Заботы Элли Рэйт

Первые серьёзные тревожные звонки прозвучали в начале весны. Появилось множество словословий в адрес армии: хвалили инженерные войска, приводили в пример выпускников королевской школы, особо отличившихся на прошедших учениях. Возносили хвалу кавалерийским полкам под командованием генерала фон Бейбера. Возмущались англитанской торговой гильдией, решившей сократить торговые операции с нашим государством.

Вот эти мелкие, не имеющие особого влияния ни сиюминутную жизнь новости мелькали все чаще и чаще, и я с ужасом понимала, что Алекс Гейл, похоже, был прав.

Всю весну я как безумная зарабатывала деньги, считая каждый медяк и щедро тратила их на то, чтобы запасти непортящиеся продукты. При этом я не хотела совершать никаких массовых закупок и привлекать к этому внимание. В подполе, на той половине дома, где сейчас жили наёмные работники, постепенно начали скапливаться огромные стеклянные банки с крупами. По моим прикидкам в каждую помещалось около восьми литров какой-нибудь крупы. У меня были спрятаны гречка и рис, мука, соль и сахар. Подпол был маленький, там даже нельзя было стать в полный рост, но я потихоньку забила почти до верху.

Ближе к началу лета новости в газеты стали откровенно тревожными: появились сообщения о конфликтах на границе, бесконечные хвалебные стать о доблести то одних родов войск, то других, множество критических замечаний о влиянии Англитании на международную торговлю и возмущение в адрес нарушений торговых и иных договорённостей. В общем, можно сказать, что скорое начало войны не стало для меня слишком уж пугающей новостью. Да и наша мирная жизнь первые месяцы, казалось, никак не изменилась...

Мастерская Алекса работала над армейским заказом и никакой роскошный дизайн его лампам не понадобился. Напротив, он говорил, что еле-еле успевает покрывать запросы. Однако, невзирая на растущие доходы, выглядел он часто задумчивым и озабоченным.

Ирвин закончил первый год обучения с похвальным листком, коим сильно гордился. Я заказала застеклённую рамку для его первого серьёзного достижения и повесила грамоту на стену в гостиной. С приходом весны здоровье тётушки Ханны улучшилось и ближе к концу она уже охотно выходила на задний двор дома, где я организовала и качели для детворы, и песочницу, и лёгкий переносной столик в окружении плетёных кресел. В одном из этих кресел тётушка и дремала после завтрака, приглядывая за няней и возящейся в песочнице Джейд. Сестрёнку теперь приходилось отмывать минимум дважды в день, зато малышка загорела и чувствовала себя совершенно здоровой.

А на фоне этого домашнего благополучия все чаще газеты печатали дурные новости и в первую неделю лета мальчишки-газетчики бегали по площади крича:

– - Война! Англитания перешла границы! Покупайте свежие газеты! Война!!!

Изменения были не слишком быстрыми и не всегда заметными сразу, однако на улицах уменьшилось количество извозчиков, да и вообще мужчин стало поменьше. Даже в магазинах за прилавками все чаще стояли нарядные девушки. Заметно выросли цены на мясо и подорожали мука и, соответственно, хлеб, а так же все сладости.

Я по-прежнему ежедневно покупала газеты и новости с фронта казались тревожными: войска Англитании продвигались вглубь нашей страны и хотя Лиденбург находился почти в центре королевства…

Осенью цены на мясную продукцию выросли до пугающих величин. Ещё в середине лета мне пришлось отказаться и от котлет, и от бутербродной массы -- сала с чесноком -- и перейти на разные варианты лепёшек и пирогов с самыми простыми начинками: с картошкой и кашами. Инфляция – штука хорошо известная мне по прошлой жизни, подкрадывалась постепенно, но неудержимо. Почти каждую неделю в течение лета дорожал то один, то другой продукт и к осени закрылись несколько крупных кондитерских лавок, а мясные ряды на рынке опустели на добрую половину.

Зимой новости с фронта подзатихли. Часть войск была отведена на зимние квартиры, и серьёзных боёв не было, но хороший кусок нашей страны остался в руках вражеской армии, так что было понятно, что война получается затяжная.

Этой зимой я ухитрилась сохранить все свои запасы, не трогая их: для поддержания жизни нам хватало доходов от торговли. Я не уволила ни одного из своих работников, но по договорённости – сильно уменьшила их зарплаты.

Никто не возразил ни словом, так как я по-прежнему обеспечивала их жильём, дровами для каминов и едой. Все понимали, что даже останься их зарплата на прежнем уровне, из-за выросших цен никто из них не смог бы обеспечить себе такой уровень жизни.

А меня, при всем при этом, мучили сомнения. Правильно ли я делаю, что кормлю и поддерживаю Милу, мэтра Огдэна и всех остальных? По сути, получалось, что я отрываю часть доходов у своей семьи. Но ведь и мои рабочие -- уже не совсем чужие мне...

Я не часто появлялась на Стоке, только раз в неделю приходила рассчитываться с мэтром Купером. В саамом начале весны он хмуро сообщил:

– - Налоги подняли. Теперь цена за место будет выше.

Вечером следующего дня Мила рассказывала:

– - Я сперва испугалась! Думала – может мор какой, али другая беда… А оно вона чё… Теперь почитай каждое пятое место пустое стоит. Да и торговля день ото дня все хуже, денег-то у людей совсем нету.

Я понимала, что моя мелочная торговля скоро свернётся совсем, полностью, и гадала, хватит ли мне денег вытянуть семью, не допуская голода.

Как не тяжёл был разговор с Алексом, в какой-то мере для меня он стал спасением. В этот день, не дожидаясь обеда, Алекс вынул из кармана маленькую бархатную коробочку в форме сердечка и как-то очень смущённо спросил:

– - Вы станете моей женой, Элли?

Громко «огокнул» и с любопытством уставился на нас Ирвин, тётушка Ханна взялась за сердце и на глаза её набежали слезы, только Джейд, восхищенная красотой алого бархатного сердечка дошла до Алекса, и потянула его за штанину, требовательно заявив:

– - Дай!

Лия подхватила её на руки, а я, испытывая сильное волнение еле слышно прошептала:

– - Выйду, Алекс.

Так состоялась наша помолвка. Не было никакого торжественного празднования, даже пирожных купить не получилось – они стали редкостью на нашем столе, но мне было всё равно. Теплое чувство защищенности и вера в то, что Алекс Гейл и есть мой “тот самый, единственный” делали меня счастливой. Не было безумной вспышки страсти, нас связала нежная и надежная любовь друг к другу.

С этого дня Алекс стал бывать у нас чаще: он приходил не только на воскресный обед, но и два-три раза в неделю ужинал вместе с нами. И хотя за столом мы никогда не говорили о войне, но после ужина, когда тётушка Ханна забирала Ирвина к себе, чтобы он почитал ей вслух, мы оставались в столовой, обсуждая и новости с фронта, и нашу будущую жизнь. Именно тогда Алекс и предложил:

– - Я знаю, Элли, что сейчас не лучшие времена для вашей торговли. Не стоит ли вам устроиться помощницей ко мне? Признаться, я уже не справляюсь.