Заблудший ангел

Кастл потерял дар речи.

— Электросеть Квебека полностью накрылась! Двадцать одна тысяча пятьсот мегаватт куда-то к черту подевались за девяносто секунд! Половина Канады провела девять часов без света, а ремонт повреждений занял несколько месяцев. Когда я, вернувшись после нашей экскурсии, узнал о случившемся кошмаре, мне показалось почти нормальным, что тот булыжник пел…

— Ты никогда мне про это не говорил.

— А ты никогда меня не спрашивал, Роджер. Ты вернулся к своим делам, и мы долго не виделись. Ты был слишком занят.

Президент почел за благо не заметить скрытого упрека в словах своего друга.

— Дело в том, что сейчас с такими камнями, как у Белого Медведя, связаны судьбы людей, — произнес он. — Эти камни испускают сигнал, способный помочь нам предсказывать подобные катастрофы. Моя команда уже выяснила, что эти сигналы увеличивают свою мощность по экспоненте и могут достигать даже открытого космоса, но мы не понимаем, что означает это поведение.

Астрофизик не отвечал.

— Не знаю, что ты обо всем этом думаешь, Энди, — продолжал президент, — но я скажу, как это видится мне. Если этот чертов камень… — он заколебался, — является своего рода передатчиком, призванным предупредить о чем-то инопланетную цивилизацию? Допустим, он выявил какое-то изменение в земном магнетизме и начал сообщать им об этом? Своего рода призыв о помощи или что-то в этом духе… Как тебе кажется, в этом есть смысл?

— Издеваешься? Знаешь, какие внешние условия нужны, чтобы сигнал мог покинуть пределы земной атмосферы и достичь другой точки во Вселенной? Кроме того, — проворчал он, — если бы нечто подобное произошло, если бы пресловутый камешек Белого Медведя или любой другой начал посылать сигналы в открытый космос, наша сеть спутников и антенн моментально бы это засекла.

— Спутники-шпионы это зафиксировали.

— Что?

— Наша планета отправляет импульсы, и их производим явно не мы, Энди. Мне необходимо знать, куда направлен этот сигнал. Ты можешь мне в этом помочь?

— Само собой. — В голосе Боллинджера не слышалось особой уверенности. — Но это непросто, Роджер.

— Никто и не обещал, что будет легко.

— Даже если мне и удастся определить курс этого сигнала, по пути есть не меньше тысячи экзопланет, то есть планет вне Солнечной системы, куда он мог бы направляться. Мы примерно представляем себе такие колоссы, как Юпитер, обладающие газообразной структурой и находящиеся слишком близко от своих звезд, чтобы там могла существовать жизнь и какая-нибудь цивилизация, способная принять сигнал с Земли. Но также… — Эндрю Боллинджер замялся. — Ну, также у нас есть расчеты, оценивающие приблизительно в сорок тысяч вероятное существование планетных систем, аналогичных нашему Солнцу, причем на расстоянии менее десяти световых лет от нас. Ну, знаешь, планеты, вращающиеся вокруг звезды типа «М», ни слишком большой, ни слишком слабой. И хотя, по статистике, лишь пять из каждой сотни располагают условиями для обитания, сходными с нашей Землей, это означает, что в этом космическом секторе насчитывается примерно две тысячи мест, реально способных быть местом жительства кого-то, кто хочет принять твой сигнал.

— Так много?

— Ну, может, даже больше, — допустил Боллинджер. — Поэтому так сложно дать ответ на твой вопрос.

— Ты считаешь это возможным или нет?

— Что где-то там, за пределами Земли, есть люди, слушающие сигнал, посланный камнями?

— Я отправлю тебе данные об этих сигналах, Энди. А ты постарайся выяснить все, что сможешь. Договорились?

— Будет сделано, президент.

76

Когда все три винта гигантской стрекозы армянского шейха вновь засвистели над головой, я испытала неизъяснимое облегчение. Мы вернулись на берег и нашли свой вертолет точно там, где его оставили. Это был добрый знак. Кроме того, мы больше не наткнулись ни на одного из солдат, чуть было не отправивших нас на тот свет в церкви Санта-Мария-а-Нова. Сейчас, крепко сжимая в руке адамант, я впервые за долгое время увидела свет в конце туннеля. Даджян, обретший былую уверенность в себе, заверил, что мое воссоединение с Мартином — это вопрос нескольких часов, максимум одного дня. И что я и оглянуться не успею, как весь этот кошмар благополучно завершится.

