Юнда. Юдан

– Я не умею молиться, - сообщил анжер.
– Никто из нас не умеет.

– Зато умеют отдельные представители человеческой расы, которую ты так любишь, - отозвался Радецки.
– Поучись у них, - и тут же, без перехода, продолжил: - Мне придется частично уничтожить сознание Тиферет. Тогда, если станцию найдут, никто не сможет выяснить, что ее уронили специально. Теперь замолчи, мне нужно сосредоточиться.

– Какие будут разрушения?
– задал последний вопрос Исотр`а.

– Не знаю, - легкомысленно отмахнулся сатен.
– Это же твой расчет. Не переживай, вы хорошо строите - мы не сгорим в атмосфере.

Цепь дрожала, как живое существо, дергалась, тыкалась слепыми сочленениями в металлические стенки контейнера. Она могла бы быть умильной, маленькой, чем-то напоминающей железную гусеницу - забавное существо с другой планеты. Она и воспринималась бы так, если бы перед глазами то и дело не вставала чудовищная картина трупа в столовой и этой самой цепи, намертво вцепившееся в его ногу. И другие, не менее страшные картины: собравшегося вокруг ядра кокона на уничтоженной станции сатенов, чудовищного крика умирающей Альмы, изуродованной руки Хаборилла.

Хирой разглядывал цепь через перенастроенный рентгенограф, который позволял просветить сквозь боковую стенку контейнера. Цепь жалась к противоположной стене, как будто чувствовала прикосновение луча.

– Вы уверены, что она разумна?
– поинтересовался пилот.

– Нет, - откликнулся Александр, так же пытливо разглядывая изображение на экране прибора.
– Вероятно, у нее присутствуют только базовые инстинкты и простейшие чувства: голод, желание защититься, страх, боль. Она не пытается вступить с нами в осознанный контакт.

– Ей, как бы это сказать, нечем, - заметил Хаборилл.
– И я бы поспорил на счет боли: выстрел из силаха ее не берет.

– Если ее что-то не берет, это не значит, что она не может чувствовать боль, - возразил Александр.
– Достаточно найти способ.

– Ее нужно сломать, - предложил Хирой, неприязненно покосившись на сатена.
– Выломать одно звено, посмотреть, что оно значит. Не сможет же она ползти одним звеном?

– И как вы хотите это проверить?
– уточнил Александр.
– Ее никто не сможет коснуться.

– Вообще-то можешь. Ты, - заметил Хаборилл, задумчиво повернувшись к андроиду.
– Если тобой буду управлять я.

Александр заметно поморщился, очень по-человечески мотнув головой.

– Это больно. И страшно. Точнее, не больно, - поправился андроид, - только очень страшно.

– Я не Ларан, - напомнил Хаборилл.
– Я вхожу в симбиоз иначе.

Он пружинисто поднялся с кресла, шагнув к Александру ближе, погладил пальцами здоровой руки по вискам андроида и, резко выдернув один из шнуров на его голове, сжал в кулаке. Александр замер, дернулся и медленно повернул голову к Хирою.

– Я просто завладеваю сознанием, - объяснил андроид голосом Хаборилла, хотя человек ничего не спрашивал.

Подойдя к контейнеру, Александр поднял крышку и, с легкостью удержав рванувшуюся было цепь одной рукой, другой резко дернул ее за "хвост", грубо вырывая одно из звеньев. На месте рывка осталась "рваная рана" - обрывок металла.

Хирой почувствовал, что виски сдавливает звон. Это могло в равной степени быть иллюзией и "криком" раненой цепи.

Александр со стуком захлопнул крышку и положил овальное, чуть деформированное звено на стол, подальше от приборов. Кружочек металла заметно подрагивал, как будто его била дрожь.

– Не надо, - сам удивляясь себе, попросил Хирой.

– Пожалуйста, перестань ее мучить.

Он почувствовал вдруг, что сейчас упадет - было что-то чудовищно неправильное в том, как Хаборилл чужими руками мучил живое существо. Непонятное, недоброе, незнакомое - но очевидно живое.

Александр удивленно покосился на него, и в его взгляде не было ничего от его обычного псевдо-понимающего (андроидам-медикам заложена программа визуализирования, призывающая всегда и в любой ситуации изображать на лице понимание) взгляда - камерами, которым была придана форма глаз, на человека холодно и удивленно смотрел Хаборилл.

– Тебе жаль ее...
– удивленно протянул сатен голосом андроида.

В его словах не было ни насмешливого превосходства, ни жажды добить, уничтожить, унизить человека. Он не собирался напоминать Хирою о том, что эта цепь кого-то убила. Что ее собратья убили Альму. Он просто удивлялся - совершенно искренне.

Помедлив минуту, андроид снова взял дрожащее звено цепи в руки и вернул в контейнер. Хирой заворожено, с каким-то отстраненным ужасом, наблюдал за тем, как цепь сворачивается клубком вокруг звена, будто защищая - от этого как-то остро, до слез, сжималось сердце.

Так же быстро, как вошел в симбиоз, Хаборилл отпустил Александра.

– Непривычно - видеть мир твоими глазами, - заметил андроид.

– А у тебя цветонастройка сбита, - не остался в долгу сатен.

– Она разумна...
– не слушая их, пробормотал Хирой.

– Разумна, - согласился Хаборилл, положив когтистую ладонь человеку на плечо.
– И в этом весь ужас.

Через сто семьдесят шесть минут после первого импульса в двигатели орбитальной станции Тиферет был направлен второй тормозной импульс. Третий импульс последовал через триста семьдесят четыре минуты. Через сорок две минуты после третьего импульса, орбитальная станция Тиферет вошла в атмосферу планеты Юдан.

За обзорным экраном в моей каюте проносились смазанные звезды, но я смотрел не на них, а на то, как они окрашивают серебром золотые волосы Ларан.

Шрамы на ее теле смотрелись чудовищно, и при этом - удивительно красиво, очерчивая контуры ребер и впалого живота. Она была очаровательно хрупкой без одежды, почти ребенок, с четко выступающими, нестерпимо красивыми ключицами и острыми косточками бедер. У нее были сладкие губы, пряные, как корица или виноградное вино, которое я никогда не пробовал, но читал - что оно сладкое и пьянит. Она пьянила лучше вина, лучше любого алкоголя, который я когда-либо пил.

Она улыбалась, и это было лучшее, что я видел в жизни.

Она обнимала меня, и это было лучшее, что я когда-либо чувствовал.

Я любил ее под взглядом бесстыдных звезд.

Я любил ее, когда звезды за обзорным экраном сменились алыми всполохами сгорающей в атмосфере обшивки.

Орбитальная станция Тиферет падала на Юдан.

<