Юность
Шрифт:
– Теперь молочка, - ставит Екатерина Васильевна кринку.
– Запускать бы уж корову надо, да как без молока будем?
Хозяйка кормится той же мороженой картошкой. Ее худая, как скелет, Зорька служит всей редакции, но что на нас всех кринка молока!
Машенька встает первой.
– Пойдемте, счастливые!
– Про баньку не забудьте, топится, - напоминает Екатерина Васильевна.
– Не забудем, тетя Катя, - откликается с порога Машенька.
– Сегодня рано кончим. Сначала мы с вами и девчатами пойдем, а потом мужчины.
Пока
– Михаил Аркадьевич, что вы делаете?
– Пообедали? Теперь давайте поработаем. Две колонки до подвала снимайте.
– Зачем?
– Пойдет статья начальника политотдела. Очень важно: было совещание агитаторов. Вот, сдавайте в набор.
– Так, - многозначительно встречает меня Иван Кузьмич, когда я приношу две с половиной странички, отпечатанные на машинке.
– Нюра, становись.
– Половину давайте мне, - просит Зина.
– Правку кончила.
Я веселею: не так уж велика задержка. Час погоды не делает.
– Иван Кузьмич, "о" не хватает, - жалуется Нюра.
Метранпаж развязывает полосу, косится.
– Почему не разобрала, что велел? Меньше с Лешкой балясничай!
– Уж скажете!
– вспыхивает Нюра.
– Гонять его отсюда буду!
– Чем это он вам помешал?
– Не мне помешал. Тебе голову закружил!
– Это уж моя печаль!
– дерзит наборщица.
Не дослушав, соскакиваю с подножки, бегу в редакцию.
Гранович с Прессом играют в шахматы. Машенька стоит рядом, молча наблюдает.
– А обедать?
– спрашиваю я Пресса.
– Погоди, трудный случай... Вот так... Обедать? В политотделе покормили. Не густо и они там живут.
– Сдаваться придется, товарищ редактор, - торжествует Гранович.
– Ну, ну, так уж и сдаваться! Быстрый ты!
В комнату тихонько входит Лена.
– Вот весь прием, - протягивает она листы.
– Есть сообщение ГКО - убит какой-то генерал Черняков.
Машенька вскрикивает.
– Дай сюда!
– Пресс поворачивается, опрокидывает доску. Фигурки, подпрыгивая, катятся по полу.
– Петр Семенович, - читает он и с надеждой смотрит на Чернякову: Может быть, однофамилец?
Точно от удара, Машенька пригибается к столу.
– А я и не знала, - растерянно шепчет Лена.
Машенька быстро выбегает на улицу, - мы так ничего и не успеваем сказать. Гранович уходит вслед за ней.
Пресс крутит головой.
– Мать твою...
– зло говорит он и тут же густо багровеет. Рядом, с большими испуганными глазами, стоит Лена.
– Давайте сообщение в набор!
– Куда?
– Поставьте под передовую.
– Она до конца.
– Сократите!
– раздражается Пресс.
– Что вы, десять строк сократить не можете?
Вместе с Леной выходим на крыльцо. Опершись на перила, Машенька плачет. Около нее с растерянным лицом стоит Грапович. Он смотрит на меня, беспомощно разводит руками.
–
Машенька!Лена проскальзывает между нами.
– Одна... совсем одна!..
– горестно всхлипывает Машенька.
– Неправда!
– горячо вступаюсь я.
– Вы не одна. Мы с вами!
– Одна... одна!
– Машенька, любимая!
– не стесняясь меня, страстно говорит Гранович. Не одна! Я с тобой! На всю жизнь!
Гранович хочет привлечь девушку к себе. Машенька отбрасывает его руки, поворачивает бледное мокрое лицо.
– Пусти!
Гранович отшатывается.
Я спрыгиваю с крыльца прямо в грязь, бегу. Мучительно жаль и Машеньку и Грановича. Черт знает, что делается!..
– Иван Кузьмич, вот это сообщение надо набрать под передовую.
– Слушаю, - коротко отвечает метранпаж.
– Сокращать передовую придется.
– Нате гранки, пометьте.
Наш ли это Иван Кузьмич так легко соглашается с переделками?
– Плачет?
– вдруг спрашивает он. На спокойном неподвижном лице Ивана Кузьмича дергается какой-то мускул, острые злые морщинки стремительно бегут по сухой желтой коже.
– Да. Кто вам сказал?
– Новенькая заходила.
– А где девчата?
– К Маше побежали...
Направляюсь к редакции, но потом круто поворачиваю. Надо повидать Машеньку.
– Товарищ лейтенант, - окликает Зина.
Девушки идут навстречу. Глаза у обеих уже красные.
– Машенька там?
– Нет, видно, в редакции. Вас Лена велела позвать,
– Иду. А вы куда?
– К Машеньке.
– Потом, девчата. Набирать надо. В номер.
Екатерина Васильевна прибирает на кухне, жалостливо всхлипывает.
Лена быстро пишет. Заметив меня, она показывает головой на исписанный лист. Сверху - указание: "Пере-!
даем передовую статью газеты "Правда" для обязательного опубликования..."
Забираю исписанные страницы, бегу к Прессу. Ну, и денек выдался!
Редактор шагает из угла в угол. Машенька сидит, закрыв лицо руками. Грановича нет.
– Вот, в номер!
Пресс читает заголовок статьи.
– Перепечатать не надо?
– Наберут, отчетливо написано, - говорю я.
– Сдавайте.
– А куда ставить?
– Снимайте передовую, заверстайте на три колонки, Сводку Информбюро переберите на две колонки.
– А сообщение?
– Что у нас там внизу?
– Информация по Союзу.
– Переверстайте.
Хочу подойти к Машеньке, но Пресс выразительно показывает глазами: не надо!
Поднимаюсь в автобус. Почти всю первую полосу нужно набирать заново.
– Номерок, - качает головой Иван Кузьмич.
– До утра теперь!
Машенька все так же сидит, закрыв лицо руками.
Пресс протягивает пачку "Казбека".
– Угощайся.
– Откуда? Гулевой привез?
– Привезет! У интенданта со стола забрал.
За окном раздается шум подъехавшей машины.