Югана
Шрифт:
– А вы кто ему будете? – спросил Иткар после того, как подошел к пожилому мужчине.
Старик левой рукой как бы придерживал пышную бороду, а правой, опершись на еловый посох, разглядывал прищуренными глазами незнакомца.
– Кто я буду? – ухмыльнувшись, певуче сказал старик. – Я довожусь Петру кряжевым соседом, а дом мой – вон он, рядочком стоит, – ответил старик и сел на лавку около калитки, как верный страж чужого добра.
– Скоро ли Петр появится дома? – поинтересовался Князев, присаживаясь на лавку рядом со стариком.
– Пошто не знать… Заказывал он Антону Брагину, мужику с лесоперевалки, надрать бересты. Туески, лапти я плету из бересты и продаю потом на толкучке.
– Оба вы с ним занимаетесь этим ремеслом? – полюбопытствовал Князев, а сам подумал: «Какая-то ерунда получается… Журналист
– Зачем, добрый человек, путаешь пресное с кислым… – с обидой в голосе сказал старик. – Внуков надо кормить мне. Пенсию, конечно, я получаю. Но пять внучат – не пять галчат; мал мала меньше от сына остались. Вот Петруша мне и помогает: бересты с весны навезет с лесоперевалки, и на все лето и зиму я обеспечен работой. Плету из бересты «сурвениры» разные, наши, сибирские. Этим и кормлю, одеваю внучат-сорочат.
– Ваш это дом? – кивнув в сторону небольшой, приземистой избы с пристройкой, рубленной из осинового тонкомера, спросил Иткар.
– Мой храм божий на курьих ножках… А вон в той халупе, на задах, с крышей кособокой, жил Костя Волнорезов, который давно еще самолет аэроклубовский утащил к себе на Вас-Юган, там над урманами летал… Вот так оно. Меня тут все в округе кличут Парамоновичем, а тебя?
– Князевым зовут меня, – ответил коротко геолог, а сам подумал: «Сколько же лет этому старику?» – Вы томский старожил?
– Старожил – грыжу нажил… Местный я. Отец мой и дед строили купцу спичфабрику.
– А Петр где работает… Неужели он ушел из газеты? – между делом поинтересовался Иткар.
– Не газетничает он больше, отжурналистился…
– Что же случилось у него?
– За непочтение к местному руководству освободили от должности.
– Чем же он тогда занимается сейчас -не пойму.
– Эка ты, не понимаешь… – ответил старик с подозрительной ноткой в голосе. – Сам-то кто собой будешь? Не из милиции ли тебя науськали на нас, а? Тут уж захаживал участковый. Интересовался: на каком основании плетутся лапти из бересты и продаются на толкучке. Да и про Петрушу так же вот, как ты, все выспрашивал. Пугал участковый: поставлю, мол, в известность бэ-хэ-сэ о вашем подпольном производстве лаптей, налогом обложат подоходным.
– Красивый дом у Петра выстроен! Сам он отгрохал этот чудный замок? – с удивлением в голосе спросил Иткар, тем самым уклонившись от разговора со стариком про лапти и участкового милиционера. Ему было интересно знать, кто же резал такие великолепные кружева по кедровому дереву и обвенчал весь дом узорами, что сказочными цветами.
– Чурочка-то кедровая на карандашной фабрике отдается задарма на дрова любому и каждому – вози не ленись. Во всех печах частных и казенных домов горит-пылает чурочка кедровая и дощечка выбракованная, а также срезка всякая. По весне, как нынче, на карандашной фабрике сталкивают бульдозером все кедровые отходы прямо в Томь-реку. Ладно, что фабрика стоит у самого берега и есть куда швырять. Ведь до Обской Губы плывет рекой кедровая чурочка и дощечка карандашная – золотые отходы! Вот Петруша давненько уже поднавез себе чурочку кедровую, приготовил цементный раствор и выложил дом. Зимой у него тепло, светло и стены дышат духом таежным.
– Ловко придумал! – удивился Иткар Князев. – А резьбу кружевную…
– Узоры по кедру вытворил Геннадий Ламанов, наш художник, коренных сибирских кровей.
– Как же так: дом великолепный, с душой строен самим хозяином – и объявление повешено на воротах – продается.
– Дом не пуп земли, чтоб мужику крутиться около него всю жизнь. Двух лет еще не прошло, как Петруша похоронил дочку с женой. Пошла его Ласточка с дочкой утром на автобусную остановку. Ушли навечно… Пьяный шоферюга, что зверюга, на самосвале с бешеной скоростью вылетел на тротуар, где была остановка. Погубил жену Петруши с дочкой да помял кости еще трем душам мужицкого пола. В цинковом гробу увез их Петруша в Кайтёс. Жена его была тамошнего рода, из перунцев… Один теперь живет. А дом продавать надумал совсем недавно. Старый дружок у него отыскался. Из больших геологов он, в Тюменской области работает. Помнится, вроде Иткаром кличут его. Писал письмо Иткар – сманил Петрушу на Юган.
