые невозможно пробраться, нежели высокое небо и Аменгар. Кажется, ей куда больше нравится эта хрупкая крепость, нежели Дарар, где было, по правде говоря, куда безопаснее, нежели тут.

Она знает, что он пришёл. Актеон это чувствует, хотя княгиня так ничего и не сказала. Хотя и он сам так и не окликнул её, не попытался показать чем-либо, что находится рядом. Но спина Ветты напряжена, а крылья… Крылья застыли неподвижно и как-то слишком неестественно. Перья топорщатся как-то слишком странно и вообще кажется, что жене наследного князя больно даже касаться своих крыльев.

— Я рада, что никогда не любила тебя, — говорит она вдруг, — потому что ты вряд ли достоин чей-то любви.

Ветта теперь мало чем напоминает ту напуганную девочку, которую привезли на Альджамал, чтобы выдать замуж. Она выросла — во всём, начиная с роста и заканчивая душой. Должно быть, она стала куда твёрже, чем была тогда, когда они только поженились, перестала быть той маленькой девочкой, что почти тряслась, цепляясь за локоть Нарцисса и боялась оступиться. Она перестала бояться Изидор, Актеона, Сибиллу и всех, кто окружал её. И только потому перестала набрасываться с кулаками и криками на каждого, кто пытался подойти к ней ближе, чем обычно — просто теперь Ветта уже не боялась их и того, что они могли бы с ней сделать.

Должно быть, теперь Изидор мало что могли ей сделать. Причинять ей физический вред было бы просто глупо — она была женой наследного князя, ещё до свадьбы принадлежала к дворянскому роду, который вполне мог бы перестать быть союзником Изидор, если те причинят вред княгине, если убьют или покалечат её. А нападок со стороны родни Ветта теперь не боялась.

По правде говоря, Актеон не ожидал от неё подобных слов. Не ожидал, что она когда-нибудь осмелится сказать ему что-нибудь такое. Хотя, наверное, всегда думал нечто подобное об её чувствах к себе — они никогда не могли найти общий язык, никогда не могли поладить и стать хотя бы друзьями.