Забытая жизнь
Шрифт:
— Хочешь сказать, что Том промахнулся? — удивилась я.
— Ты совершенно права! — громко произнес Альбус. — И это единственная защита, которая способна противостоять пожирающей Волан-де-Морта жажде власти!
— Отец, всю мою жизнь мне говорили, что величие — это моё предназначение, основанное исключительно на достоинстве моего имени. Меня учили, что жертвенность для глупцов. Выживание — вот что действительно имело значение. Но сейчас я стою на перепутье, и я должна решить, во что верю, что в действительности является правдой.
— В жизни,
— Дело не в том, чего я хочу, а в том, что честно! Ты думаешь, мы можем быть хорошими в это отвратительное время! Но ты ошибаешься — мир жесток, и нравственным в нём может быть только случай: непредвзятый, беспристрастный, честный!
— Дорогая моя, быть честным не так уж и трудно, — спокойно ответил Альбус.
— С тобой очень трудно, отец, с тобой невозможно быть честным. — Поставив пустой стакан на стол, я направилась к двери.
— Будь осторожнее, дорогая моя, — предупредил меня Альбус, когда я уже закрывала за собой дверь.
Наступил февраль, снег вокруг школы растаял, его сменила холодная, безотрадная сырость. Лиловато-серые тучи низко нависали над замком, непрекращающийся ледяной дождь покрыл лужайки скользкой грязью.
Был тихий вечер, когда ко мне прибыл патронус отца, и я незамедлительно прибыла в замок.
В больничном крыле стояла тишина — окна занавешены, зажжены лампы. Только одна койка была здесь занята Роном. Гарри, Гермиона и Джинни, сестра Рона, сидели вокруг нее. Мадам Помфри склонилась над койкой, на которой лежал Уизли, рядом стоял профессор Слизнорт.
Вместе со мной был Северус. За нами сразу же вошел Альбус, который подошел к койке Рона.
— Очень умно было дать ему безоар, — обратился он к Поттеру.
Северус бросил прищуренный взгляд на него, а я улыбнулась краем рта.
— Вы можете гордиться своим учеником, Гораций, — продолжил Альбус, не отрывая взгляд от Рона.
— М-м-м… — опомнился он. — Ах, да, действительно.
— Никто не сомневается, Альбус, — сказала я, — в героизме Поттера. Но, простите, вопрос в том, зачем он потребовался?
И тут все обратили внимание на бутылку, которую держал Слизнорт.
— И впрямь, зачем, — согласился Альбус и, подойдя к Слизнорту, взял у него бутылку. — Бутылка, похоже, подарочная. Не помнишь, от кого она? — спросил он Слизнорта, осматривая ее, и поднес к носу.
— Нет, — помотал головой Слизнорт.
— Между прочим, дивный напиток, с легким ароматом корицы, — продолжил Альбус. — Когда не осквернен ядом. — И бросил взгляд на Северуса.
Северус взял у него бутылку и тоже понюхал ее.
— Если честно, — не уверенно начал Слизнорт, — я сам был намерен подарить ее.
— Кому, если не секрет? — спросил его Альбус.
— Вам, директор, — ответил Слизнорт.
Я после его слов удивленно
посмотрела на Альбуса, который тоже обратил на меня свой взгляд.— Где он? — послышался писклявый девичий возглас в дверях палаты. — Где мой Бон-Бон?
Ученица подбежала к койке Рона, при этом чуть не столкнув меня и Северуса.
— Он звал меня? — истерически спросила она, так что Поттер, стоящий рядом, отшатнулся.
Или она пришла в себя, или то, что рядом с Роном стояли Гермиона и Джинни, она внезапно остановилась и уже более спокойно спросила:
— А она что здесь делает?
— Могу задать тебе тот же вопрос? — сказала Гермиона.
— Я, между прочим, его девушка, — сердито ответила вбежавшая ученица.
— А я, между прочим, — возразила Гермиона, — его друг!
— Что? Не смеши меня, — возмутилась ученица. — Вы месяц не разговаривали. А теперь, когда он стал таким интересным, ты решила помериться.
— Его же отравили, — отрезала Гермиона. — Тупая твоя голова! И вообще, я всегда считала его интересным.
Рон, который лежал все время без сознания, стал бредить и что-то невнятно хрипеть.
— Вот видишь, — уточнила ученица. — Он чувствует, что я здесь. Не волнуйся, Бон-Бон, — обратилась она к неподвижному Рону. — Я с тобой, я с тобой!
— Ах… — Рон стал приходить в себя. — Гермиона… — позвал он.
– Гермиона…
Услышав это, ученица заплакала и вылетела из палаты. Гермиона в это время взяла за руку Рона.
— Ах эта молодость, — высказался Альбус. — Превратности любви. — И посмотрел, улыбаясь, на меня.
— Что ж, пойдемте, друзья мои, — сказал он. — Мистер Уизли в надежных руках.
Пропустив меня, Альбус закрыл дверь в свой кабинет.
— И после этого ты будешь отрицать? — рявкнула я.
— Успокойся, Адрианна, — попросил меня Альбус.
— Как я могу успокоится? — крикнула я. — Ведь смерть ходит за тобой по пятам. Что-то мне подсказывает, что ожерелье, эта бутылка с медовухой не просто так попали в руки ученицы и Слизнорта. Да и эта двойная игра Северуса и его непреложный обед… Разве ты не понимаешь…
— Я наделен от природы редким умом и потому понял все, на что ты намекаешь, — с легким раздражением ответил Альбус. — Ты могла бы даже предположить, что, возможно, я понял больше твоего. Повторяю: я рад, что ты беспокоишься обо мне, однако знай, ты не сказала ничего, что могло бы меня встревожить.
Я молча смотрела на отца, хотя внутри у меня все кипело. Что происходит? Мои подозрения не встревожили его, и он лишь делает вид, что это не так?
— Отец, — осведомилась я вежливо, как я надеялась, и спокойно, — ты по-прежнему доверяешь…
— Мне хватило терпения уже ответить на этот вопрос однажды, — отозвался он с интонацией, по которой было ясно, что терпение его подходит к концу. — И ответ мой остается прежним.
— Ну еще бы! — раздался язвительный голос — судя по всему, Финеас Найджелус лишь притворялся спящим. Альбус не обратил на него внимания.