За огнями маяков

К проходной подошли, взявшись за руки, а в клуб, приспособленный для выпускного вечера, как предписывается правилами, он вошел первым. Зал был уставлен столами под букву «П», накрытыми скатертями и разнообразной едой. Парни и девушки уже сидели за ними с обеих сторон в ожидании команды. В переднем углу, в окружении свиты из преподавателей и мастеров, руководил началом выпускного вечера новый директор, раненный в ногу фронтовик Титов. Стоял смешанный гул голосов, напоминающий гудение потревоженных пчел. Официантки в белых кофточках и передниках, гремя посудой, переходили с места на место. Но вот кто-то подбежал к сидящему в центре руководству, к новому директору, что-то торопливо доложил, кивнул на двери. Эти слова подбежавшего послужили сигналом, по которому поднялись с места три баяниста: замдиректора по хозчасти Севастьянов, мастер Казин, он же руководитель струнного оркестра, и выпускник из девятой группы Витя Ниточкин. Враз слаженно заиграли они заздравную и развернутым строем, шаг в шаг, пошли к распахнутым дверям, где вместе с женой стоял Ермолай Григорьевич Мазов, бывший директор техникума, а ныне секретарь Молотовского райкома партии. Возле Мазова с супругой музыканты остановились, стали в сторонку для сопровождения дорогих гостей своей музыкой до стоящего в центре стола.

Гости уселись, Титов поздравил выпускников с окончанием техникума и представил слово прежнему директору, который открывал учебное заведение и пять лет руководил им. Стосковавшийся по ребятам, Мазов говорил вдохновенно, и выпускники внимательно слушали его. В заключение он предложил тост. Сидящая между двумя товарищами, Гошей и Олегом, Леночка улыбнулась, они поняли ее улыбку с намеком… Наполнили стаканы, девушке налили портвейн и, поглядев друг на друга, подняли.

Из-за спины Олега тут появилась Соня Маннапова со стаканом:

— Олег! Леночка! Я хотела бы с вами, первая… За твое окончание школы и за наше окончание техникума. — Все-то она обо всех знает. — За все хорошее, что нас ожидает в жизни. За вашу дружбу, за ваше, ну, счастье!.. — Обоим положила на плечи руки, головы их прижала к своей высокой груди. Пустила слезу, между прочим. И ушла к своим, к седьмой группе.

Комсорг Турдакин закатил речь, пришлось выслушать. Отметились и старосты групп. Лешка Логинов произнес: «За окончание учебы, за счастье!» и, посмотрев на свою избранницу, однокашницу Клаву Чепурину, вместе с ней поднял стакан.

Многократно усилились звон стаканов и гул голосов. Зал общался на громких тонах, парни окликали и перебивали друг друга. Олег с Гошей подкладывали Леночке что повкусней — зеленые салаты, куриную ножку. Смеясь, она велела им самим кушать. Пошли поздравить старосту с будущим законным браком: собрались же уезжать вместе! Еще Тиму Широкова с Тоней, эти тоже… Пока Олег поздравлял и записывал адрес уезжающего в Алтайский край Тимы, Леночка общалась с группой из четырех парней во главе с Феликсом Телицыным: они приглашали ее к своему столу, приготовили место, лучшее угощение — на тарелке красовалась гора привезенных с юга фруктов. Валдайские колокольцы Леночкиного смеха пробивались сквозь многоголосый гомон пирующих и звон посуды. Олег обернулся. Подошел к парням, паровозникам, скомандовал:

— Что это окружили? А ну, р-разойдись! Как будто она медом намазана!

Взявшись с Олегом за руку, Леночка прислонилась к его плечу и пуще прежнего залилась своим смехом. Феликс Телицын обратился к Олегу:

— Признайся, Олег: ведь я первый с ней познакомился, ну, признайся!

— Н-нет, я! Да что это меняет?

— Ну, давай, давай спросим! — Феликс горячился.

Не переставая смеяться, Леночка подтвердила, указав на Олега: он.