– Я тот самый Иткар…
– Вот как, защекотай тебя комар… А вон и сам Петруша поспешает! Наверно,
сговор на бересту для моих поделушек-игрушек соорудил удачно…Иткар стремительно поднялся со скамейки, пошел навстречу Петру.
Старик Парамонович улыбался, чесал пальцем бороду и посматривал, как обнимались два старых друга.
После обеда Иткар с Петром сидели на диване, около них стоял самодельный журнальный столик на низких ножках, на нем была разложена карта Томской области.
Иткар достал из кармана конверт, протянул Петру и сказал:
– Вызвали меня в Тюменский обком. Говорят: «Есть решение перевести вас на работу в Ханты-Мансийский окружном партии. Ознакомитесь, а потом, через некоторое время, возглавите отдел. Согласны?» Ну я и взмолился: братцы, да ведь я уже три года без отпуска, как медведь в таежной телеге пурхался без продыха. Прикинули – три месяца отпуска… Был там, в Ханты-Мансийске, и о тебе, Петр, разговор.
Вскрыв конверт, вынул Петр лист бумаги с гербовой печатью. Прочитал, задумался:
– Я согласен, Иткар. Еду в Ханты-Мансийск. Быть редактором окружной или городской газеты – дело мне по душе.
– Ну вот и порядок у нас с тобой. А теперь слушай просьбу Юганы: «Нефть надо найти. Без нефти совсем помрет Улангай. Кайтёс тоже люди бросают. Зови, Иткар, на Вас-Юган Петку-журналиста, его перо – дух правды».
– Я недавно видел Югану во сне – старенькая, седая… Как она там? – тихо спросил Петр.
– Что ты, Петр, как может быть наша Югана старенькой? Она все такая же бодрая и воинственная, четыре Костиных сына крылья расправили, орлы-ребята!
– Давай, Иткар, выкладывай главное: чем будем заниматься мы с тобой эти три месяца. Чувствую: не на Южном берегу Крыма ты собрался провести это время.
– Угадал. Слушай, расскажу. Давненько я вынашиваю одну геологическую версию, можно так сказать. Загадка вот какая: несколько дней назад я ознакомился с «делом», которым занимается Григорий Тарханов. И обожгла мое воображение не золотая вазочка, а обыкновенный наконечник стрелы, единственный наконечник поющей стрелы, пустотелый, с вырезами, который крепился на древке знаешь чем? Нет. Слушай! Крепился на «нефтяном цементе» – окислившейся нефти! Чудом это не назовешь. Археологами был найден – не у нас на Вас-Югане, а на территории современного Азербайджана – деревянный серп, изготовленный где-то в период каменного века или в начале бронзового. Канавка, сделанная на внутренней стороне деревянного серпа, была выложена остроребристыми камешками, которые намертво скреплялись с серпом «нефтяным цементом». Где-то там, на Юге, земледельцы использовали «земляной клей» в своем хозяйстве. Они находили выход асфальта, нефти, газа на поверхность земли. Если полыхающий газ, его место было обожествлено, то нефть и асфальт – «земная кровь» – служили человеку в хозяйстве с незапамятных времен.
– Иткар, я где-то читал, что при раскопках Вавилона было найдено каменное изображение Навуходоносора, Любопытно вот что: бирюза, из которой были выполнены глаза, полностью растрескалась за три тысячи лет, А вот битум, нефтяной клей, которым цементировалась бирюза, остался свежим. Такая же история с бюстом и более древнего царя Двуречья – Маништусу. У этого благословенного творения за четыре тысячи лет «не вытекли» глаза. И это благодаря битуму, нефтяному клею.
– Коль потянуло нас с тобой на археологические древности, то могу к тому, что ты сказал, добавить: понимаешь, Петр, на Южном побережье Мексиканского залива археологические раскопки дали богатейший материал, появилось несколько новых звеньев из истории цивилизации майя. Так вот, там была сделана любопытная находка – стилизованное изображение Бога Ягуара. Этому богу поклонялись древние ольмехи. Выполнен Бог Ягуар из гладко отполированных кусков зеленого нефрита. Американские древние народы считали зеленый нефрит драгоценным камнем, своего рода обожествленным. Но дело тут вовсе не в драгоценных камнях, а в том, что цементом, скреплявшим мозаику с камнем, был «нефтяной клей» – битум! Вот тут и загадка: откуда он взялся? На территории государства ольмехов выходов нефти на дневную поверхность не было. Значит, они битум покупали, откуда-то привозили. Вот это самое – откуда – волнует меня сейчас. Откуда брали наши вас-юганские предки в эпоху неолита битум на свои хозяйственные нужды; где, в каком месте был выход нефти на дневную поверхность?