За Отчизну

За ним вышли Венцель Тим, коншели, начальник стражи и наконец, окруженные отрядом стражи, трое узников. Тут же появился высокий, широкоплечий человек с большой рыжей бородой, в красной, плотно обтягивающей тело одежде. Палач держал на плече огромный двуручный меч.

Перед радницей пуркмистр, коншели, Тим и начальник стражи сели на подведенных коней, и шествие двинулось. Когда последние уходящие с площади горожане увидели несчастных юношей, окруженных стражей, и рядом с ними зловещую красную фигуру с мечом на плече, на площади началось оживление, и люди стали возвращаться обратно и криками собирать народ. Вновь стала увеличиваться негодующая толпа. Начальник стражи подошел к пуркмистру:

– Господин пуркмистр, боюсь, что народ скоро вернется. Как бы не отняли у нас преступников!

Пуркмистр обратился к Тиму:

– Ваше высокопреподобие, как думаете, ведь начальник стражи, пожалуй, и прав. Глядите, как быстро растет толпа.

Папский комиссар оглянулся по сторонам. Толпа действительно заметно увеличивалась. Уже стали доноситься угрожающие крики:

– Обманули, убийцы! Дали клятву, а теперь хотят казнить! Собирайте народ!

Солдаты тоже беспокойно косились на все увеличивавшуюся массу народа.

Дошли до угла Железной улицы. С северной части площади появилось множество бегущих людей. Один из коншелей придвинулся вплотную к лошади пуркмистра и, заикаясь от страха, истерически пробормотал:

– Господин пуркмистр, народ возвращается! Что делать?

Внезапно вмешался Тим, обращаясь к пуркмистру:

– О чем думаешь? Ведь они сейчас сомнут твою дурацкую стражу, заберут еретиков, а нам с тобой поломают ребра. Ради Христа, прикажи тут же оттяпать им головы - и делу конец! Не теряй ни секунды!

Пуркмистр, сурово взглянув на начальника стражи, чуть слышно бросил:

– Немедля приступай!

Тот приказал страже остановиться. Солдаты образовали круг и выставили вперед алебарды и копья. Внутри круга виднелись трое юношей, закованные по рукам и ногам в цепи.

Мартин шепнул стоявшему рядом с ним Яну:

– Отчего они остановились? Смотри, народ собирается...

Ян с трудом повернул к Мартину свое распухшее от кровоподтеков и синяков лицо:

– Пришел наш конец, Мартин...

Мартин поднял глаза и увидел прямо перед собой лошадиные морды и сидящих верхом пуркмистра, Тима и коншелей. Лица их были бледны, глаза беспокойно блуждали по сторонам, и они то и дело оглядывались на площадь. Один пуркмистр держался со своим обычным хладнокровием и достоинством. Он высокомерно сидел в седле, прямо и гордо, упершись правой рукой в бедро, сурово глядя на начальника стражи. Тот соскочил с коня и, придерживая левой рукой меч, торопливой походкой приблизился к палачу и крикнул ему:

– Приказываю тебе именем его милости короля и староместской радницы казнить преступников!

Один из коншелей нагнулся к Тиму:

– Reverendissime! [32] Но по закону осужденные должны иметь духовника.

– Пусть сам сатана будет им духовником! Господи, чего этот болван тянет? Иисус, Мария! Да рубите же, ради создателя, им скорее головы!

Палач и два дюжих стражника подошли к стоящему с краю Сташку. Мартин видел, как Сташек обратил к нему свое измученное лицо и звонко крикнул:

32

Глубокоуважаемый (лат.)– почтительное обращение.

– Прощайте, братья! Прощай, чешская земля!

Мартин глядел на Сташка, но ничего не мог ответить. Его взгляд невольно остановился на полуоторванной пуговице на куртке Сташка. Пуговица мерно покачивалась и держалась на одной нитке, казалось - вот-вот оторвется. Два стражника, изнывая от жары в панцирях и кожаных колетах, с потными, красными лицами, схватили за плечи Сташка и, вытащив на два шага вперед, силой поставили его на колени на серую, пыльную землю. Палач воткнул меч в землю, поплевал на руки и снова взялся обеими руками за длинную рукоять меча Сташек стоял на коленях, наклонив вперед белокурую голову, и было видно, что его губы что-то шепчут.

Пуговица медленно покачивалась на нитке... Палач приблизился к Сташку. Мартин от ужаса уже ничего не чувствовал и ничего не видел, кроме стоящей в пыли на коленях фигуры Сташка и качающейся на одной нитке костяной пуговицы.

Широкое лезвие меча молниеносно сверкнуло на солнце, и сразу же послышался тупой, приглушенный звук удара и хряск...

"Как в мясной!" - мелькнуло в затуманенной голове Мартина.

Сташек лежал ничком, а там, где должна была быть его голова, только растекалась темная лужа крови. Рядом с телом валялась наконец оторвавшаяся пуговица...

– Сейчас мой черед... Прощай, Мартин!
– хрипло прошептал Ян.
– Спета моя песня!

От Мартина удалялась худая, в лохмотьях спина ваганта. Ян шел, высоко подняв голову. Около распростертого тела Сташка он остановился и стал на колени. Палач закусил губу и снова с силой взмахнул мечом. Опять тупой звук металла, и в огромной алой луже уже лежали рядом два тела.

"Боже мой, теперь я!" Мартин машинально поднял взор: прямо на него глядели маленькие трусливые глазки Венцеля Тима. Ярость обуяла сердце Мартина.

– Здехлина! [33]– загремел он.
– Будь ты проклят, Иуда, ты и твой святейший отец! Будьте вы все прокляты!

Солдаты схватили его за плечи и поволокли вперед. Начальник стражи стоял бледный, с мелко подрагивающей бородой.

– Все равно выгоним вас всех из Чехии!
– раздался в последний раз бас Мартина Кржиделко.

* * *

Палач оперся на меч и, тяжело дыша, вытирал со лба пот. Венцель Тим набожно осенил себя крестом.

33

Здехлина (чешск.)– падаль.

– Кончено!
– облегченно вырвалось у декана, и, тронув коня, он поспешно направился к раднице.

Остальные сумрачно глядели на три ярко освещенных солнцем обезглавленных трупа, распростертых в пыли. Лошади беспокойно прядали ушами, испуганно косились на окровавленные тела и пятились.

Пуркмистр ударил шпорой в бок коня и выехал из круга солдат к собравшейся толпе народа.

– Люди города Праги!
– громко и строго прозвучал его голос.
– Смотрите и устрашайтесь! Так будет со всяким, кто осмелится ослушаться приказа его милости короля и окажет непочтение к воле и слову святейшего отца! Аминь!
– И, гордо повернувшись, он медленно двинулся вслед за скакавшим во всю прыть комиссаром.