— В спортивной школе еще… — И залилась своими колокольцами.

Инцидент был исчерпан. Возвратились на место.

Мазов с супругой и директор Титов, опирающийся на тросточку, ушли рано, оставив выпускников на попечение дежурных преподавателей. Затянулись песни.

Ах, песни! Да под три баяна! «Расцветали яблони и груши…», «Синенький скромный платочек», «Студенточка — заря восточная…», «Под городом Горьким, где ясные зорьки…» Девушки, почти все, составляли хор техникума. Когда-то подполковник Мушат загорелся созданием мужского хора. И создал. И сейчас слышались и выделялись голоса запевал и солистов.

По знаку мастера Казина, вдруг все три баяна умолкли. Озорно встряхнул он головой — и все разом заиграли русскую плясовую. Кому было не лень, все вымахнули из-за стола: и Макс, и Глухов, и Валька Колесов, и Фарс Валишин, и чернобровый Казаков, и Мишка Быков… Парни тем временем стали уламывать Толю Койнова из седьмой группы, симпатичного плясуна. Он недолго ломался: встал, дождался зачина «Цыганочки» и потряс плечами и головой с упавшими на лоб волнистыми волосами. И пошел бацать и выколачивать! Парни и девушки поднялись, потянулись за ним…

Едва Койнов закончил, баяны заиграли татарскую: «Ике келен, келендаш, бырсы ялкау, бырсы яш…» Танцевать вышла Соня Маннапова. Закончила танец возле Олега Сибирцева. И поклонилась. Он поблагодарил, обнял ее. И, обернувшись к музыкантам, крикнул:

— «Барыню»!

Баянисты, медленно ускоряя темп и подлаживаясь друг к другу, заиграли. Шурочка Усачева вышла из-за стола, покинула своего Плешакова и уставила руки в бока. И тронулась. Невысокая ростом, отменно сложенная и большегрудая, она, расчищая себе пространство, стремительно понеслась прямо на зрителей — и те расступились. И она, пылая лицом и взмахивая руками, лихо подпрыгивая и поколачивая носками туфель друг о друга, летала по кругу, едва ли не вскрикивая.

Леночка заметила, как Олег восторженно следил за ее движениями и как у него горели глаза. Нет, не безразличен он к девушкам, нет… Она не хотела садиться за стол. Поглядев на Олега, Лена дала понять, что сейчас им надо бы на улицу, что там сейчас тихо и хорошо. И что им надо поговорить и побыть вдвоем… Вообще уйти надо, ну, совсем уйти…

На прощанье она подала Гоше руку, и они с Олегом шаг за шагом тихонько пошли. И проводили их до двери две подружки Шура Усачева и Соня Маннапова. В длинном коридоре догнал Феликс Телицын. Выглядел он грустным, был на вечере один, без девушки.

— Вы, что же, Олег, Лена? Вы уходите?

— Уходим, — сообщила Леночка.

— Уходим, — подтвердил и Олег.

— Совсем, что ли?! Да вы что?! Сейчас начинаются танцы, пляска. Я вас, ну, нет, не отпущу. Оставь, Олег, Леночку! Ты-то лежебока, мы знаем, но пусть она потанцует. Это ведь последние танцы, поймите! Последние!.. — подчеркнул он.

— Вот что, Феликс. Не будет тебе никакого последнего шанса, — Олег смеялся и говорил весело: — О Леночке ты забудь, выбирай себе другую девицу, у тебя их много.

Держась за него, Лена заходилась смехом, в расслаблении опиралась на его руку, хмель ли вступил ей в голову, но скорее знала, что заветным грузом своим доставляла Олегу несказанную радость. Помахала она Феликсу Телицыну, и Олег покивал. И поспешили к выходу…

— А че рано уходите? — в проходной спросил сторож дед Степан, убирая в сторону свою дымящуюся «козью ножку».

— Погулять да поговорить надо, — Олег доложил. И Леночка, обернувшись к деду сияющим лицом, утвердительно покивала.