Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Невозможно общаться в такой обстановке!
– пожаловался Гельман, обращаясь к Власову.
– Вы заметили, что этот тип вас всё время перебивает?
– Меня?
– удивился Фридрих.
– Ну да, - искренне возмутился Гельман, - мешает разговаривать... Типичное, - Гельман сделал паузу между словами, - хамство.
Власов подумал, что у него есть более важные дела, нежели выслушивать любимые теории говорливого галерейщика. Он вновь посмотрел в сторону Фрау, но та по-прежнему вовсю занималась светским общением. Но зачем-то же она его пригласила? И почему-то передала приглашение именно через Гельмана?
– Да, о чём я...
– Гельман окинул стол в поисках какой-нибудь еды или выпивки, но вокруг была только грязная пустая посуда. Михаил, поймав взгляд галерейщика, жестом подозвал курсировавшего по залу
– Гхм... ну так... вот...
– Гельман поднял бокал и быстро выпил.
– Так я про русских... Хорошо, не будем использовать термины, содержащие... эээ... определенные коннотации, а сформулируем просто, что русские не годятся для эффективного управления ни в качестве... ээ... субъекта, ни в качестве объекта...
– Фридрих невольно подумал, что под влиянием выпитого из Гельмана поперли формулировочки в лихачевском стиле.
– Но, как говорится - прошу заметить, это не я придумал, это пословица - лучше лев во главе стада баранов, чем баран во главе стада львов... или стаи? Ну, вы меня поняли... Короче говоря, если русскими управляют способные представители других народов, определенные результаты все-таки достижимы, с издержками, но достижимы. Начиная от призвания варягов, через пресловутое "немецкое засилье"...
Власов поморщился: он никак не мог привыкнуть к тому, что это слово произносится вслух и без смущения.
– ...и даже через так называемое "иудейско-инородческое иго"...
– Так оно и называется, - опять вклинился Михаил.
Старушка Варвара Станиславовна, попивающая кофеёк из крохотной чашечки, сыграла лицом крайнее негодование, но промолчала, ограничившись тем, что бросила на тарелку ложечку. Ложечка возмущённо звякнула.
– Заметьте, к такому выводу приходили все честные русские люди, - заявил Гельман.
– Например, ранние славянофилы, изучая историю русского народа, пришли к тому, что русский народ полностью лишён государственности, то есть способности к самоуправлению и свободе. Из этого они делали вывод, что монархия, которую они остро осознавали как инородческую, является единственным спасением русского народа. Другим спасением они считали глубокую религиозность, то есть, с управленческой точки зрения - способность выносить и терпеть очень плохое управление... Вот послушайте...
– он почесал нос и нараспев, как бы обозначая голосом цитату, продекламировал: - "Русский народ государствовать не хочет. Он хочет оставить для себя свою неполитическую, свою внутреннюю общественную жизнь, свои обычаи, свой быт - жизнь мирную духа. Не ища свободы политической, он ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы общественной - народной жизни внутри себя". Это, между прочим, из "Записки о внутреннем состоянии России", поданной в 1855 году Аксаковым взошедшему на престол императору Александру Второму...
– На этот раз правильно, - заметил Михаил.
– Вы, Миша, впервые услышали эту цитату от меня!
– не удержался Гельман.
– И не вам...
– Не спорю, от вас, - ответил Михаил.
– Но точный текст вы заучили, скажем так, не сразу. На прошлой конференции, во всяком случае...
– Да, куда вас опять не позвали, - Гельман выделил слово "опять".
– Наверное, я был недостоин столь высокой чести, - пожал плечами Михаил.
– Ничего, выступим на следующей... У меня как раз готова небольшая статья, её и зачитаю.
– О величии русского народа?
– Галерейщик постарался вложить в голос столько иронии, что фраза расползлась, как мокрая бумага. Фридрих понял, что его собеседник сильно пьян. Впрочем, и неудивительно - после стольких-то возлияний...
– Нет, не об этом. О причинах распада Райхсраума, - серьёзно ответил рыжий.
– Именно так?
– Власов с удивлением взглянул на молодого человека.
– Вы уверены, что Райхсраум распадётся?
– В общем-то да, - не смущаясь, заявил Михаил.
– Правую руку на отсечение не дам, но это очень вероятно. Если хотите, могу показать
– Можно проще - русский студент, - усмехнулся Власов.
