Зачем сожгли моё чучело

Я иду на кухню и достаю из холодильника банку кабачковой икры. Пытаюсь её открыть, но крышка слишком тугая. Кручу и так и этак, без толку. Твою мать. Придётся просить соседа.

В последнее время я стараюсь избегать столкновений с ним. Он не делает ничего необычного, но у меня мороз по коже каждый раз, когда вижу его. Поначалу я не обращала на это внимания, но потом заметила: у него всегда каменное лицо и пустые, мутно-серые глаза. Я ни разу не видела, чтобы на его лице дрогнул хотя бы один мускул.

Его комната в самом конце тёмного коридора.

Может, ну её, эту банку? Дождаться Матвея?

Ну, приплыли. Неужели я настолько беспомощна? Нет уж.

Дверь в его комнату приоткрыта. Он снова с кем-то разговаривает. Так странно, что этот каменный человек может так живо и увлечённо с кем-то болтать. Я не могу разобрать слов, но слышу, что иногда он смеётся, а иногда вскрикивает.

Что-то останавливает меня от того, чтобы постучаться. Я замираю у двери и вслушиваюсь. «Да не может быть! Слушай, я сегодня туда ходил и там… Нет, с ней не виделся…». Наверное, всё-таки говорит по телефону, а не по скайпу, иначе бы я слышала собеседника. Может, он в наушниках?

Мерзким, плотным пузырём внутри начинает расти тревога, сдавливая органы. Я чувствую, что-то не так. Что-то не то. Надо бы просто постучаться и позвать его, или наоборот уйти, не мешая человеку общаться, но я продолжаю стоять и вслушиваться.

Рука сама тянется к двери, я аккуратно, бесшумно приоткрываю её и заглядываю.

Горит верхний свет. В комнате ничего нет, кроме пустого стола в одном углу и дивана в другом. Сосед сидит на нём, спиной ко мне, и продолжает разговаривать, он не замечает меня. В его руках нет телефона. Перед ним не стоит ноутбук.

Он разговаривает со стеной.

Парализованная, я смотрю на его седой, почти белый затылок. В любую секунду он может почувствовать, что кто-то смотрит на него, и обернуться. Я понимаю это, но не могу пошевелиться.

– Да я не знаю, вроде бы нормальные ребята. Мальчик и девочка. Она всё время в комнате сидит. Он иногда на гитаре играет. Как зовут их? Подожди… Не могу вспомнить… Как же… Слушай, я не могу вспомнить. Думаешь? Хорошо, я попробую.

Он начинает шевелиться. Оборачиваться.

Я срываюсь с места и несусь в свою комнату. Закрываю дверь и понимаю, что хиленькая щеколда вряд ли спасёт меня, если он решит попасть сюда любой ценой. Сердце колотится, в ушах звенит, я забиваюсь в угол дивана, прижимая к себе банку с кабачковой икрой.

В коридоре раздаются шаги, они затихают у двери.

Я больно прикусываю губу. Пожалуйста, пожалуйста, пусть Матвей вернётся сейчас, пусть откроется входная дверь и зайдёт Матвей.

Раздаётся тихий, вежливый стук.

– Детка, у тебя всё хорошо?

Только бы он не вошёл сюда.

– Да, – пищу я.

– Я хотел спросить… Как… То есть… Вы с твоим мальчиком… Как…

Он затихает.

Потом снова начинает что-то бормотать, но голос отдаляется. Кажется, он вернулся в свою комнату.

До прихода Матвея я так и сижу в углу дивана, прижав к себе кабачковую икру. Я боюсь пошевелиться, боюсь даже дотянуться до телефона, который лежит в другом углу дивана. Мне кажется, что сосед меня видит, что любое моё движение станет для него поводом снова подойти к двери, тихонько стучать в неё и что-то бубнить.

Не знаю, сколько я так просидела. Когда входная дверь наконец хлопнула, и в комнату зашёл Матвей, у меня по лицу потекли слёзы.

– Эй, эй, ты чего? Что случилось? – он садится передо мной на корточки и кладёт руки мне на колени. – Ада, ты чего?

– Наш сосед – сумасшедший, – шепчу я, скребя ногтями по банке с икрой.

Матвей забирает у меня банку, ставит её на пол и заглядывает мне в глаза.

Я путано рассказываю ему обо всём, что видела.

– Ты уверена?

– В чём?

– Ну. В том, что у него в руках не было телефона. Может, ты просто не заметила? Перепугалась? Может, у тебя снова случился твой… приступ?

– Думаешь, у меня глюки? – зло выплёвываю я. – Как можно не заметить телефон в руках, издеваешься? Матвей, он шизофреник, мы живём в одной квартире с психически больным человеком.

Он вздыхает, поднимается с пола и садится на диван рядом.

– Даже если так, что ты предлагаешь? У нас нет денег на другое жильё. Даже если он действительно разговаривает со стеной, нам же он не мешает, так?

– Ты серьёзно?

– А что ты предлагаешь? Мы с таким трудом нашли эту комнату…

– Я нашла.

– Хорошо, ты нашла. Вспомни, как ты бегала по городу, и ни один вариант не подходил. То слишком дорого, то соседи-алкоголики…

– Да, сосед-шизофреник – это, конечно, лучше.

– Ада, что ты предлагаешь? Искать другое жильё?

Я молчу. Как бы меня это ни бесило, он прав. Вряд ли получится найти другое жильё. У меня нет на это сил.

– Давай спать. Я не думаю, что он нам что-то сделает, не сделал же до сих пор. Просто одинокий мужичок, у которого крыша подтекает. Пусть себе подтекает, нам-то какое дело. Постарайся с ним не разговаривать, кроме «здрасьте» и «до свидания», и всё будет нормально.

Я киваю.

Мы застилаем диван и ложимся.

Я долго не могу уснуть, ворочаюсь, мне всё время мерещатся какие-то шорохи и стуки в коридоре. Наконец я проваливаюсь в дрёму.

Тихий, медленный скрип двери. Я открываю глаза и понимаю, что не могу пошевелиться. В комнату заходит кто-то. Мужская фигура, я вижу только очертания. Тень проходит в центр комнаты и замирает. Я не вижу, но точно знаю, что Он смотрит на меня. Я хочу закричать, растолкать Матвея, но тело меня не слушается, я заперта в нём. Я мычу, силясь разомкнуть губы, ничего не выходит. Это наш сосед, он пришёл сделать с нами что-то, сейчас он двинется с места и подойдёт к нам, я не смогу даже пошевелить рукой, а Матвей не проснётся.

Внутри что-то лопается, я подскакиваю на кровати и кричу. Трясу за плечо Матвея, путаюсь в пледе, пытаясь добраться до выключателя. Матвей опережает меня и включает свет. Тяжело дыша, я обвожу взглядом комнату.

Никого.

– Что случилось? Что? – Матвей морщится от яркого света и трёт глаза.

– Он заходил в комнату. Сосед. Он зашёл и стоял здесь, смотрел на нас, – с каждым произнесённым словом я осознаю бредовость произносимого.

– Чего? Сосед? Зачем ему сюда заходить?