Забвение пахнет корицей

– А у тебя, типа, роман с Мэттом Хайнсом, вы встречаетесь?

Я яростно мотаю головой.

– Нет, что ты. Абсолютно нет. Анни недоверчиво хмыкает:

– По-моему, он об этом не догадывается.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, он так на тебя смотрит… – объясняет она. – И так говорит с тобой… Очень ревниво. Как будто ты его девушка.

Я округляю глаза.

– Ну если он так считает, то скоро узнает, что ошибается.

– А почему ты никогда ни с кем не встречаешься? – продолжает Анни, помолчав, и по тому, как она, потупив глаза, смотрит в мойку, я догадываюсь, что разговор этот ее смущает. Не могу только сообразить, с чего она его завела.

– Мы с твоим папой развелись совсем недавно, – отвечаю я на вопрос.

Анни как-то странно на меня смотрит.

– Значит, ты хотела бы вернуться к папе, опять быть с ним?

– Ну нет! – Я реагирую мгновенно, потому что вовсе этого не хочу. – Совсем нет. Наверное, я просто не ожидала, что снова останусь одна. Да и вообще, сейчас у меня на первом месте ты, Анни. – Поколебавшись, я спрашиваю: – А что?

– Просто так, – быстро отвечает Анни. И умолкает. Я достаточно хорошо знаю свою девочку и понимаю: если на нее не давить, она сама выложит все что у нее на уме или, по крайней мере, хоть часть. – Просто как-то странно это все.

– Что странно?

– Что у тебя нет никого.

– Что же тут странного, Анни, – улыбаюсь я. – Вовсе не обязательно у всех бывает пара.

Я не хочу, чтобы Анни, повзрослев, превратилась в одну из тех девиц, которые чувствуют себя неполноценными, если у них нет партнера. Правда, до этого дня я даже не догадывалась, что такие мысли уже бродят у нее в голове.

– У папы вот есть пара, – бормочет она, снова опустив взгляд, и я даже не знаю, от чего мне больнее – от сознания, что Роб так быстро нашел мне замену, или от того факта, что Анни это явно напрягает. Как бы то ни было, ощущение такое, словно меня ударили под дых.

– Правда? – Я стараюсь, чтобы голос звучал безразлично. – И что ты об этом думаешь?

– Вообще-то нормально.

Я молчу, жду продолжения.

– Знаешь, – снова заговаривает Анни, – она все время там, у него. Его девушка. Или как там ее.

– Ты раньше о ней не упоминала. Анни дергает плечом и бормочет:

– Просто не хотела тебя расстраивать.

Я растерянно моргаю.

– Ты не должна беспокоиться обо мне, Анни. И можешь рассказывать мне абсолютно обо всем.

Она кивает, и я замечаю взгляд, брошенный на меня искоса. Делаю вид, что поглощена мытьем тарелок.

– И как ее зовут? – спрашиваю я как ни в чем не бывало.

– Саншайн [7] , – бурчит Анни.

– Саншайн?! – Выпустив из рук поднос, который мыла, я поворачиваюсь к ней. – Твой отец встречается с женщиной, которую зовут Саншайн?

В первый раз за вечер на лице Анни появляется улыбка.

– Да уж, имя довольно дурацкое, – соглашается она. Я фыркаю и снова принимаюсь намыливать поднос.

– Ну и как, нравится она тебе? – осторожно спрашиваю я, выдержав паузу.

7

Sunshine – букв.: солнечный свет (англ.).

Анни пожимает плечами. Она закручивает кран, берет полотенце и начинает вытирать миску из нержавейки.

– Вроде ничего, – роняет она.

– А с тобой она как? – наседаю я, потому что не могу избавиться от подозрения, что она что-то недоговаривает.

– Ничего, – повторяет Анни. – Неважно. Знаешь, мам, это здорово, что ты ни с кем не встречаешься.

Я пытаюсь пошутить:

– Да ведь и не скажешь, чтобы подходящие кавалеры обивали мой порог.

У Анни сконфуженный вид, словно она не приняла моей самокритичной остроты.

– Неважно, – замечает она. – Лучше, когда мы сами по себе. Без чужих. Когда своя семья.

Мне хочется согласиться, но я удерживаюсь. Это был бы чистый эгоизм с моей стороны, ведь я как мать должна вести себя правильно, разве нет? То есть должна помочь Анни понять наконец, что после развода жизнь не закончилась.

– Мы и так семья, Анни, – говорю я. – То, что твой папа завел девушку, никак не меняет его отношения к тебе.

– Неважно. – Глаза Анни превращаются в щелочки.

– Зайка, мы с папой оба тебя любим, очень-очень. И никогда не разлюбим.

– Неважно, – повторяет Анни и ставит миску на стол. – Ну я пошла? Мне еще уроки делать.

Я смотрю, как она снимает фартук и аккуратно вешает его на крючок рядом с холодильником.

– Малыш? – окликаю я. – Точно все в порядке?

Она кивает. Потом берет рюкзак, через всю кухню идет ко мне и неожиданно быстро чмокает меня в щеку.

– Я тебя люблю, мам.

– И я, зайка, я тоже тебя люблю. У тебя точно все нормально?

– Да, мам. – Вот и вернулся недовольный тон, она снова закатывает глаза.

И исчезает так стремительно, что я больше ничего не успеваю ей сказать.

В тот же вечер после закрытия кондитерской я отправляюсь навестить Мами. Всю дорогу меня одолевает смесь непонятной тревоги, тоски и страха. Сколько перемен случилось со мной всего-то за год: я пережила развод, став владелицей убыточной кондитерской и одинокой матерью подростка, который меня ненавидит. А теперь вот, возможно, еще окажусь еврейкой. Непонятно, кто я вообще такая.

Я застаю бабушку у ее любимого окна, она сидит, глядя на восток.

– Боже мой! – говорит она, оборачиваясь. – Я и не слышала, как ты вошла.

– Привет, Мами! – пройдя через всю комнату, я целую ее в щеку и сажусь рядом.

– Ты помнишь, кто я? – нерешительно спрашиваю я, так как весь дальнейший разговор будет зависеть от того, насколько ясная у нее сегодня голова.

Мами подмигивает мне.

– Конечно, милая. Ты моя внучка. Хоуп. У меня вырывается облегченный вздох.

– Глупо было спрашивать, – замечает она.

– Ты права, – соглашаюсь я. – Глупый вопрос.

– Ну, как поживаешь, милая? – интересуется Мами.

– Спасибо, хорошо. – Я замолкаю, не зная, как начать разговор, чтобы выяснить все, что я должна знать. – Вот все думаю о том, что ты сказала мне на днях, и хочу кое о чем тебя расспросить.

– На днях? – переспрашивает Мами. Она смотрит на меня внимательно, склонив голову на плечо.

– О твоей семье, – тихо произношу я.

Что-то вспыхивает в ее глазах, а узловатые пальцы вдруг приходят в движение, теребят кисточки на концах шарфика.