— А если его похитители окажутся сильнее нас? — пробормотала я недоверчиво.

— На этот случай у нас есть вот она, — улыбнулся он беспечно, будто такая вероятность его нисколько не угнетала.

«Она», само собой, — это Эллен Уотсон.

Прибывшая на мотоцикле девица вовсе не походила на секретное оружие, столь необходимое нам в тот момент. Она показалась мне человеком отважным, самоуверенным и готовым на все ради достижения своих целей. Но, по совести говоря, я сильно сомневалась в ее способности сдержать группу вооруженных до зубов террористов.

— А вы, наверное, Хулия Альварес, так?

Ее темные глаза блеснули, заметив меня в недрах вертолета. Когда я пристегнула ремень безопасности и надела наушники, Уотсон устроилась на сиденье напротив и уставилась на меня пристальным взглядом.

— Да, это я, — ответила я лаконично.

— Я рада, что смогла найти вас.

— Скажите, — оборвала я ее излияния, — это правда, что вам известно, где сейчас мой муж?

— Конечно, — кивнула она. — Мы, само собой, сверим мои данные с координатами мистера Даджяна, когда поднимемся в воздух, но я уверена, что у нас одинаковая информация. Ваш муж сейчас находится на северо-восточной границе Турции. Адамант при вас?

По крайней мере, этой женщине нельзя было отказать в умении сразу брать быка за рога.

— Да, конечно.

— А можно… можно взглянуть? — В голосе Уотсон прозвучали нетерпеливые нотки.

Я протянула ей камень в тот момент, когда вертолет начал отрываться от земли.

— Он… простой и прекрасный, — прошептала она, поглаживая адамант ладонью. Камень снова потух.

— И очень сильный, Эллен. Он способен испепелить вас, если вы не умеете с ним обращаться…

— Странно, не правда ли? — прервал нас Даджян, с облегчением убедившись, что его птичка без всяких помех взлетела и парит над устьем реки. — Удивительно, что ради такого камня столько людей готовы убивать и умирать…

Эллен обернулась к нему:

— Как вы и ваши люди, например.

— Или как ваш президент.

Армянин произнес эти слова безразличным тоном, не придавая особого значения беседе со своей новой пассажиркой. Он поднял сиденье у одного из свободных кресел и достал из маленького холодильника несколько бутылок минеральной воды и холодные бутерброды, разделив припасы на всю компанию. Лично я была выжата как лимон. Всю ночь мне не удалось сомкнуть глаз, к этому добавился еще и пережитый стресс от взрыва в церкви Санта-Мария-а-Нова, и, хотя я вполне сносно держалась, у меня вдруг появился чудовищный аппетит. Вонзив зубы в сэндвич с крабами и салатом, я прислушалась к разговору Даджяна и мотоциклистки.

— Давайте разберемся, — заговорила она, — как давно вам известно о существовании в США проекта, цель которого — взять эти камни под свой контроль?

Даджян взглянул на нее удивленно:

— С тех пор, как отец Мартина приехал в Армению искать их. С тех пор прошло много лет…

— Отец Мартина? Билл Фабер? — Я чуть не подавилась вторым куском сэндвича.

— Уильям Л. Фабер. Точно. Вы хорошо знакомы со своим свекром, сеньора?

Я ощутила режущую боль в желудке.

— Честно говоря, — выдавила я, — я никогда его не видела. Даже в тот день, когда я рассчитывала с ним познакомиться в Биддлстоуне, он не появился на нашей свадьбе.

— Вот я бы удивился, если бы он приехал туда! — расхохотался армянин. — Это человек, не выносящий публичности. Он объявился в Армении в тысяча девятьсот пятидесятом году, вскоре после того, как самолеты-разведчики Пентагона получили первые фотографии предполагаемого Ноева ковчега на горе Арарат. Он пришел в мою общину, прикинувшись молоденьким паломником, и рассказывал всем, что ищет священный камень, который он называл чинтамани. Все приняли его за очередного хиппи, пока он не сообщил, что пересек Гималаи в поисках камня, но безрезультатно, и в конце концов не убедился, что реликвия могла осесть где-то в наших горах. Добившись расположения моего народа, он стал надолго исчезать, причем никто не знал, ни куда он направляется, ни что делает.