Загадаю Тебя
Шрифт:
– Я пять лет за неё играю!
– Мне начхать! Пошла села!
Лена, намеренно игнорировавшая меня весь первый тайм, раздражённо цокает языком и удаляется.
– Антонова, сюда, – подзывает запасного игрока.
Машка с готовностью подрывается со скамейки и радостно чешет к нам.
– ЦУ. Кооперируешься с Мироновой. Дронова, ты тоже. Пас передаём, не надо держать мяч у себя. Мне нужны голы, а их сегодня в состоянии забить только Оля!
– Ладно.
– Марш играть, курицы!
Возвращаемся на свои места.
Пока иду, случайно замечаю на трибуне среди студентов знакомую
Зачем пришёл сюда? Нарочно? Всё ведь сказала ему в тот день по телефону!
Богдан, словно почувствовав, неожиданно перехватывает мой взгляд, и я тут же отворачиваюсь.
Злюсь. Как же злюсь!
Не хочу его видеть и, чёрт возьми, какая досада, что мы с ним учимся в одном универе! Хуже обстоятельств не придумаешь.
Свисток. Игра продолжается, а я вместо того, чтобы настроиться, мысленно возвращаюсь к нашему короткому разговору, состоявшемуся после визита его матери.
– Почему ты молчал? Вообще не собирался говорить об этом?
– Оль…
– Кака считаешь, разве я должна узнавать такое от других людей?
– Нет.
– Тогда почему именно так и происходит, Богдан?
По моему лицу катились слёзы, но, надо отдать себе должное, голос звучал абсолютно ровно.
– Я разберусь со всем этим, Оль.
– Разберёшься?
– Да.
Смотрела в окно на детскую площадку.
Скоро и мой парень будет проводить там время. Не со мной. Со своим ребёнком и его матерью.
– Не о чем нам больше разговаривать. Пожалуйста, не беспокой меня больше.
– Оль…
– Всё, Богдан, занимайся своей беременной невестой. Обо мне забудь.
– С такой лёгкостью расстанешься со мной? Серьёзно?
– Я говорила, что нам не стоило и начинать…
Задёрнула занавеску и отошла от окна.
В груди болело. На губах ощущался привкус соли.
– Ты понимаешь, что это бред полный? Эля действительно беременна, но не от меня. Я в этом уверен.
Эти его слова до невозможного неприятны. Как подло и низко!
– Прощай.
Сбросила вызов. Не медля, занесла его номер в чёрный список и, уткнувшись в подушку, беспомощно зарыдала.
Всегда ведь чувствовала, что ничего у нас с ним не получится. Зачем вообще подпустила к себе?
Бью по мячу со всей дури. Он залетает в ворота соперников, и трибуны мгновенно
оживают.Шум. Гул. Крики.
Так происходит ещё трижды. И вот, к окончанию второго тайма моими стараниями на табло счёт пять-два, но какой-то особой радости и гордости я не испытываю.
– Молодец, Миронова! Какой напор, какая воля к победе! Не знаю, что с тобой происходит, но сегодня ты прям в ударе, – тренер довольно улыбается и хлопает меня по плечу.
По традиции обнимаемся с членами команды. Дальше следует построение, объявление результатов, рукопожатие с соперниками. После всего этого я наконец иду в сторону раздевалок, желая лишь одного: поскорее укрыться от шума и людей.
Долго принимаю душ, стоя под горячими струями воды. Выхожу. Расчёсываюсь. Переодеваюсь на автомате.
Бельё, джинсы, свитер, ботинки.
– Пока, Оль!
Справившись с бунтующими шнурками, поднимаю взгляд.
– Пока.
Провожаю взглядом Машу и Катю. Понимаю, что осталась в раздевалке последней.
Что ж… Вот и наступила желанная тишина. Немного давит, но в целом, это куда лучше, чем то, что происходило час назад.
Поднимаюсь со скамейки. Складываю форму. Забираю спортивную сумку, снимаю с вешалки куртку и выхожу.
В зале пусто.
Ну почти.
Теперь ясно, почему я так медлила. Видимо, интуитивно почуяла, что Он будет ждать меня и пыталась оттянуть момент предстоящей встречи.
Смотрю под ноги.
Просто иди мимо. Просто иди к двери.
– Оля, подожди.
Голос Богдана и его шаги за спиной всё же вынуждают меня остановиться.
Оборачиваюсь, смотрю на него. Отмечаю бледность, усталый взгляд, тёмные круги под глазами.
Тоже плохо спит?
– Ты зачем здесь? – гоню ненужные мысли прочь.
Как говорила бабушка, каждый из нас пожинает то, что посеял.
– Увидеть тебя хотел. Запрещается?
– Увидел?
Не знаю, откуда во мне взялась манера общаться вот так, но ничего не могу с собой поделать. Это просто невозможно контролировать.
– Я скучаю по тебе, Оль, – хочет взять за руку, но я не позволяю.
– Ты целый год прохода мне не давал. Может, достаточно уже? Я всё тебе сказала, Богдан.
По правде говоря, мне очень больно, но разве есть другой выход из сложившейся ситуации?
– Почему всякий раз, когда появляются препятствия, ты даёшь заднюю? – спрашивает раздражённо.
– Ты своего ребёнка называешь препятствием?
Поверить не могу в то, что слышу. Как так можно?
– Это не мой ребёнок, – цедит сквозь зубы.
– Так в этом уверен? – мне становится смешно. – Ты был на той вечеринке в конце сентября. В каком состоянии? Напомнить?
Хмурится. Желваки ходят по лицу.
Спасибо Сене. Подруга разузнала все подробности у Галдина.
– С кем ты говорила?
– Неважно.
– Я был пьян, не отрицаю. Из-за тебя, между прочим, ты в очередной раз прописала мне болты.
– То есть я ещё и виновата в том, что ты и Разумовская…
– Да ничего у меня с ней не было! – перебивает, повышая голос. – Она приходила в спальню, где я находился, лезла целоваться, но у меня в голове была ты. Всегда ты! Я не мог!