Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
Ужасно деловой, он в синем сатиновом халате метался, руководяще размахивая руками, по производственным помещениям и территории артели, в солидном костюме из чисто шерстяной ткани "Метро" навещал свое кооперативное начальство, в бобочке из крученого шелка требовательно появлялся у смущенных смежников. Работа.
Вечерами - заботы. Заботился он о тридцатилетней искусственно платиновой блондинке Зиночке Некляевой, чей бревенчатый обихоженный домик в селе Хорошеве, охраняя покой владелицы, он навещал ежевечерне и, как водится, охранял его еженощно.
Золотая рыбка (на посылках) Дмитрий Спиридонович
– Квартира на Зацепе, дача в Кратове, артель, домик в Хорошеве, загибал пальцы Смирнов.
– Неделю водите, и только-то?!
– И только-то, - раздраженно откликнулся Казарян.
– Больше никуда и ни с кем.
– Не узнаю тебя, Рома, - укорил Смирнов.
– Неужто трудно блондинку Зинку пощупать, пока Леонид Михайлович горит на работе?
– Не беспокойся, со временем пощупаю, - пообещал ему Казарян, и от такого обещания Смирнов, естественно, забеспокоился:
– Я в переносном смысле говорю.
– Я тебя так и понял.
– Зинкин дом и дворовая пристройка - наиболее перспективные объекты, - подал голос Ларионов.
– А почему не дача?!
– возразил Смирнов.
– Дача-то наверняка куплена на его деньги подставным родственничком.
– Людей там много, Саня, - разъяснил Ларионов.
– Близких и дальних родственников. Каждый смотрит в оба и мечтает увидеть что-нибудь такое, что поможет вырвать у богатого главы семейства хоть малую толику.
– Дудаков?
– Этот вообще комнату снимает. Кстати, с ним бы по картотеке пройтись. До того сер, что следует обязательно проверить.
– Он сер, а ты, приятель, сед, - перефразируя Крылова, продекламировал Казарян.
– Сед я, - сказал Смирнов.
– Ростов запросили?
– Запросили. Приметы отправили, теперь картинок для опознания ждем. Только что это дает? Ну, опознает его мой осведомитель, и что? Берников откажется, домушник откажется - следов-то никаких не оставил - и все. Только спугнем их. Коллекцию надо у Берникова искать, - сделал вывод Ларионов.
– А ведь если бы не амнистия, Берников не рискнул бы, - вдруг сказал Смирнов.
– А тут разгул, так сказать, преступности. Тогда можно хватать под шумок, кто в этом навороте разберется. Он и схватил. Цап - и сидит тихонько, в норку забившись.
– К чему твой психологический экскурс?
– поинтересовался Казарян.
– Характер гражданина Берникова это проясняет. И обывательскую его ограниченность в оценке событий, - ответил Смирнов.
– Все общие рассуждения, Саня. А как его с поличным прихватить? вздохнул Ларионов.
– Исходя из общих рассуждений, - невинно ответил Смирнов.
Зиночке было скучно оттого, что Леонид Михайлович, как всегда по воскресеньям, отбыл в Кратово. Она прямо и заявила об этом Дудакову, который тоже не прыгал от веселья:
– Скучно, Митька!
– Давай водки выпьем, - нашел Дудаков выход из положения.
– Тебе только бы нажраться!
– поморщилась Зина и предложила сама: - А что, если в Татарово на пляж махнуть?
– Спятила! Вода еще знаешь какая холодная?!
– А мы загорать.
– Она глянула в окно, стала убирать со стола грязную посуду и остатки царского завтрака.
– День-то какой!
Дудаков понял,
что сопротивляться бесполезно. Изволил только тактично намекнуть:– Бутылочку бы с собой нелишне захватить.
День-то какой! Еще по-весеннему трепетна и мягка пронзительно-зеленая, светлая листва, а уже жаром отдает от асфальта.
Зина сразу взяла быка за рога: в ожидании неторопливого воскресного троллейбуса стала загорать, закрыв глаза и подставив лицо лучам яростно палившего с безоблачного неба солнца. Два паренька подтянулись к остановке и стали ждать троллейбуса.
В троллейбусе-то еще лучше. Влетел в открытые окна теплый ветер и стал гулять среди немногочисленных пассажиров, заставляя трепетать, как знамена, женские косынки, круглым горбом надувая мужские рубашки, лохматя волосы и принуждая всех радостно щуриться.
От троллейбусного круга, от пятачка идти до пляжа минут пятнадцать.
– Далеко-то как идти еще!
– выразила неудовольствие Зина.
– А мы не торопясь, - подбодрил ее Дудаков. Настроение у него было замечательное: в авоське, привалившись к свертку с закусью, отдыхала перед боем бутылочка. Мимо заборов начальнических дач спустились к пляжу. Несмотря на то, что вода действительно была холодна, все же кое-какой народец на пляже колбасился.
Дудаков и Зина присели на песочек и, сидя, обнажились. Зина расстелила на песке принесенное из дома одеяло и раскинула на нем богатые свои, по-зимнему белые формы. Дудаков же продолжал сидеть, слегка стесняясь бледно-голубого тельца, густо испещренного мрачно-синими картинками. Не человек, а выставка графики: тут и деревенский пейзаж с церковью, и свидание двух приятелей с пивными кружками, и жанровая зарисовка на темы свободной любви, и ню (вроде бы даже Леда с лебедем), и нечто из немецкого позднего романтизма, повествующего о похищении орлом глубоко несчастного от этого юноши. Ну и, естественно, там и сям разбросанные каллиграфические лозунги: "Не забуду мать родную", "Нет в жизни счастья", "За друга в огонь и в воду".
Перед тем, как дремотно закрыть глаза, Зина осмотрела экспозицию и спросила без интереса:
– Кто это тебя так изукрасил?
– Сам. Молодой был и глупый.
– Как же ты до спины доставал?
– Товарищи помогли.
– Это за которых в огонь и в воду?
– догадалась Зина и, не ожидая ответа, сладострастно задремала. Через некоторое время из дремоты ее вывел комплимент, произнесенный оглушительным шепотом:
– Нет, ты посмотри, какая женщина, Сережа!
Неизвестно, посмотрел ли Сережа на женщину, но женщина - это уж точно - украдкой посмотрела на говорившего. Могучий армянин тоже поймал этот взгляд и улыбнулся. От такого обходительного нахальства Зина гордо отвернула голову.
– Сережа, это женщина моей мечты!
– продолжал настаивать армянин.
– Девушка, - поправил его неизвестный Зине Сережа.
– Откуда знаешь?
– Кинокартина такая была - "Девушка моей мечты".
– Так то - кино, а это - жизнь!
– темпераментно прокричал армянин, а тот, кого он называл Сережей, вежливо обратился к Дудакову:
– У вас случайно чем открыть бутылку пива не найдется?
– А ты зубами, - грубовато посоветовал Дудаков.
– Не умею.