Юг в огне
Шрифт:
– А ты б повинился ему, прощения попросил... Ведь как-никак, а родитель...
– Я, мама, перед ним ни в чем не виноват, - возразил Прохор.
– Мне у него не за что просить прощения.
– Дело твое, сынок, - вздохнула старуха.
– Тебе виднее... А так уж, по правде сказать, отец наш больно злой стал...
Посидев у Прохора с полчаса, родные собрались уходить.
– А то отец спохватился, скажет, куда подевались, - озабоченно проговорила старуха и, как бы устыдясь своего торопливого ухода, виновато сказала: - Ну, я к тебе, Проша, буду частенько забегать,
– Конешное дело, загляну, - мотнул всклокоченной головой Захар. Курево-то у тебя, братуша, есть ай нет? А то я тебе принесу табаку-самосаду... Посадил я нынешнюю весну... Ну и табак же уродился!.. Как курнешь, так до самого нутра прошибает... Кре-епкий че-ерт!..
– Я уж неделю не курил, - ответил Прохор.
– Отвык... Пока не буду начинать, может, брошу... А что, Сазон Меркулов сейчас в станице ай нет?
– Дома, - ответила Надя.
– Вчера видала его на улице... Уморил всех девок со смеху... Что не скажет - умора...
– Зайди к нему, сестричка, - попросил Прохор.
– Скажи, чтоб пришел ко мне.
– Ладно, братец, зайду зараз, скажу.
III
Сазон тотчас же прибежал к Прохору, как только о нем сказала Надя.
– Здорово, здорово, односум!
– обрадованно тряс он руку Прохору. Мне сестрица-то твоя сказала, что ты ранен. Как же это тебя поранили?
– Своим я правды не говорю, а тебе скажу, Сазон, потому, как ты товарищ надежный...
И он коротко рассказал Сазону о своем участии в экспедиции Подтелкова, о ее разгроме и гибели, о своем ранении.
– Стало быть, Подтелкова повесели?
– искренне огорчился Меркулов. Казачина-то какой был... Красавец, умняга... И все это через проклятых стариков... Я ж говорил, что они, дьяволы бородатые, немало нам горя принесут... Так бы всех их за бороды и развесил на столбах...
– Слышишь, Сазон, - спросил Прохор, - ты ж, наверно, тоже выбирал себе во власть Максимку Свиридова, а?.. Ну, признайся, выбирал?..
– Да ведь как все, так и я, - смущенно сказал Сазон.
– Мое дело маленькое...
– Вот так все вы, - укоризненно заметил Прохор.
– Один на другого ссылаетесь... А зачем, спрашивается, вы выбрали Максимку председателем ревкома?.. Разве ему советская власть по душе стала?.. Да он спит и видит себя в офицерских погонах... Ведь контра ж он...
– Это, могет быть, ты и правду говоришь, - согласился Сазон.
– Да ведь все фронтовики за него кричали, ну, и я, грешным делом, за него руку поднимал... Он, Максимка-то, ведь друг наш был...
– Ну в детстве он был другом нашим, а сейчас недруг...
– Правду говоришь, - снова согласился Сазон.
– Но только более подходящих никого не было в председатели. Грамотей он... Да и представители власти приезжали из Великокняжеской, не возражали супротив Максимки... Не иначе, как подделался под их Максимка... Ну, раз они были за Свиридова, а нам что же... Люди мы маленькие, темные...
– Брось ты мне темным да маленьким прикидываться!
– строго прикрикнул на Меркулова Прохор.
– В вас, таких "темных",
– Да это могет быть.
– Ну, ладно, мы с тобой еще поговорим... Скажи, Сазон, ты крепко за советскую власть стоишь?
– Как за отца и мать родных!
– с чувством воскликнул Сазон.
– За кого ж мне, Прохор, стоять, как не за советскую власть?.. Сам знаешь, всю свою молодость в батраках прожил у богатых казаков... А ведь советская-то власть хочет всех, бедных и богатых, уравнить, чтоб все, дескать, равные были...
– Помогать мне будешь?
– спросил Прохор.
– Ну, ясно, - не задумываясь над тем, в чем может быть выражена его помощь, ответил Сазон.
– Отряд красных тут где-нибудь поблизости есть или нет?
– Ни черта никаких отрядов нет, - огорченно воскликнул Сазон. Окромя милиции, никого. Милиционеров человек десять ездят, все они из богатеньких казачков... Пристроились, дьяволы, из своих выгод... Доверять им никак нельзя.
– Хочу, Сазон, отряд красногвардейский организовать, - проговорил Прохор.
– Будем охранять станицу от белых. А то черти налетят, повырежут, постреляют, а кого к себе в ряды мобилизуют...
– Истинный господь, так, - подтвердил Сазон.
– А ежели так, то надо действовать, - проговорил Прохор.
– Возьми вот в моей планшетке бумагу и садись пиши, будем составлять список...
Пока еще недоумевая и не понимая, о каком списке идет речь, Сазон послушно разложил лист бумаги на столе, послюнявил карандаш, приготовился писать.
– Начинай с меня, - сказал Прохор.
– Записывай: первый - Ермаков Прохор... Это мы будем записывать предварительно тех, кто наверняка вступит в наш отряд...
– Понятно. Второй, - послюнявив снова карандаш, записывал Сазон. Мер-ку-лов Са-зон... А следующего кого записывать?
– Давай с нашей улицы. Ты лучше моего знаешь, кто из фронтовиков сейчас дома... Давай сначала писать иногородних, а потом запишем и надежных казаков.
– Правильно!
– согласился Сазон.
– Сначала запишем иногородних, а потом казаков.
Полдня они составляли список, часто споря по той или другой кандидатуре, то вычеркивая из него спорные фамилии, то снова занося. Наконец, список был готов. В нем значилось сто тридцать семь фамилий, не вызывающих сомнений ни у Прохора, ни у Сазона.
– Хороши ребята. Все как один, - восторженно резюмировал Сазон. Добрый отряд!
– Это еще не отряд, а пока только список, - охладил его восторг Прохор.
– Отряд будет тогда, когда сто тридцать семь человек с оружием в руках будут стоять перед нами... И наш долг этого добиться... Вот что, Сазон, я пока еще должен лежать, но ждать, когда заживет моя рана, нельзя. Каждая минута дорога. Даю тебе два дня сроку, обойди всех этих людей, которых мы с тобой записали, и опроси их, согласны ли они вступить в наш отряд или нет... Ежели согласны, то пусть каждый из них распишется... А если кто не пожелает вступить к нам, - вычеркивай. Силком загонять не будем. Это дело добровольное. Да, гляди, не озоруй. А то, парень, я не посмотрю, что ты мой друг...