– Я имел в виду как раз противоположное, - не совсем понятно ответил Михаил, и тут же пояснил: - Русский студент - это такой типаж из Достоевского. Вот уж на кого...
– ...вы очень похожи, Михаил, - встрял Гельман. Похоже, он взял себя в руки.
– Вот кстати. Русская литература. Как я уже говорил, замечательная вещь. Но она вся посвящена этой самой теме. Подробно и детально описывает именно эту неспособность русских управлять хоть чем-нибудь, включая собственную жизнь. Идеальный русский - это Обломов. Обычно фигуру Обломова воспринимают как символ обычной лени, неги, ничегонеделания. Это не так. Обломов является совершенно иным типом, а именно, человеком, не способным ни к какой внутренней организации, не говоря уже о внешней. Это, конечно, крайний случай - но организационная бездарность русских является практически тотальной... Именно поэтому русскими всегда управляли, управляют и будут управлять инородцы, - Гельман повысил голос, так что на него даже стали оглядываться от соседних столиков. Похоже, он набрался уже так основательно, что не контролировал себя.
– Дойчи, юде, даже кавказцы, то есть любые народы, способные к управленческой деятельности. Когда же русские берутся за задачи управления сами, то...
– он громко икнул. Кажется, это сбило его с мысли; он дотронулся до опустошенного бокала и вновь стал беспомощно озираться.
– Мне нужно...
– Кажется, вам уже хватит, - заметил Власов, полагая, что Гельман опять ищет спиртное.
Тот посморел на Фридриха в упор. Глаза галерейщика были мутные, больные.
– Н-нет...
– пробормотал он, справляясь с языком, вдруг отказавшимся повиноваться.
– Нужно в... Пожалуйста, - отчётливо сказал он, - проводите меня.
Фридрих вздохнул. Ему было понятно, куда нужно Мюрату. Но ему не хотелось помогать неприятному человеку. Хотя...
– решил он, - может быть, тот всё-таки хочет что-то сказать ему? Правда, в таком состоянии... Или это спектакль? Хотя нет, насколько Власов разбирался в людях - Гельман и в самом деле был не в форме.
– Хорошо, - принял он решение.
– Давайте, только быстро. Где это? Куда идти?
– на всякий случай уточнил он.
Гельман понял и вяло махнул рукой по направлению к двери.
Слегка поддерживаемый Власовым под локоть, Гельман дошёл своими ногами до двери, сам прошёл коридорчиком. Прежде чем скрыться за дверью туалета, он повернулся к Фридриху и сказал ему почти трезвым голосом:
– Подождите. Нам надо поговорить. Сейчас... буду в порядке.
Власов понял и кивнул.
Гельман отсутствовал минуты три. Потом вышел, вытирая лицо - видимо, умывался. Глаза у него уже были не мутные.
– Извините, - сказал он почти что нормальным голосом.
– У меня был тяжёлый день, и я слегка увлёкся.
– Фридрих Андреевич, у меня к вам разговор. Серьёзный. Раньше я этого сделать не мог, а времени очень мало. Меня буквально обложили. Как и вас, - многозначительно добавил он.
Фридих внимательно посмотрел на Гельмана. Судя по всему, тот принял какое-то средство против опьянения, причём сильнодействующее. Насколько было известно Власову, такие препараты плохо влияли на здоровье, и регулярное применение их не рекомендовалось. К тому же пить, чтобы потом вытрезвляться - странно. Значит, Мюрат набрался сознательно - так, чтобы все это видели. В том числе и те, кто может отличить игру в пьяного от настоящего опьянения. Калиновский или Фрау? Сейчас это неважно. Гельман хочет поговорить с ним, с Власовым - причём так, чтобы... не заметили или не помешали? Скорее всё же второе...
– Я тут... погуляю ещё немного, - продолжал Гельман.
– Выходите минут через десять, хорошо?
– Хорошо, - сказал Власов, понимая ситуацию.
Когда он вернулся, то обнаружил, что Варвара Станиславовна и Михаил, вновь усевшийся на стул, оживлённо беседуют на повышенных тонах. Алексей с деловитым видом воздавал должное маслянистым грибочкам, а Инга потягивала красное вино из высокого узкого бокала - столь крохотыми глотками, что казалось, будто она не пьет, а лишь смачивает верхнюю губу - и с иронией глядела на спорящих.