Заботы пятьдесят третьего года

В данной ситуации фигура номер один - вор. Параметры этой фигуры: в меру интеллигентен, умен, предельно осторожен, не подвержен воровскому азарту. Судя по работе, квалификация высокая. Фигура номер два - наводчик. Из ближайшего окружения Палагина, потому что коллекционеры крайне неохотно пускают к себе домой малознакомых людей.

Ход второй. Кто-то весьма состоятельный мечтает владеть палагинской коллекцией. Подходы через третьих лиц с предложением продать ее терпят неудачу...

– Почему через третьих лиц, почему не впрямую?
– перебил его Смирнов.

– После предложения продать вряд ли разумно идти на ограбление. Сразу же - первый подозреваемый. Продолжаю, Сей гражданин за весьма порядочную сумму - такой квалифицированный слесарь-домушник, как наш, за мелочевку на серьезное дело не пойдет - нанимает скокаря и точно объясняет ему, что и где брать. В этом случае фигура номер один - наниматель. Фигура номер два - технический исполнитель, вор. Параметры и той, и другой фигуры - весьма и весьма размыты.

– Ты и вправду молодец, Рома, - серьезно похвалил Казаряна Смирнов. Твои соображения считаю хорошей основой для оперативной разработки. Конечно, хотелось бы, чтобы прошел первый вариант. Очень хотелось бы...

– Они, по сути, равноценны, Саня, - встрял вальяжный от похвалы Казарян.

– Не скажи, не скажи. В первом варианте вор - почти наверняка москвич, и москвич, хорошо нам известный. Мы его можем просчитать. Наводчика - тоже. Просеем всех знакомцев Палагина через мелкое сито, и он у нас в решете останется. Второй же вариант - полная неизвестность. Кто этот наниматель? Фанатик-коллекционер? Лауреат? Человек, желающий выгодно вложить капитал в непреходящие ценности? Иностранец, мечтающий сделать состояние?

– Ну уж прямо - иностранец!
– возразил Ларионов.
– Они у нас тихие.

– А Кастаки?

– Кастаки не в счет.

– Все в счет, Сережа. Какой он наниматель, - не будем загадывать. Но, во всяком случае, ловкий и хитрый. Будет ли такой нанимать московского домушника, чей почерк и связи, в принципе, нам, МУРу, известны? Не думаю. Скорее всего - сделка с залетным гастролером, который, провернув операцию, растворяется в воздухе. И перед нами - пустота. Исчезнувший неизвестно куда гастролер и наниматель, не имеющий никаких контактов с преступным миром.

– Да, картиночку ты нарисовал.
– Казаряновской вальяжности заметно поубавилось.
– Двенадцатый стул, исчезнувший в недрах Казанского вокзала. Только Остапу Бендеру было веселей: одиннадцать - за, один - против. А у нас - два стула, пятьдесят на пятьдесят.

– Срочно разрабатываем первый вариант, - решил Смирнов.
– За Сережей - картотека по домушникам, за Романом - окружение Палагина.

– А за тобой?
– не утерпел Роман.

– За мной - общее руководство. Помогать тому, кому делать нечего. Кстати, Роман, наш клиент с Красноармейской где содержится? В Матросской тишине?

– У нас пока. Потрясти этого Угланова имеет смысл, это идея, Саня! Ему скучно, на допросы не водят, и без допросов доказано, что грабанул нашего знаменитого мастера слова он, и только он; думать о том, сколько дадут, надоело. Так что для него беседа с симпатичным оперативником на отвлеченные темы - необходимая и желанная развлекуха.

– Кто у нас симпатичный оперативник?
– Смирнов оглядел своих бойцов.

– Симпатичные все. Но самый симпатичный - я, - признался Казарян.

– Тогда потряси его, Рома. На отработку первого варианта вам два дня. Приступайте.

В пустынном до таинственности коридоре Центрального Комитета комсомола четко звучали твердые каблуки. У двери с черной табличкой, на которой золотом было написано имя хозяина кабинета, стук шагов прекратился.

Владлен Греков вошел в приемную комсомольского вождя. Ему тренированно улыбнулась секретарша:

– Вас ждут.

– Наслышан, наслышан, - поднялся ему навстречу владелец кабинета, невольно покосившись на телефонный аппарат с гербом.
– Проходи, садись, будем разговаривать.

– За меня уже, наверное, сказали.
– Владлен застенчиво сел на край кресла, сжал коленями нервно сложенные вместе ладони.
– Просто я готов и очень хочу работать.

– Люблю вас, военную косточку, за ясность и определенность. Такие, как ты, очень нужны в комсомольской работе. Ты даже представить себе не можешь, как страдает дело от несерьезности, мальчишеской расхлябанности, крайней засоренности голов основной массы руководителей первичных организаций и даже функционеров центральных органов. Четкости в исполнении заданий, дисциплинированности, отсутствия каких бы то ни было колебаний в проведении генеральной линии, - именно тех качеств, которыми так славна армия, - недостает нам, комсомольцам. Ну, так решаем: в отдел военно-физкультурной подготовки, инструктором.

– Николай Алексеевич, вы должны понять меня...

– Почему вдруг на "вы"?!
– грозно удивился сорокопятилетний заматерелый хозяин кабинета.
– Мы с тобой - комсомольцы, соратники по Союзу молодежи. Так что ты это чинопочитание брось. Вот в этом мы хотим отличаться от армии. Так что ты говорил?

– Я на юрфак МГУ, на вечернее, документы сдал. Хочу продолжить образование, хочу со временем стать на боевые рубежи охраны социалистической законности Родины. А военно-физкультурные дела весьма далеки от будущей моей работы.

– Резонно, резонно, - владелец кабинета широко зашагал.
– Что ж, тогда - общий отдел. Тебе там отыщут работенку по профилю. Завтра можешь ознакомиться, я там скажу кому надо. Ну, как там поживает Сергей Фролович? Давно-давно не виделись. Все бушует, неугомонная душа?

– Разве он может быть равнодушным или просто спокойным? Такой уж человек! Вы сами знаете, Николай Александрович.

– Ты знаешь, ты!
– поправил Николай Александрович, и послушный Владлен еле слышно пробормотал:

– Ты же знаешь...

Ларионов любовно раскладывал пасьянс из одиннадцати фотопортретов. Сначала с ряд выложил всю наличность, потом с сожалением четыре убрал совсем. Еще четыре перевел во второй ряд. Подумал, подумал - и решился: вторая четверка последовала за первой. Трое избранных смотрели на него. А он - на них.

Вошел Казарян, глянул через ларионовское плечо на фотографии, восхитился:

– Ух вы, мои красавцы!
– И сел за свой чистый, без единой бумажки стол.

– А знаешь, Рома, зря мы домушниками не интересуемся. Конечно, девяносто процентов из ста - примитивные барахольщики, и правильно, что ими район занимается, но попадаются, я тебе скажу, любопытнейшие экземпляры. Любопытнейшие.
– Ларионов, будто в три листика играя, поменял фотографии местами.
– Как твои дела?